Официально база считалась второстепенным объектом. Изобиловавшие здесь объемные вулканические пустоты как нельзя лучше подходили для размещения запасов продовольствия, оборудования и снаряжения на случай войны или стихийных бедствий. Лучшего места для такого рода базы нельзя было представить. Остров лежал в стороне от морских путей. Кроме того, окружающие его атоллы, а они входили в одну из систем подводных хребтов и островных дуг, вели себя настолько активно, что по крайней мере раз в два года сводили на нет работу составителей лоций. Этих мест избегали. Даже браконьеры, несмотря на изобилие здешних вод морепродуктами, старались сюда не соваться из опасения напороться на камни. И еще одно немаловажное обстоятельство способствовало сохранению тайны. Подтвердить или опровергнуть специализацию базы не нарушая международных отношений не представлялось возможным. Остров хоть и считался необитаемым, но входил в состав Подопечной Территории Сводного Тихоокеанского Базиса (ПОДТЕСТИБ) с надлежащими ему правами владения примыкающим водным, подводным и воздушным пространством, и, несмотря на то, что был сдан в бессрочную аренду, официально подчинялся правительству конфедеративного Союза. Что же касается наблюдений извне, то атолл Бикини так в свое время засветил эту часть Океании, что радиация в сорок, шестьдесят и даже сто микрорентген считалась здесь нормой, а при таком фоне надежно упрятанные ядерные устройства не выделялись.

Тропическая ночь.

Мерный рокот волн.

Мириады звезд, так уютно мерцающих в невидимых атмосферных токах.

Первозданная природа. Тишина… Но вот в звездном узоре что-то изменилось. Качнулся Южный Треугольник. Всплеснулась Золотая Рыба. Подернулись вуалью Магеллановы Облака. Со стороны Канопуса наметилось движение. Легкий штрих, подобный метеорному следу со светящейся на конце точкой. Постепенно точка превратилась в каплю… капля в сферу с отростком, которая в считанные секунды достигла размера теннисного мяча и зависла в зените. Расстояние до новоявленного объекта определению не поддавалось. После непродолжительной паузы из отростка выдвинулся, именно выдвинулся, а не вспыхнул зигзагообразно переломленный цвета рубина луч и с нарастающей скоростью по замысловатым траекториям стал обшаривать водную гладь.

Притухли звезды. Посветлело как при полной луне. Море всколыхнулось и, несмотря на штиль, покрылось рябью.

На контакте с лучом, а область соприкосновения с ним чуть ли не вдвое превышала размеры футбольного поля, вода пенилась, взбухала, вздымалась фонтаном, закручивалась в спиральные вихри, после чего, освободившись от воздействия неведомой силы, обрушивалась многотонными потоками, но не вниз, а в стороны, как бы растекаясь по невидимой, наклонной сложно расчлененной поверхности. Пришли в движение воздушные массы. Потянуло озоном, как при грозе. Перспектива смазалась, контуры береговой кромки утратили четкость.

На какой-то миг рисунок созвездий изменился, исказился до неузнаваемости, после чего луч медленно вполз внутрь шара, а сам шар превратился в амебоподобное образование и, мгновенно развив ускорение, с невероятной скоростью заметался по небу. От горизонта к горизонту… с юга на север… с запада на восток… Без какого-либо намека на осмысленность, без малейших признаков сравнения с чем-либо. Вверх-вниз… туда-обратно… В небе рассыпались светящиеся метки, как фрагменты самолетных трасс. Еще больше посветлело.

Тем временем сеть ломаных линий продолжала разрастаться. Траектории движения объекта все больше усложнялись.

Четверть часа беспорядочных метаний — и ксеноморф снова завис. Потом поочередно окрасился цветами радуги, несколько раз качнулся как падающий лист и погас, растворившись в остатках серебристых трассеров…

Эта поездка на базу «Лагус» была у Юджина Вайтайзера третьей. Две предыдущие, тоже связанные с проверкой состояния стратегических средств наземного базирования, оставили в душе самые приятные воспоминания.

