– Успокойся, это игра теней, – с состраданием наклонившись над хрупким обмякшим тельцем, пролепетала я.

– А почему эту игру увидели мы обе, и сразу? – икнула бедняжка, приоткрывая черный зрачок в левом карем глазу.

– Бывают же массовые обманы зрения, – поглаживая блестящие рыжие волосы трусишки, натянуто улыбнулась я, – например, пресвятая Богородица не раз являлась народу.

– Наверное, – шмыгнула носом Аллочка, метлой выметаясь в коридор.

Наконец-то я смогла сесть на диван и серьезно обо всем подумать.

Родилась я тринадцатого сентября в глухую полночь. Не придавая этому значения в молодости, в зрелом возрасте я стала обращать внимание на то, что порою со мной творятся, мягко говоря, необъяснимые вещи. Возможно, виновата в этом чертова дюжина, возможно, просто обстоятельства, но только стоит кому-то оскорбить меня, заставить заплакать, через некоторое время у него возникают серьезные проблемы в жизни. Я не желаю никому зла, стараюсь не обижаться на обидчиков, зная про грустные последствия, ожидающие их, но жизнь распоряжается по-своему. То же случилось и с моей Жанкой. Когда умирала от рака тетка, сестричка, зная про завещание, заблаговременно оформленное на ее имя, не приехала ухаживать за страдалицей и хоронить ее. Она без особой благодарности приняла у благодетельницы высланные ей на дорогу деньги, а затем просто исчезла с нашего поля зрения. Весь утомительный процесс ухода за умирающей, а также душещипательные проводы на тот свет легли на мои хрупкие плечи. Сначала я плакала от отчаяния, стирая испачканные простыни и пеленки несчастной, которая, ко всему прочему, не желала признавать памперсы, бегая по магазинам за продуктами, так как тетушка, несмотря на страшную болезнь, обладала повышенным, не свойственным онкологии, аппетитом, прибирая насыщенную человеческими испражнениями квартиру. Потом успокоилась. Но даже в самое трудное время, покорно подставляя фиолетовые ягодицы под жуткие шприцы с сернокислой магнезией, чтобы снизить высокое кровяное давление, которое в те страшные дни преследовало бесплатную сиделку и уборщицу, я не хотела зла Жанне.

И еще: иногда я знаю то, чего совсем не знаю. Например, представляют мне совершенно незнакомого человека, а имя его уже настырно крутится в моей голове. И не только имя. Но и отчество, фамилия, место жительства.

После ухода в мир иной папы, мама осталась одна, ни за что не соглашаясь переехать ко мне в соседний город. Она каждый божий день ходила на кладбище, жгла ночами перед иконами свечки и тихо угасала. Тогда и посоветовали ей люди пустить в дом квартирантку – молодую женщину с десятилетним ребенком. Не зная об их совете, однажды, лежа на своем раритетном диване, я увидела под потолком такую картинку: крашеная блондинка Роза ходила по квартире моей юности и вытирала пыль с полированной мебели мокрой тряпкой, чего моя требовательная родительница не разрешала делать нам строго-настрого, объясняя запрет тем, что «полировка после воды всенепременно побелеет». Около злостной нарушительницы хозяйских законов бегал мальчик и изъяснялся с нею на пальцах.

– Его зовут Альберт, – с готовностью шепнули мне на ухо, – позвони домой.

Звонок не принес сюрпризов.

Роза с сынишкой прожила у мамы довольно долго, но потом вышла замуж и исчезла, забыв заплатить за квартиру и прихватив на память о совместной жизни новую норковую шапку хозяйки. В милицию мы заявлять не стали: бог с ней, крашеной блондинкой, ее и так жизнь наказала, наградив глухонемым ребенком.

А спорить вы с собой умеете? Мне постоянно приходится оппонировать кому-то неведомому, защищая свои интересы.

– Нельзя, – говорит он мне, – нельзя грубить старшим.

– А если этот старший, спекулируя возрастом, хамит окружающим? – удивляюсь я.

– Все равно, – пищит зануда. – Старики прожили трудную жизнь, у них не в порядке нервы.

– Значит, нужно усложнять существование тем, у кого трудная жизнь впереди? – интересуюсь я.

– Нельзя, – шепчет упрямец, – в библии сказано…

И назло докучливому полемисту я врубаю музыку и наслаждаюсь временной передышкой, после которой он снова заводит разговоры на аморальные темы.

