Я на третьем курсе, провожаем уходящий миллениум. Это просто понты, на самом деле встречаем двухтысячный год миллениума – последний. Ништяк, всего лишь договоренность. Нас двенадцать, в метро переходим с Охотного ряда на арбатско-покровскую линию. К Ленке не поспеваем – бьет полночь. Кругом все такие же. Только старая женщина тащит за руку древнего старика, тот озирается: ищет свой тонущий мир. Откупорили шампанское – пьем, льем, поем:
Красный колпак – крутой колпак,
Я не дурак и ты не дурак.
Время для нас, время просто класс.
Дом на слом – не будь ослом.
Кто такой Витька Анохин - я забил. Встречу, узнаю – набью ему морду. Очков давно не ношу, косоглазие выправил. Живу не у предков – у Тёмки Томилина. Тёмкины предки купили квартиру в элитном доме, сыну оставили двухкомнатную хрущобу. Я давно уже весь в друзьях, мы с Тёмой ботаним в трех местах, включая свой институт – наладка компьютеров. Сейчас оттянулись в вагоне, вышли в Измайлове – сразу звонят все мобилы: идите уже, половина первого. Идем, горланим – слова мои, музыка Тёмкина. И непонятно чья веселая вьюжная тьма.
Я издал за свой счет вторую книгу,
величиною опять с ладонь (Нина),
собрал информацию о функционирующих на сегодняшний день союзах писателей,
их хоть пруд пруди (Нина),
произвел разведку боем и в результате вступил
в кучу дерьма (Нина)
цыц! (автор)
в Московскую писательскую организацию. Активные люди: издают за счет авторов поэтические сборники. Маститых поэтов -
это которые уже пустили корни (Нина)
приглашают бесплатно.
Остальным зато еще дороже обходится (Нина).
Потом арендуют зал,
за их же счет (Нина),
например - малую сцену театра на Таганке, и устраивают чтения коллектива авторов.
Парад бездарностей (Нина).
Завистливая паршивка! (автор)
Когда я, неофит, пришел впервые послушать товарищей, как раз заканчивал выступленье такой приглашенный ради весомости сборника известный автор. Я услыхал лишь самый конец стихотворенья:
По-христиански простим его,
Если он изблюет свое жало.
Хоть бы он все кишки свои изблевал, этот автор (Нина).
Два моих стихотворенья войдут в следующий сборник (Юрий).
Мнимый поэт. Мольеровская ситуация (Нина).
Нине очко (автор).
Дежурим с Тёмой вечером в компьютнрном классе. Дежурю я, он пришел в половине десятого с другой работы – мы с ним меняемся. Ребята из общежитья ботанят - доделывают допоздна лабы-курсовики. Сидим в стеклянном тамбуре с видом на темный парк. У нас в закутке туалет, чайник тифаль на столе и брусничные вафли. В углу к майским праздникам собраны байдарки и рюкзаки. Послезавтра поедем прямо с работы – отсюда прямой автобус к Савеловскому вокзалу. Заснем ненадолго в поезде, с рассветом выйдем к реке. Дубы за стеклом стоят голые, газоны уже подстригли и обкорнали кусты – хоть ложись на них и гляди в апрельское нежное небо. Заканчивайте, парни. Давай сюда мышь. Уходите вместе, чтоб не избили. В зале шумит дискотека, пахнет вовсю пирогом с черносливом, крутятся отсветы на стене. Сдаем вахтеру ключи, и – пешком на Речной, там наш дом. Хорошо без предков.
Я устал от сугубо женского общества -
еще бы (Нина)
и рад видеть в Московской писательской организации молодых людей с военной выправкой.
Гитлерюгенд (Нина).
Ну, пошла-поехала (автор).
Но женщины! какие там женщины!
Закачаешься! (Нина).
Неопределенного среднего возраста, отнюдь не склонные к полноте, с лихорадочным румянцем на скулах,
неестественного происхожденья (Нина),
в глазах разноцветные искорки. Стерто-славянского типа, с короткой стрижкой, в однотонных прозрачных костюмах, на чуть скошенных каблуках. Женщины, хоть раз в жизни познавшие, что такое успех. И многое другое познавшие.