За два года остров почти не изменился, разве что поднялся на несколько десятков сантиметров, усложнив и без того замысловатый дендрит береговой линии, и обзавелся на севере полоской пляжа, сложенного из желтого, истертого в крупнозернистый песок туфа.

С Фредом Мирреем, командиром обслуживающего базу подразделения, у него сложились неплохие отношения, хотя тот слыл человеком неординарным, часто проявлял крутой нрав и не очень жаловал инспектирующий состав. Оба считались неплохими специалистами, каждый в своем деле, когда-то принимали участие в боевых действиях и, несмотря на разрыв в возрасте, а Вайтайзер только приближался к сорокалетнему рубежу, занимали в войсковой иерархии примерно равное и достаточно высокое положение. Вместе с тем полковника здесь не любили. Боялись, подстраивались, подчинялись, но не любили. Миррей — бывший командир атомной субмарины, а теперь наместник главнокомандующего на «Лагусе» — остался верен морским традициям и перенес на сушу главные установки подводника: неприметность, скрытность, маскировка. Персонал считал практику палочной дисциплины излишеством и за глаза на чем свет стоит честил его. Ходили слухи, что причиной дурного характера командира стала гибель сына, тоже подводника. Так это или нет, Вайтайзер не знал, поскольку доступа к досье полковника не имел, пересудам не верил, а в открытую спросить не решался. Он тоже не в полной мере разделял взгляды Миррея, справедливо полагая, что сохранить видимость полной необитаемости острова при современном уровне технологий вряд ли представляется возможным. Другое дело ракеты. Понятно, никто и духом не должен знать о том, что хранится в недрах острова.

Еще с утра он был расстроен неожиданно возникшим конфликтом с полковником. На разнарядке перед строем Миррей устроил выволочку сержанту Харту за то, что тот ночью оставил пост. После чего, даже не слушая объяснений провинившегося, упек его на гауптвахту. Вайтайзер попытался вмешаться. Он хотел выслушать сержанта. Но Миррей, будучи вне себя от ярости, оборвал инспектора и велел не вмешиваться в дела вверенного ему подразделения.

Вайтайзеру ничего не оставалось, как отступить. Но на этом он не успокоился. Педант по натуре и верный правилу во всем следовать положениям устава, он под личную ответственность приказал дежурному офицеру доставить Харта для собеседования. Благо, что обстановка к тому располагала. Миррей в сопровождении наряда отбыл вглубь острова. Там размещались шахты. До заката он вряд ли появится на берегу, где на краю леса размещались закамуфлированные под саговую поросль посты первой линии и административный корпус.

Излюбленное место Вайтайзера, когда он не был занят делами — кусочек бермы на откосе пляжа, где под сенью трех сросшихся кронами пальм, даже в ярый зной не было жарко.

Шезлонг. Панама. Шорты. Фрукты. Прохладительные напитки. С одной стороны океан. С другой — склон погасшего вулкана.

Поездка близилась к концу. Непыльная работа. Щадящий режим инспектирования. Это там, где не все ладно, не знаешь, куда деться от головной боли: утечки, протечки, коррозия. Здесь все по-другому. Учение проведено согласно графику. Автоматика в порядке. Состояние стволов, включая давление, режим температуры, состав среды, соответствует норме. Система энергообеспечения пусковых установок активизируется в пределах допуска, гироскопы раскручиваются в рамках отведенного на подготовку времени. Хранилища компонентов топлива исправны. Что еще надо? Остальное не его забота…

Приятно потягиваясь, он осматривал искрящуюся под солнцем водную гладь и не заметил как сзади в сопровождении офицера подошел сержант Харт.

Вайтайзер пригласил Харта к столу.

Пара наводящих вопросов, стакан содовой с оранжем и сержант разговорился.

— Этой ночью я увидел такое, что не приснится даже в самом экзотическом сне.

— Что это было? — потребовал уточнения Вайтайзер.

— В моем сознании настолько все смешалось, что я оставил пост у входа в админсекцию, спустился на берег и до рассвета пробыл там как в оцепенении.