— Уверена, вы говорите то же самое всем медсестрам, доктор Роман.

Услышав, как Саманта рассмеялась рядом со мной, я тоже не смог удержаться от улыбки и повернулся лицом к ней.

— Ты на ее стороне? — поддразнил я.

Она подняла руки в воздух.

— Я просто сторонний наблюдатель, просто заглянула.

— Угу. Линда, это Саманта Олдридж. Саманта, это Линда. Моя любимая медсестра.

Обе, Линда и Саманта рассмеялись, пожимая друг другу руки. Они начали о чем-то говорить, пока я просматривал карточку Тори.

Судя по всему, у Тори была плохая ночь и ей потребовалась дополнительная доза обезболивающих. Мне было больно читать эту часть заключения.

Я чувствовал, что Саманта рассматривает мой профиль, пока я тщательно изучал карточки. Когда я повернулся к ней и поймал ее разглядывающей меня, ярко-розовый румянец появился на ее щеках. Мне нравится, что, несмотря на то, что она замужняя женщина, она все еще достаточно невинна, чтобы краснеть. Это очень привлекательная черта.

— Спасибо, Линда, — сказал я, когда в беседе женщин возникла пауза. — Не говорите им, что я здесь. Хочу сделать сюрприз.

Повернувшись к Саманте, я сказал:

— Пойдем. Хочу познакомить тебя с несколькими замечательными людьми, — и направился по коридору к палате Тори.

Ее каблучки мягко стучали по ковровому покрытию, я чувствовал нежный аромат ее духов возле моей щеки. Ощущал жар ее тела рядом со своим. Она была так близко. Мне нравилось это.

Я резко остановился перед дверью палаты Тори. Саманта не обратила внимания и врезалась в меня, тем самым возбуждая и воспламеняя меня.

— Ты в порядке? — спросил я.

Робко заправив прядь волос за ухо, она улыбнулась мне и кивнула. Мне тоже хотелось прикоснуться к ее волосам так же, как она только что. Пробежаться пальцами по ее мягким светлым прядям, а затем поднести их к носу и понюхать локоны. Ее шампунь пах восхитительно. Мне удалось сделать несколько вдохов, когда она поправляла длинные пряди рядом со мной. Это было похоже на афродизиак.

Снова мне пришлось взять себя в руки и начать думать о другом.

Когда я вошел в палату, личико Тори радостно засветилось, и я тоже широко улыбнулся. Маленькая девочка стала особенной для меня. Просто навещая ее, я уже доволен. Особенно это касается тех дней, когда она улыбается.

— Доктор Роман, — выкрикнула она со своей больничной койки.

Ее лицо заживало неплохо. Ожоги были все еще заметны, но новая кожа, которую я трансплантировал, приживалась хорошо. Ей еще будут нужны операции, но, тем не менее, даже несмотря на то, что большая часть ее лица все еще покрыта ожогами, она самая красивая маленькая девочка.

— Тори! — выкрикнул я в ответ, мой голос звучал так же радостно, как и ее. — Как ты себя чувствуешь сегодня, дорогая? — спросил я, протягивая руку, чтобы взъерошить мягкие волосы, которые отросли после пожара.

— Я в порядке, — ответила она. А затем ее личико вытянулось, разбивая мне сердце, и я почувствовал, как желудок рухнул вниз.

— Расскажи мне. Что случилось? — спросил я.

— Он никогда не приходит.

Под «он» она имела в виду своего отца, которому неожиданно стало сложно приходить и навещать свою дочь. Ее мать проводила в больнице целые дни, но отца я видел только один или два раза.

— Уверен, что он просто очень занят, Тори, — высказал я свою точку зрения, и в моем голосе зазвучала печаль.

Я полез в карман, вытащил новую ракушку и положил ее на кровать. Ее опущенные вниз глаза засветились, и она улыбнулась мне.

— Вы принесли мне еще одну. Большое спасибо, доктор Роман.

Она медленно встала с кровати и пошла к столу, где лежали все раковины, которые я ей принес. В самом начале Тори рассказала мне, что она хочет быть красивой, как русалка. Я сказал ей, что она уже сейчас красивее русалки, и с тех пор приносил новые ракушки каждый раз, когда навещал ее.

