ЕЛЕНА. Мамик, всё образуется. Просто у тебя сейчас стресс.
МАТЬ. Какая банальщина, фи!
ЕЛЕНА. Это не банальщина.
МАТЬ. Я не позволяю говорить тебе банальные вещи!
ЕЛЕНА. Я только хочу сказать: потом тебе станет легче. Не стоит затевать этот разговор под горячую руку.
МАТЬ. А о чём ещё говорить?! Больше говорить не о чем! С Витей тебе будет хорошо. Витя отличный малый. Заботлив, любит тебя. Но с меня довольно! Мне давным — давно надо было убраться отсюда! Бросить вас всех! Ещё до того, как этот пакостник учудил то, что он учудил. Кретин! (Пауза.) Вот бабушка моя — молодец: взяла и испарилась. Мы её таки не нашли. Никто понятия не имеет, когда она умерла. Или где. Или как. Вот пример для подражания! Дед не реагировал вообще. Весь сжался, затих, мы ни единого слова не могли от него добиться. Было непонятно: больно ему или он так рассержен?..
ЕЛЕНА ….или счастлив?
МАТЬ. Или счастлив… Быть может, он и в самом деле был счастлив… Вот это похоже на мужика… Никогда не знаешь, что у них на уме. (Подходит к Виктору, ерошит его волосы.)
ВИКТОР. (Как будто самому себе.) Её страшит сама мысль о возрасте. Она доводит себя до паранойи. Никому не позволяет говорить об этом. Часто кричит: «Не смей говорить мне о возрасте! Не смей говорить мне о смерти! Я знать не хочу!» Она хочет слышать только, как она красива, как она молода, как она талантлива! А потом скажет вдруг: «Я пошутила. Шутка. Всё — неправда».
Длительная пауза.
Но она совсем не шутит. Она не шутит.
МАТЬ. (Ни к кому особенно не обращаясь.) Никто меня не жалеет, не понимает… Не знаю, почему. Мне так тяжело! Из-за этого сучьего сына моя жизнь пошла коту под хвост!..
ЕЛЕНА. Мама, хватит так называть папу.
МАТЬ. А что? Как ещё я могу его называть?! Разве приличный мужик совершит такое?! Как он мог?! (Пауза.) Бог мой, все стены были забрызганы кровью! Сучий сын. Сделать так, чтобы, войдя, я наткнулась на всё это?!.. Сучий сын.
ЕЛЕНА. Он тебя любил.
МАТЬ. Да, держи карман шире! Любил! Он сводил меня с ума.
ЕЛЕНА. Он любил тебя, мам.
МАТЬ. Всё решено. Я ухожу.
ЕЛЕНА. Да, мама, иди — подыши свежим воздухом.
МАТЬ. Уже иду. Ухожу.
ЕЛЕНА. Ладно, давай.
МАТЬ. Я не вернусь.
ЕЛЕНА. Ужин в семь.
МАТЬ. У вас ужин в семь. Без меня.
ЕЛЕНА. Виктор не любит ждать.
МАТЬ. Тебе повезло, Лена. С Витей повезло.
ЕЛЕНА. Погуляй, развейся… Проветришься.
МАТЬ. Я пошла.
ЕЛЕНА. Пока, мам!
МАТЬ. Прощай. (Уходит.)
Пауза. Следующие монологи — скрытый диалог. Постановщику следует использовать выразительные средства театра, чтобы его раскрыть.
ЕЛЕНА. В нашей семье никто не отступает. Это наш принцип. Мы никогда не ошибаемся, а если ошибаемся, то не признаём ошибку. Мы всегда встаём с той ноги. Мы готовы к борьбе. Мы не падаем в грязь лицом. Мы — «за» институт семьи и брака. Мы уважаем доктрины Родины. И любим и то, и другое, даже когда от всего этого смердит.
ВИКТОР. Так не может продолжаться вечно. Это выше моих сил. Когда-то обязательно случится… Или рухнет всё вокруг, или сломаюсь я. Я сижу у окна и смотрю на голубое небо и думаю: «И в чём тут сложность! Только посмотри как всё просто и чисто устроено: нежный пух на лазури неба!» Внутри меня начинается дрожь. Колотьба как при высокой температуре. Когда возрастает жар. Давит вес. И даже воздух глотаешь с болью. И ты чувствуешь вдруг, что всё это: боль, давление, гнев — сгущается в твоей голове, как нарыв…
ЕЛЕНА. Что за чушь?! Он неискренен. Я этого просто не выношу! Когда утешаешь кого-то и при этом не способен на искренность — грош тебе цена! Что может быть проще? Естественней? Ты видишь — человеку больно или тяжело, и ты ему помогаешь! Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. Всего лишь запастить терпением. И иметь капельку нежности… Мой отец обладал нежностью в избытке. Он просто расточал любовь. Он любил мою маму. И она любила его очень. Я обожала любоваться ими! Какая была пара! Они великолепно танцевали. Между ними летали искры, я правда их видела! Когда я была маленькой девочкой, временами я растворялась в их обоюдной любви. Во всём: как они двигались вдвоём, как щебетали, шалили — видно было, что, кроме них, никого не существовало. Это была любовь. Настоящая любовь между мужчиной и женщиной. Я это знала, ещё будучи ребёнком. Я знала, что это любовь, до того, как познала любовь сама.
