МАРИЯ РОЗАРИЯ. Откуда я знаю?
АМЕДЕО (вне себя). Вчера вечером я нарочно оставил свою порцию, чтобы съесть сегодня утром… (С подозрением смотрит в сторону каморки Дженнаро.) Кто же их съел? Папа, вы съели?
ДЖЕННАРО. А разве это были не мои?
АМЕДЕО (в отчаянии). Я сказал, что уйду из этого дома! Да-да… с такой еды ноги протянуть можно! (К Дженнаро.) Вы ведь съели вчера вечером свою порцию?!
ДЖЕННАРО (тоном убежденного в своей правоте человека). Чего ты от меня хочешь? Я не помню. Моя… твоя… Каждый устраивается, как может!
АМЕДЕО. Я не понимаю… вы что, ночью тоже едите? Вы специально для этого просыпаетесь?
ДЖЕННАРО (раздраженно). Какой ты, парень, надоедливый! Сколько лет ты собираешься прожить? Я просыпаюсь специально! Ты бы посмотрел, с каким удовольствием проснулся я этой ночью… Разве ты не слышал тревоги? Два с половиной часа в убежище просидел. Вернулся домой, весь продрог… Я заснуть не мог из-за того, что у меня сосало под ложечкой… И я вспомнил, что там осталось немного макарон: откуда я знал, чьи они? У меня тоже такие были!
АМЕДЕО. Тоже такие! Мне вот сейчас на работу. Что, я теперь голодный должен идти? (В бешенстве.) Я не хочу, чтобы трогали мою еду, черт подери! (Бьет кулаком по столу.) Теперь понятно, кто это делает! Я ведь к чужому не прикасаюсь. Посмотрите, сейчас я все вдребезги разнесу!
Дженнаро поднимает занавеску своей каморки и появляется в рубашке, в незастегнутых штанах с болтающимися подтяжками. Ему лет пятьдесят, лицо худое, истощенное, но ясное, как у честного человека, который, однако, многому научился в нужде и невзгодах…
ДЖЕННАРО. Ну-ну, перестань. Чего ты там разнесешь? Я действительно не помню! А ты уже целый спектакль устраиваешь!
АМЕДЕО. И устрою… Я остался голодный!
ДЖЕННАРО. Макарон-то было вот столечко… (Показывает, сколько было макарон.)
АМЕДЕО. Нет, была полная тарелка! (Делает резкое движение, показывая, что было с верхом.)
В это время Дженнаро берет кусок хлеба и начинает отщипывать от него. Амедео грубо вырывает.
Это мой хлеб!
ДЖЕННАРО (опешив от такой резкости сына). Ну и возьми его себе… Хороша сыновняя любовь!
АМЕДЕО. А вы что, съели мои макароны из отцовской любви? Вот он, весь хлеб! (Показывает кусок хлеба воображаемом у свидетелю.) Видели? Попробуйте-ка с этим кусочком протянуть до полудня!.. (Потом, словно приняв давно обдуманное решение.) Нет, я уйду, уйду из дому. (Направляясь к двери слева, возмущенно.) Тут даже спрятать ничего нельзя… (Уходит.)
ДЖЕННАРО (немного уязвленный). Он прав… Но я действительно не помню… (Возвращается в свою каморку.)
За дверью голоса. Голос Амалии: «Но простите, донна Пеппенелла, разве я вам не говорила?» Голос Пеппенеллы: «Вы очень хорошо сделали!»
Мария Розария уходит в дверь справа. В это время с улицы входит Амалия, за ней следует Пеппенелла. Амалия — женщина лет тридцати восьми, еще красивая. По ее манере говорить, но тону и жестам сразу видно, что у нее решительный характер и она привыкла всеми командовать. Ее одежда весьма проста, ничего лишнего. Только чулки из чистого шелка могут навести па мысль о том, что ей не чуждо тщеславие. У нее. живые, быстрые глаза: все видят и все замечают. Она отдает себе отчет в своих действиях, даже когда ей приходится нарушать общепринятые нормы поведения. Это женщина жадная и непреклонная в том, что касается дел, умеет маскировать свое несогласие с чем-либо любезными словами, давая, однако, понять свое отношение ироническим взглядом. Сейчас она в возбужденном, разгневанном состоянии.
АМАЛИЯ. Она вечно торчала в моем доме… А сколько всякого добра она получила от меня! (С подчеркнутым сарказмом перечисляет оказанные милости.) То свежее яичко… то кусочек вареного мяса… то тарелочку макарон… Господь свидетель, что стоит теперь самая дрянная еда, да еще попробуй ее найти… (Раздраженно, раскаиваясь в своей доброте.) Полтора метра сукна для ее дочери… (Марии Розарии.) Вскипела гуща или нет?
