ХРОНИСТ: Представьтесь, пожалуйста.
ДЖУЛИАНА: Джулиана Босси.
ХРОНИСТ: Стало быть, синьор Босси доводится вашему брату шурином?
ДЖУЛИАНА: Да, именно так.
ХРОНИСТ: Вы находились в магазине, когда произошла эта история?
ДЖУЛИАНА: Нет, в это время я всегдбываю дома.
ХРОНИСТ: Вам повезло.
ДЖУЛИАНА: Мне позвонили и сказали о том, что случилось с моим братом, и я тут же примчалась сюда.
ХРОНИСТ: (Смещает микрофон в сторону Туллио) Разрешите побеспокоить вас, синьор Туллио; вчера вечером я взял интервью также у вашего шурина; о неудавшемся нападении на ваш магазин и бегстве бандитов, я знаю все. Была страшная суматоха, но я узнал от других, что вашему ювелирному магазину всего лишь каких-нибудь десять лет. Это правда?
ТУЛЛИО: Говоря по правде, нет. Вот уже десять лет как, после смерти отца, по его желанию, ювелирный магазин является моей собственностью.
ХРОНИКЕР: А как же ваша сестра, ей ничего не досталось в наследство?
ТУЛЛИО: Наш отец был человеком старых правил. В свое время и его отец, мой дедушка, поступил аналогичным образом, оставив магазин моему отцу.
ХРОНИСТ: Интересно. Эта история заслуживает того, чтобы остановить на ней внимание.
ТУЛЛИО: Джулиана была оставлена на мое попечительство, и, когда она вышла замуж, я переписал на нее половину магазина. Таково было завещание моего отца. В подобном завещании не было нужды, потому что я все равно поступил бы только таким образом.
ХРОНИСТ: Я понял. (Ехидно). И ваша сестра сразу же нашла себе мужа?
ТУЛЛИО: Сразу, или потом, но нашла. Вы поинтересовались историей магазина, вот об этом мы и должны с вами говорить. Мой шурин в то время работал служащим в другом ювелирном магазине.
ХРОНИСТ: Вот и прояснилась история вашей фирмы. Стало быть, вы оба являетесь экспертами по ювелирным изделиям.
ТУЛЛИО: Безусловно, но у моего шурина нет опыта работы ювелирным мастером. В нашей семье, начиная с дедушки, а, может быть, и с прадедушки, о последнем не могу говорить с уверенностью, все, без исключения, кто в большей, а, кто в меньшей степени, были посвящены в это ремесло. Мы создавали себе имя можно сказать с нуля.
Мой отец унаследовал от своего отца небольшой магазин, который затем сумел расширить, одновременно утвердив за собой славу ювелира высочайшего класса. Фортуна улыбнулась моему отцу в конце войны, в 43-44-х годах. Бомбардировки тогда становились с каждым днем все более интенсивными, генерируя страх и ужас, в особенности, среди богатых. Вы знаете, богатые люди всегда боятся смерти, но надежда остаться в живых никогда не покидает их. Богатые покупали все без разбора: изумруды, рубины, бриллианты. Не обращая внимания на качество: на ура шел любой камень и по любой цене. Были те, кто продавал, и, кто покупал. В это время под руководством ювелиров, объединивших свои финансовые ресурсы, и, абсолютно игнорировавших имевшие место бомбардировки, сформировалась широкая торговая сеть, для совершения операций по купле и продаже ювелирных изделий. Об этом мы узнали в семье из разговоров отца.
ЖУРНАЛИСТ: Разумеется, поскольку последняя война уже принадлежит другой эпохе.
ТУЛЛИО: Здесь вы абсолютно правы.
ХРОНИСТ: Извините, синьор Туллио, еще один вопрос, после чего я вас оставлю в покое; когда вчера вечером вы принялись стрелять, у вас не проскочила в голове мысль, хотя бы на мгновенье, что такой оборот событий может привести к непредсказуемым, трагическим последствиям? Об этом вчера вечером говорили все, кто собрался возле магазина, в особенности, ваш шурин: он был буквально вне себя и кричал, что есть сил: «Он самый настоящий сумасшедший! Сумасшедший! Нас всех они могли перестрелять, как куропаток! Еще неизвестно, чем все это кончится для него!» Я старался успокоить его, но обуянный страхом, это было видно по его глазам, которые буквально выходили из орбит, он не хотел воспринимать никаких доводов. Более того, он сделал несколько заявлений.
ТУЛЛИО: Да?
ДЖУЛИАНА: Разве ты не знаешь, каким он делается, когда раздражен.