ВИКТОР. Я мучительно спрашиваю себя: в чём разница между фантазией и ложью? Почему мы не можем быть уверены в том, что есть? И дать этому сущему имя?
ЕЛЕНА. Я люблю своего мужа, я любящая жена. (Внимательно прислушивается к далёкому звуку, слышному ей одной.) Бывает: не хочу, чтобы он до меня дотрагивался. Невыносимо, и всё. Не знаю, почему. Меня это тоже удивляет. Но я ни за что в этом не признаюсь. Он никогда этого от меня не услышит. Никогда.
ВИКТОР. Она боится, но — чего? Не понимаю. Но попробуй ей хоть намекнуть об этом! Ей ни о чём нельзя говорить.
ЕЛЕНА. Какими они были на пляже! Мои мама и папа! Я никогда не видела ничего подобного! Самая счастливая и самая красивая пара, какую только можно себе вообразить! Все смотрели на них, и в этом не было ничего такого… Не то, что люди невежливо разглядывали моих родителей — они просто наслаждались созерцанием этой пары. «Загляденье, да и только», — вот что думали окружающие о моих родителях. Я так ими гордилась, и хотела быть похожей на них, когда вырасту!.. И мне было безразлично, что они почти не обращали на меня внимания. Я знала: когда у меня будет муж, мы с ним будем любить друг друга так же, как мои мама и папа — и это будет мне наградой!
ВИКТОР. У меня здесь не будет возможности высказаться. Ясно, как день. Всегда есть лицо, смазанное на фотографии. Здесь это я. Есть голоса, что тонут в общем хоре. Ничего не попишешь. Правда, можно кричать громче, но недолго. Решение на одну минуту. А я говорю о сути. Я говорю о том, что привлекает внимание естественно. И о том, что не привлекает. Есть темы, о которых мы не хотим говорить, но говорим, поскольку в них есть то, что требует нашего внимания. Как, например, пошлая песня. Засядет в голову, и хоть ты тресни! Ненавидишь её, прочь гонишь — а всё равно продолжаешь петь. Объясни это!.. Не объяснишь. Мне не высказаться здесь. Я понял это заранее. То, что важно мне — произнесено не будет.
ЕЛЕНА. Он одержим смертью. Старостью. Меня это бесит. Ты старый, если думаешь: «Я — старый». Нет такого понятия, как старость. В том случае, когда ты не хочешь. Что есть старость? Цинизм. Лень. Скука. Скучающие ленивые циники — вот старость и в пятнадцать лет. При чём тут возраст? Я молода. Я красива. Смотрите на меня! Я слежу за собой. Почему я должна носиться с его страхами? Я взяла за правило думать так: нет страха — нет смерти. Это очень просто. Всё — здесь. (Стучит по голове.)
ВИКТОР. Ничто не сравниться с её любованием перед зеркалом! Она вся в мать. Мы проходим мимо витрины, я говорю важные вещи. А она любуется своим отражением! И всё! Мои слова выброшены на ветер. Она проделывает это с любой отражающей поверхностью, даже с припаркованным у тротуара автомобилем! Бесполезно возвращаться к прерванному таким образом разговору — она не вспомнит даже, что ты вообще говорил! Она одержима своими волосами — их цветом, длиной… Тонкие ли? прямые ли? жирные? сухие? Пора их мыть или пока рановато? Быть может, их покрасить? А, может быть, постричь? Завить мелким бесом или сделать химию? Забрать их наверх или опустить на плечи? Её любимые фразы: «По — моему, мои волосы растут. По — моему, они стали длиннее. Заметил? Как думаешь, они отрасли?» Я говорю: «Да.» Я всегда ей говорю: «Да». Я говорю ей: «Да, Леночек, именно сегодня твои волосы стали длиннее. Они в самом деле отрасли.» И тогда на короткое время она успокаивается, чувствует себя гораздо лучше.