Голос Марии Розарии за дверью: «Только что закипела!»
На, возьми кофе… (Донне Пеппенелле, решительным тоном, чтобы избавиться от нее.) Донна Пеппенелла, потерпите!
ПЕППЕПЕЛЛА (пожилая, бедно одетая женщина. Говорит с покорной угодливостью). Не беспокойтесь, не беспокойтесь. (Не двигается с места.)
АМАЛИЯ (поднимает матрац на двуспальной кровати, достает перевязанный шпагатом пакет и подает его Пеппенелле). Вот здесь полкило муки, как вы просили вчера… С вас сорок лир.
ПЕППЕНЕЛЛА (вытаращив глаза). По восемьдесят лир за кило?.. Подорожала еще на десять лир?
АМАЛИЯ. Хотите, берите, а не хотите — до свидания… Если придет тот «человек»… достану для вас еще… Ведь я делаю вам одолжение и рискую нажить неприятности… Я ведь ничего на этом не зарабатываю, потому что такие дела меня не интересуют…
ДЖЕННАРО (высовывая голову из-за перегородки). Хотел бы я знать, зачем ты лезешь в мошеннические дела?.. Если ей нужна мука, пусть сама ищет… (Пеппенелле.) Что вы, не можете найти?
ПЕППЕНЕЛЛА (с горечью). Да как вам сказать? Мы ее не находим.
ДЖЕННАРО. И приходите за мукой сюда? Что у нас, мельница? Или на наших дверях написано, что здесь макаронная фабрика? (Жене.) А ты все делаешь по — своему. Ты ничего на этом не заработаешь, потому что я не допущу, чтобы в моем доме занимались торговлей…
ПЕППЕНЕЛЛА. А вот у вашей жены доброе сердце… Она услышала, что мне нужно немного муки, и раздобыла для меня… (Достает из ветхой сумочки деньги и, вручая их Амалии, смотрит на нее уничтожающим взглядом.) Вот вам сорок лир.
Дженнаро скрывается за перегородкой.
АМАЛИЯ (принимает вызов и не менее враждебно смотрит на Пеппенеллу). Большое спасибо.
ПЕППЕНЕЛЛА (закрывает сумку и говорит как бы между прочим). Если вам попадется немного фасоли…
АМАЛИЯ (резко и зло). Ну нет, дорогая донна Пеппенелла!.. (Затем, вспомнив о необходимости быть дипломатичной, смягчается.) Тот же самый «человек», который достал муку, обещал нам пару кило фасоли и не принес…. Если принесет…
ПЕППЕНЕЛЛА (покорно). Имейте меня в виду…
АМАЛИЯ. Да, но если будет… то, конечно, с надбавкой!
ПЕППЕНЕЛЛА (вздохнув). Что поделаешь, возьму и с надбавкой! (Продолжая пронизывать взглядом собеседницу.) Всего хорошего!
АМАЛИЯ (раздраженная скрытой угрозой, засучивает правый рукав). II вам того же!
ПЕППЕНЕЛЛА (идет к выходу). Будьте здоровы, дон Дженнаро.
ДЖЕННАРО (из своей каморки, сухо). Не извольте больше приходить!
ПЕППЕНЕЛЛА (уходя, с горечью бормочет). Вы, конечно, правы….
Входит Мария Розария.
МАРИЯ РОЗАРИЯ (останавливается у порога). Кофе…
АМАЛИЯ (поднимает матрац, достает пакет молотого кофе и дает его дочери). Вот, возьми.
Мария Розария собирается уйти, но мать зовет ее.
Поди сюда… В другой раз…
Мария Розария приближается.
(грубо)… по вечерам не опаздывай! (Молниеносно дает ей пощечину, резко поворачивается и берется за свои дела.)
МАРИЯ РОЗАРИЯ (держась за щеку рукой; она не очень удивлена этим, видимо, обычным происшествием, отвечает решительным и сердитым тоном). Я ходила с двумя подругами в кино «Рома».
АМАЛИЯ (тоном, не допускающим возражений, но без драматизма). Нечего было ходить. (Разговаривает как бы сама с собой.) Кругом затемнение, а ты возвращаешься ночью четверть второго… Что скажут соседи? Вчера вечером я промолчала, потому что было поздно… Веди себя как подобает, не то я с тебя шкуру спущу! Иди готовь кофе, скоро начнут приходить клиенты…
