Кроме прочего, Оля была ярой поклонницей таланта Арта. Она видела в нем большого художника и всячески поощряла его занятия живописью. В то время, как большинство их однокурсников после окончания учебы подалось кто куда, главное подальше от безденежной живописи, Оля настояла, чтобы Арт не бросал творчество и продолжал писать. По большому счету, идея с иностранцами тоже принадлежала ей.

Близость случилась между ними лишь однажды. Один особо изощренный гость столицы пожелал, чтобы на картине с изображением храма Василия Блаженного, которую он заказал Арту, обязательно на первом плане присутствовала обнаженная девушка. Ну, Оля и вызвалась позировать. Не на Красной площади, конечно, а дома, на фоне уже написанного храма.

Оля сидела на холодном полу, полностью обнаженная. Ее тело было покрыто мурашками, но они с Артом то и дело прикладывались к бутылке с ромом, который нещадно мешали с колой, и девушке становилось теплее. Арту же выпивка в тот день была нужна для того, чтобы расслабиться — голая Оля была для него далеко не повседневным зрелищем.

Короче, и допились, и дорисовались… Секс получился скомканным и каким-то нелепым, но как показалось Арту, Оля была на седьмом небе от счастья. После, когда они пытались отдышаться, она всем телом прижалась к Арту, обхватив его ножками и обняв, а он не знал как встать и вообще как себя теперь вести. Но она все сделал сама. Поднялась, юркнула в душ, а вернувшись, просто уселась на прежнее место на полу и тихо сказала:

— Я готова.

За все это, да и за многое другое Арт был ей по-настоящему благодарен. Пожалуй, Оля была его действительно лучшим другом.

Арт вышел в коридор и, раскрыв руки для объятий, двинулся на встречу подружке.

— А я вот мимо проходила и решила зайти, — улыбнулась Оля, подставляя Арту щеку для поцелуя. — А заодно и посмотреть, как продвигаются твои дела с высоткой.

Арт был безумно рад, что она пришла. Сейчас это было как раз то, что надо. С Олей можно было отвести душу, поговорить, не волнуясь, что она поймет превратно или поднимет на смех.

Они прошли в его комнату, устроились на диване и он начала неспешно рассказывать ей о столь трудном для него дне. Эмоции улеглись и теперь Арт говорил о случившемся так, словно это было когда-то давно, а то и вовсе этого не было — так, приснилось. А ему и правда начиналось казаться, что это был всего лишь дурной сон. Арт начинал испытывать то обычное для людей чувство, когда реальность, страшная и пугающая, словно покрывается в сознании пеленой тумана, исчезает в дымке, из-за которой намного удобнее, приятнее, и, главное, безопаснее наблюдать за происходящими событиями.

Где-то посередине повествования в комнату вошла мать и принесла поднос с чаем и сладостями. Арт как раз переходил к своим галлюцинациям, о которых он матери ни слова не сказал, чтобы не пугать и не расстраивать ее еще больше. Арт примолк и дождался, пока она выйдет из комнаты. Как только дверь за ней закрылась, он продолжил:

— Представляешь, я стою, и вдруг она появляется на том же самом месте. Стоит и смотрит на меня. Я еще от глюка с рисунком не отошел, а тут такое. Короче, сначала я только ее видел, а потом она со мной заговорила…

— Подошла что ли к тебе? — Уточнила Оля, которая с интересом слушала и почти не перебивала.

— Да нет, — махнул рукой Арт. — Если бы. Так бы я ее хотя бы разглядел. Ну, то есть не ее… Ну, ты поняла в общем. Она со мной на расстоянии заговорила. Я просто в голове ее голос услышал. Так, как будто она совсем рядом стоит и на ухо мне шепчет. Прикинь?

— Прикинула, — улыбнулась Оля и положила руку ему на плечо. — Бедненький ты мой. Это точно от стресса. Мне бабушка рассказывала, что она когда маленькой была, ей соседка рассказала какую-то жуткую историю про то, что мертвые не исчезают навсегда, а превращаются в куколок, которые потом всяческими путями возвращаются в свои родные дома. Кого-то на улицах находят, кого-то в магазине покупают и так далее. Так бабушка моя после этого всех кукол повыкидывала из дома, а потом ей еще с месяц казалось, что куклы на своих прежних местах сидят и чуть ли не по квартире ходят. Так что прав твой Коротков — это все от перенапряжения. Я бы, наверное, вообще от страха сума сошла по полной программе, если бы на моих глазах такое произошло. Ну, ничего. Ты у нас сильный, большой — все выдержишь.

