Находящийся в коридоре Макс ничего этого не видит. Посыльный возвращается в гостиную, вслед за ним входит Макс и закрывает за собой дверь.
Сондерс (в трубку.) Джулия, не буду терять ни секунды! Потерпи немного… Нет, он в прекрасной форме… Джулия, в прекраснейшей!.. Да!
Пока он разговаривает с Джулией, подает знак Посыльному, чтобы тот подошел к нему. Дает ему чаевые.
Посыльный (глядя на мелочь). Да он издевается.
Сондерс. ВОН! НЕМЕДЛЕННО!
Посыльный. Как трогательно.
Сондерс (в трубку). Извини, Джулия. У нас тут посыльный, настоящий грубиян, да к тому же безмозглый.
Посыльный. А это уже оскорбление.
Сондерс (в трубку). Позже поговорим. (Кладет трубку.) По — моему, вы должны извиниться перед синьорой.
Посыльный. Вы так считаете?
Сондерс. Да, я так считаю.
Посыльный. Замечательно. (Марии.) Mia signora mi dispiace. Non volevo disturbaria. Se l’ho offesa chedo scusa, chiedo scusa. [Уважаемая госпожа, извините меня. Я совсем не хотел побеспокоить вас. Если я вас обидел, искренне прошу прощения.]
Мария. Non e niente, l’assicuro. [Вы меня ничуть не обидели, уверяю вас.]
Посыльный. Grazie, la saluto.
Мария. Ciao.
Посыльный бросает взгляд на Сондерса, затем выходит в коридор, закрывая за собой дверь.
Сондерс. Вот такое теперь обслуживание, деваться некуда.
В это время из ванной появляется Тито с вазой в руках, вид у него озадаченный. Ставит ее на бюро и делает глубокий вдох, чтобы прийти в норму. Самочувствие у него явно неважное. Тихонько, чтобы не услышала Мария, открывает ее сумочку и достает пузырек с таблетками. Высыпает две таблетки на ладонь и глотает их, пузырек кладет обратно.
Макс. Надеюсь, господин Мерелли пришел в себя.
Мария. Пф! Груди его интересуют, больше ничего. Но счета-то он оплачивает, так что мое дело сторона.
Сондерс. Но эта склонность не влияет на его голос, я надеюсь. Он сможет петь в будущем?
Мария. В вашей опере женщины поют?
Сондерс. Женщины? Ну конечно.
Мария. И сколько их?
Сондерс. Сейчас, минуточку… Дездемона, Эмилия, хор. Всего четырнадцать.
Мария. Он своего шанса не упустит, уж поверьте. И знаете почему? А? Потому что у него… (ощупывает себя)… э-э-э… выскочило из головы. Слово, начинается на букву «ч».
Сондерс. «Ч»?
Макс. Честь?
Сондерс. Честолюбие?
Мария. Это у всех мужчин присутствует. Сначала его мало, потом становится много. И тут начинаются неприятности.
Сондерс. Чванство?
Макс. Чревоугодие?
Сондерс. Член?
Макс. Чуткость?
Мария. Чувство! Перерастающее в страсть чувство!
В гостиную входит Тито.
Макс. О, господин Мерелли.
Сондерс. Как вы?
Тито. Я? В лучшем виде. Perfetto.
Мария (насмешливым тоном). Ого — го!
Тито. Все о’кей — докей. Чувствую себя, как новенькая стодолларовая бумажка.
Мария. Да вы посмотрите на него! Краше в гроб кладут!
Тито. Чувствую себя превосходно.
Мария. Врешь ты все!
Тито. Заткнись!
Мария. Пф!
В это время Мегги осторожно выходит из стенного шкафа и оглядывается. Путь свободен и с нее хватило. Она уходит. Быстро направляется к ведущей в коридор двери, но она оказывается запертой. Вся напрягшись, пытается открыть ее, но все бесполезно.
Тито. Желудок что-то не очень. Но это чепуха. Все хорошо у меня. А через пять минут будет еще лучше.
Сондерс. Лучше?
Мария. А, кстати. Надо таблетки принять. (Она встает.)
Тито (в привычной манере). Не буду я их принимать.
Мария. Будешь, как миленький!
Тито. Не буду!! (Максу и Сондерсу.) Я певец. Ясно? Мое тело — это мой инструмент. Оно свято. Как у спортсмена.
Мария. Свято — свято, все равно в могилу закопают. (Подходит к двери и собирается открыть ее. Мегги застывает на месте.)
Тито. Ни за что!! Я — Мерелли! И Мерелли говорит нет!
Мария. Что такое? У тебя там девчонка, что ли?
Тито. Ну да. Само собой. Девчонка. На самом деле даже две. И обе голые. (Мегги слышит все это. Оглядывается.) Иди! Смотри!
Мария. Придет день, и ты проснешься в своей постели не тенором, а сопрано.
В это время Мегги в панике буквально лезет на стенку, пытаясь открыть дверь.
Тито (Максу). Ревность. Скажете, нет? Ревность! Это ужасно.
Мария (вступая в перепалку). Он меня до инфаркта доведет.
Тито (не уступая). Она же сумасшедшая.
Мария (в том же духе). Дурак дураком. Пустая голова.
Тито (не уступая). Ревность, сплошная, сплошная ревность –
Мария. ЗАТКНИСЬ!
Тито. САМА ЗАТКНИСЬ!!
Мария с шумом открывает дверь… Мегги едва успевает спрятаться в стенном шкафу. Мария успокаивается, затем укладывается на кровать и листает журнал «Вог».
Сондерс. Ну и дела.
Макс. Ну и дела.
Тито. Прошу прощения за свою жену. Такой уж у нее характер. У нее слишком большие… большие… — Выскочило из головы. На букву «г» начинается.
Макс. «Г»?
Сондерс. Губы?
Макс. Груди?
Тито. Эмоции. Слишком много эмоций. Она меня ужасно любит.
Сондерс. Ну конечно.
Макс. Ясно как день.
Сондерс. Так… эээ, не хотелось бы лишний раз напоминать, но нам действительно пора ехать.
Тито. Ну конечно. Спасибо за все. До вечера.
Сондерс. Нет — нет. Вы мне не поняли. Я имею в виду, мы все вместе поедем. На репетицию.
Тито. И я тоже?
Сондерс. Ну а как же.
Тито задумывается.
Тито. Нет. Не получится. Честно говоря, я что-то неважно себя чувствую.
Сондерс. Неважно?
Тито. Да.
Сондерс. А в чем дело?
Тито. Подташнивает. Ем слишком много, по глупости.
Сондерс. Синьор Мерелли. Похоже, вы меня не понимаете. Дело в том, что в театре нас ждут люди. Сто человек. Cento persona. И они все ждут вас.
Тито. Ха, ну приеду я, начну петь, и меня начнет рвать прямо на головы оркестрантов.
Сондерс. Что вы говорите…
Тито. Вот вам крест.
Сондерс. Мистер Мерелли, у вас контракт!
Тито. У меня газы.
Сондерс. О, господи.
Тито. А, не переживайте. Вечером приеду в театр. Я же Мерелли. Представление не отменяется.
Сондерс. Вы же не знаете ничего о самой постановке! О темпах!
Тито. Я пел партию «Отелло» пятьдесят раз. Подумаешь.
Сондерс. А как насчет костюма?
Тито. У меня свой, в чемодане. Хотите взглянуть? Вообще-то у меня два костюма. На всякий случай.
Сондерс. Но так не положено.
Тито. Я пою в своем костюме в венской Staatsoper и «Ковент Гардене». Что, для Кливленда не подойдут?