ХРОНИСТ: Нет, синьора, дело не в раздраженности. Его всего так и трясло от страха. Даже голос и тот у него дрожал. Если, хотите, я могу дать вам его послушать.
ТУЛЛИО: Послушаем, послушаем.
ДЖУЛИАНА: Не надо, Туллио, прошу тебя.
ТУЛЛИО: Ладно, не будем.
ХРОНИСТ: Я ухожу, синьор Туллио. Благодарю вас за то, что вы меня приняли. Счастливо и спасибо. (Выходит из палаты).
ДЖУЛИАНА: Извини меня, я выйду купить что-нибудь здесь поблизости и тут же вернусь.
ТУЛЛИО: Хорошо, до скорого. (Джулиана выходит из палаты и через небольшую паузу раздается стук в дверь). Войдите.
ПАОЛА: (Входит робко, улыбаясь) Я вас не побеспокоила?
ТУЛЛИО: Как только вы могли такое подумать! Проходите и присаживайтесь!
ПАОЛА: Какая хорошая палата, светлая. Вам, должно быть, здесь хорошо.
ТУЛЛИО: Да, она приятная. Вы синьорина Паола…
ПАОЛА: Бельтрами. Рана все еще вас беспокоит?
ТУЛЛИО: Немного, но я уже чувствую себя хорошо и спокоен.
ПАОЛА: Я это вижу, в вашем лице нет напряжения, вы даже кажетесь довольным… Я хотела бы побыть немного в вашей компании. Все газеты пишут только о вас. (Кладет на стул газеты, которые она принесла с собой, после чего протягивает Туллио один цветок, который тот принимает с благодарностью). Я учусь, но сегодня, после того, что произошло, я не смогла пойти в школу, и таким образом я пришла сюда. Пешком…
Совершив хороший бросок! Сейчас весна и светит солнце. Я шагала и думала о том, что случилось вчера вечером, и мне казалось, что всем нам удалось избежать самой настоящей катастрофы. Прохожие не замечали моих мыслей и спокойно вышагивали по тротуарам… а я смотрела на них, как на людей, вернувшихся с того света. (Начинает рыдать). Может, для вас это было не так ужасно…
ТУЛЛИО: Нет, это было ужасно и для меня. Я тоже потрясен, но, ради бога, не плачьте…
ПАОЛА: Не могу спокойно вспоминать те ужасные минуты… пистолет, приставленный к спине, затем дрожь в руках того парня, воришки… и ужасный страх, что он выстрелит… эта дрожь передавалась всему моему телу. Все было обострено до предела, но жизнь мне казалась такой милой и бесценной. А я была такой беспомощной…
ТУЛЛИО: Теперь все это в прошлом. Жизнь продолжается, не надо больше отчаиваться.
ПАОЛА: Но все могло кончиться гораздо хуже. Он мог выстрелить в вас, в меня, любого из нас.
ТУЛЛИО: Конечно, все могло случиться.
ПАОЛА: Но вы спасли всех нас, благодаря своему мужеству. Я так счастлива, что вы остались живы! (Меняет тон голоса и улыбается). А ваш компаньон… Один только бог знает, как он испугался! Стоял как вкопанный, застыв неподвижно, как паук… и был таким бледным, что почти сливался с цветом стены. Казалось, он был озабочен лишь только одним — как бы его невзначай не заметили!
ТУЛЛИО: А теперь, пожалуйста, больше не плачьте (протягивает ей платок). Все уже позади, более того, как только мне разрешат выйти отсюда…
ПАОЛА: (Повеселевшая, стряхнувшая с себя накопившееся напряжение). Снаружи я столкнулась с журналистами и с одной синьорой, очень красивой, с пакетом в руке, которая хотела познакомиться с вами от имени какой-то организации, какой именно не помню. Ваш компаньон не позволил ей пройти. Я же, наоборот, прошла, так как не могла больше ждать.
ТУЛЛИО: (тронут особым вниманием Паолы) Вы очень любезны, и я очень растроган вашими словами. Я тоже, о чем только не передумал вчера вечером и сегодня ночью, но сейчас я чувствую себя совсем другим человеком, более спокойным, хотя и более взволнованным. То, что произошло, заставило меня по-новому взглянуть на мечты моей молодости, которые я, к сожалению, оставил, в свое время, даже не попытавшись реализовать их. Теперь, мне кажется, что я в состоянии сделать все на свете. У меня больше опыта и меня не смогут остановить никакие препятствия. Это, когда ты молод, то зависишь от всего.
