Джо Алекс покачал головой.
— Нет, дорогой мой, Стивен Винси убит во время антракта.
Паркер с отчаянием посмотрел на него.
— Но никто же не мог его убить!
— Как же нет! Разумеется мог, раз убил.
— Это я понимаю, но если никто из этих людей не мог его убить, то…
Алекс усмехнулся.
— Бен, ты забываешь об убийце «Б». Я говорил тебе, что часть улик указывает на убийцу «А», а часть — на убийцу «Б». Убийцей «А» был Дарси. В конце концов, я же не мог предполагать, что невинный человек ни с того, ни с сего берется за такую безумно сложную задачу. Его действия затемняли картину и заслоняли обзор, ибо убийце «Б», например, не требовалась эта чертова маска, и он не в состоянии был сыграть за Винси, а убить мог только в антракте, то есть убийство должно было обнаружиться до начала второго действия. Дарси невольно создал алиби всем, кто мог убить Винси в антракте, хотя его заботило только алиби Эвы Фарадей. Теперь, когда Дарси мы уже не рассматриваем как возможного убийцу и проблема маски, а также посмертной игры Винси выяснилась, убийца «Б» остался один на поле сражения. Алиби всего персонала только резче обозначает его как черную кляксу на белом листе бумаги. Теперь убийцей может оказаться только он.
— А кто это? — спросил Паркер и нагнулся, чтобы расслышать получше, словно в этом театре слова могли исчезать или превращаться в другие.
Алекс сказал ему, кто это.
— О господи боже мой! — прошептал Паркер. — Как же я мог этого не заметить!
— Простая психологическая истина… — пробормотал Джо Алекс. — Банальное труднее заметить.
— Подожди меня здесь… — Паркер бросился к дверям.
— Хорошо, — кивнул Алекс. Когда двери за инспектором закрылись, он минуту сидел неподвижно, потом закурил еще одну сигарету, после чего быстро встал и пошел в вахтерскую, где сидел заспанный полицейский. Алекс попросил его на минуту выйти, набрал номер и сказал несколько слов… потом еще несколько… и положил трубку. Вернулся в комнату и стал медленно ходить взад-вперед, насвистывая какую-то простенькую сентиментальную мелодию. Потом остановился, вынул из корзины розу и понюхал. Наконец двери отворились. На пороге стоял Паркер. Медленно вошел и тяжело опустился на стул.
— Он мертв… — сказал Паркер. — Покончил с собой за минуту до нашего приезда… Оставил записку семье, в которой ни словом не упоминает обо всем этом…
— Думаю, что он поступил весьма разумно… — пробормотал Алекс.
Инспектор пристально посмотрел на него…
— Полицейский, который дежурит в комнате вахтера, доложил мне, что ты звонил кому-то в городе…
— Вот как?.. У меня вроде бы могут быть еще и свои личные дела, разве нет? — Алекс серьезно взглянул на Паркера. В руке он машинально вертел красный бутон розы на длинном прямом стебле.
— Разумеется… — Инспектор опустил глаза. — Конечно… Но послушай, Джо… Ведь я обязан…
— Мы все, как порядочные люди, — перебил его Алекс, — обязаны добиваться того, чтобы преступление не осталось безнаказанным. Да. Но важно также, чтобы закон не причинял вреда порядочным людям только потому, что… что он закон. — Алекс поднес цветок к носу и опять понюхал. Потом улыбнулся. — Предупреждаю тебя, что если ты в своем благородном стремлении соблюсти букву закона, а не его смысл, который я чту не меньше твоего, надумаешь меня в чем-нибудь обвинить, то я сумею защититься.
— Ну, перестань, — махнул рукой инспектор. — Ничего не поделаешь. Свершилось. Сегодняшней ночью умерло двое: убийца и жертва. Круг замкнулся.
— И не будем его разрывать… — кивнул Алекс. — Большое тебе спасибо, Бен. Сэр Томас Додд был прав, когда сказал, что ты истинный джентльмен.
— Чепуха! — Паркер покраснел. — Если бы убийца был жив, то его уже посадили бы в камеру, независимо от того, что́ я о нем думаю!
— Да. Но это входит в твои служебные обязанности. Отпустить убийцу на свободу, исходя из собственного субъективного отношения к делу, было бы гнусностью, и этого ты бы не сделал. Но в нынешней ситуации, когда одна смерть оплатила другую, у тебя был выбор. И я рад, что ты избрал то, что тебе диктовали рассудок и совесть, а не сухие предписания.