На пляжах Майами я искал в песке целые ракушки, достаточно хорошие для такой маленькой милой девочки. Я испортил две пары дорогих туфель, пока искал, но она достойна каждого потраченного цента.

По пути обратно к койке, ее глаза остановились на Саманте, которая стояла в дверях. Я увидел, как вся ее уверенность улетучилась, и она опустила голову, словно стараясь скрыть свои шрамы от ожогов.

— Как грубо с моей стороны. Тори, это мой очень хороший друг Саманта, — жестом я пригласил Саманту войти в палату. — Саманта, знакомься, Русалка Тори, также известна как одна из моих любимых пациенток.

Глазки Тори загорелись от моих слов, и она забралась обратно на койку.

Неожиданно я заволновался, что переоценил Саманту. Что если она такая же низкая, как и люди, к чьему кругу принадлежит? Что если она бросит один взгляд на Тори и ее ожоги, и отвращение отразится на ее лице? Не уверен, что смогу посмотреть когда-либо еще на нее снова, и уж тем более помогать ей, если она не отнесется к Тори как минимум с добротой, которую девочка заслуживает.

Саманта вошла в комнату, ее глаза блестели, словно она была готова расплакаться, а затем она улыбнулась.

— Привет, Русалка Тори. Следует ли понимать, что твои плавники и хвост появляются, только когда ты в океане? — спросила она игриво.

Тори громко захихикала, она снова была восьмилетней девочкой, каковой, по сути, и являлась, и что-то внутри меня изменилось. Я отошел в сторону и наблюдал, как Саманта, сидя в кресле рядом с ее кроватью, играет и смеется вместе с ней. Ни разу ее глаза не подвели ее. Ни разу я не увидел, чтобы она слишком долго смотрела на кожу Тори. Казалось, она вообще не замечает шрамов и ожогов, и я начал ценить ее еще сильнее.

Когда пришло время уходить, она наклонилась и обняла Тори. Ее губы изогнула улыбка, когда она склонилась еще ниже и шепнула что-то Тори на ушко, отчего маленькая девочка еще больше оживилась.

— Было приятно познакомиться с тобой, Тори. Постарайся не доставлять доктору неприятностей, когда меня не будет поблизости, — она повернулась и ухмыльнулась мне.

Я улыбнулся, снова потрепал Тори по волосам и пообещал заглянуть к ней в ближайшее время.

Мы посетили еще двух моих пациентов. Шестилетнего Логана c химическими ожогами живота. Он жертва ужаснейшего случая насилия над ребенком. И Бейли, у которой в результате пожара пострадала половина лица, и она частично потеряла зрение. Она тоже, вполне возможно, самая умная десятилетняя девочка, которую мне когда-либо посчастливилось повстречать.

Во время всех этих встреч, Саманта была мила с каждым ребенком. Она разговаривала с ними так, словно они не находились в ожоговом отделении, а были обычными веселыми детьми. Кокетливо взмахнула ресницами Логану, когда он назвал ее милой, и даже преподала Бейли небольшой урок макияжа с розовыми тенями, которые нашлись у девочки в палате и с которыми она играла.

Она потрясающая. Поняв насколько потрясающая, я был шокирован. Я помогу ей, чего бы мне это ни стоило. Я помогу ей, даже зная, что мужчина, ради которого она делает все это, бесполезный мудак, недостойный целовать пальчики на ее ногах.

Когда мы вышли из больницы, я открыл для нее дверь машины, она расположилась на сиденье и улыбнулась мне. У нее была заразительная улыбка, и после того, как я видел ее с детьми, мне очень хотелось обнять ее.

После того как я пристегнул ремень безопасности и завел двигатель, она повернулась ко мне и привлекла мое внимание. Я готов платить деньги, чтобы каждый день видеть такой восторг в ее глазах.

Я покачал головой.

— Ты другая, знаешь это?

— Другая? — улыбка пропала, и она в замешательстве нахмурила брови.

— Самое забавное, что ты не осознаешь, насколько ты чудесная, Саманта Олдридж.

Двигатель тихо работал, и ее глаза изучали мое лицо, проверяя, не шучу ли я. Убедившись, что я говорил серьезно, она протянула руку и игриво потрепала меня по руке, улыбнулась, а затем отвернулась и пристегнула ремень безопасности.

Поправила волосы и снова повернулась ко мне.

— Что дальше, док? — спросила она с воодушевлением.