Не сомневаюсь (Нина).
У них мистические стихи! стихи о религии!
Небось, на первом курсе были в бюро ВЛКСМ (Нина).
Я попросил друга-художника сделать рисунок к моему стихотворенью «Волна», вошедшему в будущий сборник: наяда, выходящая из воды.
Ага. Как те курортные тетки, что фотографировались в пене прибоя, а снимки печатались с надписью внизу: Евпатория, или: Ялта.
Нине еще очко.
Как повяжешь галстук – береги его. Я успел поносить пионерский галстук полгода. Я не успел впитать в себя ихней лжи. Помню – еще не забил – блеклые акварели на стенках дома пионеров (теперь дом детского творчества). Бесцветные, как отцовы вирши. Вижу иногда краем глаза по телевизору цветные советские фильмы на шосткинской пленке – дохлые, тусклые, тухлые. Лица лгут, лгут прикиды – рукав фонариком, и тупоносые туфли лгут. Я не хочу для себя такого прошлого - цунами его поглоти.
Я примирилась с тем, что Владик жить дома не будет. Теперь хорошо бы развестись, разменять квартиру: я с Владиком, Юра один (на самом деле и я одна). Но Влад заявил сразу, что он меня не поддержит в этом деле. Упрямый, черт.
Река на равнине петляет - не знает, куда податься. Подмывает крутой берег, наносит на отмель песок. По отмели разгуливают незнакомые нам птицы, иной раз выскочит рыба – блеснет, плеснет и уйдет. Хорошо на новой стоянке забрести по колено в воду, засучив штаны еще выше, и почище набрать воды. Мы все здесь парни крутые, один к одному подобранные, и не найти среди нас ни одной паршивой овцы. Мы жесткие, насмешливые, ушедшие в отрыв от предшествующих поколений, узнающие мир с нуля. В который раз кончилось время, его отсчет пошел заново, опять динозавры вымерли, и хватит, и точка ru.
На рынке живут в общем дружно, но выпендриваться нельзя. Если ты что прочла хорошего - позабудь. Если крутят плохую музыку - промолчи. Присмотри за чужим товаром, присмотрят и за твоим. Покупателей меньше, чем продавцов, ажиотаж давно схлынул. Но минимальный заработок хозяин тебе гарантирует, и если его чуть-чуть обмануть, то, при наличье квартиры, с грехом пополам проживешь. Влад у нас ничего не берет. Юра готовит себе отдельно – всякую дрянь, и честно участвует в общих расходах. Сумок на рынок мне больше не носит – весь в творчестве, с позволенья сказать. Остаток денег от квартирантов идет у него псу под хвост.
Не псу под хвост, а на пользу российской культуре (Юрий).
Прискорбное заблужденье (Нина).
Никогда не женюсь (Влад).
Слепой сказал: посмотрим (автор).
Сдаем фильтрацию сигнала по отстойному учебнику. Зато метод подсказки вполне современный: из соседней аудитории по мобилу, СМСками и передачей изображенья. У доцента Никифорова шерсть растет из ушей. Он сильно волочит ногу: девятого мая на даче свалился тепленький с лестницы. Уж если он сам воткнул, то всех заставит воткнуть. Мы не против: того, во что он въехал, не так уж много. Зарабатываем раза в четыре больше него, и плевать мы хотели. Кто мог уйти с преподаванья – давно ушел. Остались такие вот. Особенно кроликов не разводят: по-тихому принял экзамен, и на природу. Мы с Тёмой платники, нам достаточно тройки. Еду сейчас по вызову: у богатого лоха завис компьютер. Сколько денег осело на руках у глупых людей!
Месяца два назад мне предложили участвовать в почетном издании. В прекрасном тисненом переплете с золотом – стихи Ахматовой, Гумилева, Цветаевой, Мандельштама, Киплинга -
кого еще не вспомнили? (Нина)
и троих современных поэтов. Заранее платить ничего не надо, потом только выкупить два экземпляра. Очень выгодное предложенье. Я с благодарностью согласился и отобрал пять лучших стихотворений. Цена определиться чуть позже, в рабочем порядке.