— Все это ерунда! — опять махнул рукой Паркер. — Хватит об этом. — И быстро, чтобы перевести разговор, добавил: — Но как ты, черт бы тебя взял, разгадал эту задачку? Никак этого не уразумею. Конечно, правда была не так уж глубоко спрятана. Она лежала на поверхности, это точно. Немного стыдно, но у меня ни разу не мелькнула мысль об этой возможности. Внимание от нее отвлекали бесконечные сбивающие с толку факты и запутанные обстоятельства.
— Вот именно. Поэтому я и не смог сообразить раньше. Когда я понял, что Анжелика Додд не убивала Винси, а я с самого начала, как ты знаешь, был в этом убежден, мне осталась альтернатива: убийца «А» и убийца «Б». Убийцей «А» был тот, кто взял маску, а убийцей «Б» — тот, кто взял письма.
— Но ведь это мог быть один и тот же человек?
— Нет. Если наш преступник не маньяк, а способ совершения преступления свидетельствовал скорее о «нормальном» убийстве, то следовало проверять его поступки логикой. Маску мог взять только Дарси, так как он один соответствовал всем требованиям, необходимым для того, чтобы заменить Винси на сцене. Но просто невероятно, чтобы после убийства Винси он забрал бы письма, которые тот принес, чтобы обменять на драгоценности миссис Додд.
— Почему?
— Потому что: 1. он не мог знать их ценности, 2. не мог знать их содержания, 3. не знал, что Винси принесет их с собой в этот вечер, 4. вообще не знал об их существовании, 5. не успел бы прочесть их после убийства, 6. а если бы успел, письма Анжелики Кроуфорд двадцатилетней давности ничего бы ему не сказали. Значит: он не брал их с собой на сцену, позже он тоже не мог их взять, потому что больше не мог входить в уборную Винси. Из этого следует: убийца «А» взял маску, но не письма. Тем временем убийца «Б», взявший письма, не стал бы брать маску. В роли убийцы «Б» могли выступить только два человека: сэр Томас Додд и миссис Додд, поскольку только они знали о существовании писем и о том, что Винси принесет их с собой. Лишь для них эти письма были бесценны. Однако:
а) У сэра Томаса алиби с 9.20 и даже с 9.10. Хотя у него была машина, все же после убийства Винси ему потребовалось бы минут десять, чтобы доехать до доктора Эмстронга. Но сэру Томасу, будь он убийцей «Б», пришлось бы воспользоваться услугами Дарси, который должен был, в свою очередь, забрать маску, сыграть за Винси и таким образом обеспечить сэру Томасу алиби. Это было совсем странно и в первый момент казалось наименее правдоподобным.
б) Миссис Додд была в театре в 10.15 и могла забрать письма. Однако она сказала нам, что не нашла их. У нее не было причины лгать. Она была жертвой шантажа, письма были написаны ее рукой, поэтому, если бы она сказала, что нашла их, отвезла домой и там сожгла, никто бы из нас и глазом не моргнул. Ей можно верить еще и потому, что, говоря правду, она отводила подозрения от всех, кроме собственного мужа. А это совсем не входило в ее намерения. И я ей поверил.
И тогда мне осталось только двое убийц: убийца «А» — Дарси, который мог взять маску, но должен был оставить письма (кто тогда их взял?), и убийца «Б» — сэр Томас Додд — единственный, кроме миссис Додд, человек, который взял бы письма, но не маску. И вообще сэр Томас Додд мог убить Винси только при условии, что после того, как он его убьет и заберет письма, явится Дарси, возьмет маску и сыграет роль Старика, заперев перед этим Винси на этот чертов ключ.
Ситуация складывалась нелепая: Додд мог взять письма только в том случае, если бы Винси убил режиссер. Но тогда ему надо было бы проникнуть через запертую дверь, ключ от которой Дарси взял с собой на сцену. А вот если Додд убил Винси и взял письма, тогда выходит, Дарси, ни в чем не повинный человек, берет маску и играет роль Старика вместо покойного!
Это казалось просто фантастикой. И прибавлялось все больше доказательств, я их уже перечислил, что Дарси — не убийца. Однако, если он не убивал и не играл после антракта, тогда и сэр Томас Додд не мог убить. Кто тогда взял маску и письма? — Алекс замолчал и рассмеялся своим невеселым, грубоватым смехом. — Потом, когда мы выяснили, что после спектакля в уборную никто не входил, кроме миссис Додд, а в антракте у него побывало только двое, Дарси и посыльный с цветами, все стало ясно.