– Шизофрения, – ворчу я, прекрасно осознавая, что не будет мне в этой жизни покоя, потому что покой не для меня.

Несмотря на мое невольное общение с потусторонней силой, с финансами нам не везет. Неизменно находится субъект, которому нужна материальная помощь; мы вкладываем в него деньги, мечтая о тех счастливых временах, когда наконец-то поживем для себя. Только эти времена никак не хотят наступать. А самый большой шок мы пережили в начале девяностых, когда кучка предприимчивых чиновников от правительства оставила нас буквально без копейки, превратив в мыльный пузырь все, что мы накопили за первую, самую работоспособную половину жизни. Попросту, не церемонясь, залезли в наш карман, выгребли из него «бабки» и, не извинившись, не получив никакого срока от «самого справедливого суда в мире», мимикрировав, остались на своих высоких постах, создавая коррумпированное общество расхитителей и убийц. Наказали высшие силы высокопоставленных кидал или нет – мне неведомо. Но что поделаешь, утраченного не вернешь, а жить дальше нужно. Жить и раны зализывать

Как-то незаметно прошел месяц. Жанну прооперировали, и чувствовала она себя, вроде бы, неплохо. Хороший уход в онкологическом стационаре, разумеется, не бесплатный – наше постоянное внимание сделали свое дело: сестра стала улыбаться. Я молилась за нее и даже несколько раз посетила церковь. Жанночку выписали из больницы, сказав, что она практически здорова. Поднатужившись, Лена, Ксюша и Аллочка приготовили званый ужин, на который приехали Олег с женой Олей да Алинка с мужем Артуром. Сергей, как всегда, был в командировке, а я, как обычно, представляла старшую пару Смирновых в единственном числе.

Почувствовав на себе внимание взрослых, Жанночкины внуки воодушевились и мгновенно преобразились в краснокожих хулиганов. Получив милостивое разрешение от доброй бабушки, плоды зарегистрированной любви разделись до трусов и, издавая дикие вопли, опрокидывая все, что попадалось на пути, неистово поскакали на клюшках и швабрах, даровито изображая лихих наездников. Изловчившись, самый старший из «индейцев» схватил за хвост серую кошку, намереваясь содрать с нее скальп. Но излишне строптивая жертва не согласилась с его воинственными намерениями: она истошно заголосила, талантливо подражая своему мучителю. Я искоса взглянула на милое семейство сестрицы, стараясь найти в лицах родственничков хоть малую толику жалости к пушистой страдалице.

– Ах вы, маленькие фашисты! – возмутилась Алинка, искренне обожавшая животных.

– Отпустите Мурку, – несмело одернула племянников покрасневшая от стыда Аллочка.

– А ты не лезь не в свое дело, – огрызнулся один из зятьев, светлоокий Толик, показывая золовке веснушчатый кулак.

Мальчишки застыли в недоумении, не зная к чьему компетентному мнению стоит прислушаться, но злополучную животинку отпустили.

Наступило молчание. Воспользовавшись тишиной, я поинтересовалась у сестры, собирается ли она лечиться дальше по всезнающим моим книгам. Скорчив недовольную гримаску, Жанна отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. Зная ее необычайное упрямство, настаивать на профилактике заболевания было бесполезно, а потому, вздохнув, я нехотя подчинилась злой воле неразумной хозяйки несчастного, истерзанного скальпелем, тела.

А дома меня ждала Марго. Совсем недавно ее я нашла в виде жалкого промокшего комочка во дворе соседнего дома. Черная, пушистая, удивительно умная, она сразу завоевала любовь всего нашего семейства. С прибытием загадочной кошки я перестала чувствовать нежные прикосновения невидимого существа, которых боялась, но которых ждала. Визит к психотерапевту по такому случаю пришлось отложить до худших времен. Все свободные часы, за неимением внуков, я отдавала очаровательной питомице. Марго, непокорная и гордая по натуре, приучилась есть фрукты и овощи, справлять естественные потребности на унитазе, кокетливо подавать лапку, здороваясь с гостями. Казалось, она понимает меня с полуслова: стыдится, когда ее ругают и радуется, когда ее хвалят. Только ночами, на полнолуние, кошара таинственным образом исчезала. Пробовали искать ее. Бесполезно. Тогда решив, что чернушка прячется от дотошных людей за мебельной стенкой в гостиной, мы обреченно махнули рукой. Каждое живое существо имеет право на свободу.