Она поцеловала Арта в щеку и снова отстранилась. Слишком долгой близости девушка себе не позволяла.

Арт лишь промычал что-то невразумительное в ответ. Действительно, он был не из слабаков, хотя и творческая натура. Художников и музыкантов обычно же как представляют? Личностями высоко духовными, что непременно должно присутствовать и в во внешнем облике. То есть какая-нибудь худоба болезненная, волосы всклокоченные, блеск в глазах нездоровый. Но Арт совсем не подходил под этот типаж. Роста в нем было почти метр девяносто. Плечи такие, словно ломик небольшой в них вставлен, Волосы чуть волнистые, всегда хорошо уложенные. К тому же в детстве он не вылезал из спортивных секций, которые умело совмещал с художественной школой, где поднакачал мышцу. Одним словом, к своим двадцати четырем годам он был настоящим красавцем-мужчиной. А если прибавить к этому не самую дурную физиономию, с римским профилем и темно карими глазами, то картина вообще получалась превосходная. Оля, кстати, ни раз подначивала его попозировать ему, но памятуя об опыте с обнаженными телами, Арт больше не рисковал и всячески отговаривался.

— Ладно, давай чай попьем, — предложила Оля. — Утрясется все.

Она взяла чашку, а вторую подвинула к Арту, чтобы ему было удобнее ее подхватить.

— Да, кстати, — внезапно встрепенулась она. — Совсем забыла сказать! У Петьки завтра день рождения. Он на дачу всех приглашает. Поедем?

— У Петьки? У Роева что ли?

— Да какого Роева, дурачок! — Оля театрально махнула на него изящной ручкой. — Строкова!

— Правда что ли? — Настроение у Арта резко улучшилось. Петька Строков был не то чтобы его близким другом, но неплохим товарищем. Виделись они редко, но, как говорится, метко. Петька был заводилой их курса. Если что интересное и намечалось, то все знали — без Строкова здесь не обошлось. — А он меня не звал…

— Звал, — заверила его Оля. — Он мне вчера звонил и просил, чтобы я прихватила с собой своего Ван Гога.

Она рассмеялась и счастливыми глазами посмотрела на Арта.

— Ну? Едем?

— Конечно!

— Вот и здорово. Ладно, Артёмушка, мне пора. Провожать не надо — сама до метро добегу. А ты отдыхай. Я как приеду — сразу позвоню, и договоримся на завтра.

Оля поднялась с дивана, прихватила поднос и вместе с ним умчалась на кухню. Хозяйственности ей было не занимать, за что мать Арта ее просто обожала, то и дело намекая сыну, что он упускает просто великолепную девушку, из которой получится идеальная жена. Но Арт был глух к подобным уговорам. В сердце его к двадцати четырем годам так и не нашлось места ни для одной серьезной привязанности. Кто-то ему нравился больше, кто-то меньше. Кто-то и вовсе не нравился. Но не любил он никого. Оля вихрем ворвалась в комнату, от чего ее светлые волосы разметались во все стороны, создав на секунду эффект вера вокруг головы. Настроение у нее было замечательное.

«Еще бы», — подумал Арт. — «Радуется, что завтра весь день проведем вместе».

— Слушай, Оль, — засуетился он. — Я тебя все же до метро провожу. Нечего такой леди одной по вечерам расхаживать. И никаких возражений.

Оля все же попыталась его переубедить, но Арт стоял на своем. К тому же он видел, что в глубине олиных глаз, когда она увещевала его о необходимости отдыха, теплилась надежда, что он не отступит от своего решения. И Арт поймал себя на мысли, что ему это нравится.

Они вышли из дома и направились в сторону Китай-города. Идти было совсем недалеко. Путь по извилистым переулкам Арту нравился. Еще в бытность студентом он часто приходил сюда с мольбертом, устраивался поудобнее и писал. Места и правда здесь были живописные — один из семи холмов, на которых стояла Москва, в этом месте как раз уходил круто вниз, а потому ракурсы получались весьма интересными. Все эти студенческие наброски, рисунки, гуашевые и пастельные работы валялись в дальнем углу его комнаты — теперь-то работать ему приходилось по заказу, так что на душу оставалось не так много времени.