Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пройдя по двору, Грания открыла дверь в студию и ахнула. Огромное, от пола до потолка, окно пропускало достаточно света, который был так необходим художнику, и из него открывался потрясающий вид на залив Дануорли. Осмотревшись, она увидела чистый, нетронутый мольберт, тюбики с краской и коллекцию дорогих кистей из меха норки, все еще закрытых пленкой. Шкафы были забиты холстами и чистой белой бумагой для рисования, и нигде не было ни капли краски. Стоя у окна и глядя на скалы, Грания недоумевала, почему Лили ни разу не воспользовалась такой замечательной студией. Любой профессиональный художник отдал бы пару лучших картин — или скульптур, если уж на то пошло, — чтобы заполучить такое рабочее место. Здесь было даже маленькое подсобное помещение с туалетом и большой раковиной, где можно было мыть кисти.

В этой студии имелось все, о чем Грания могла мечтать. В тот же день она перенесла сюда наполовину готовую скульптуру Авроры и установила на подставку напротив окна. Единственный минус, который отметила девушка, сев у окна и задумчиво уставившись вдаль, заключался в том, что она будет целыми днями наслаждаться видом, вместо того чтобы сосредоточиться на работе.

Когда Грания забрала Аврору из школы, девочка, не умолкая рассказывала о новых друзьях и с гордостью сообщила, что, как оказалось, она читает лучше всех в классе. Этим же вечером за ужином Грания и Александр, как настоящие родители, с удовольствием слушали рассказы Авроры об ее успехах.

— Вот видишь, папа, на самом деле я не так уж плохо образована, как ты думал. И я совсем неглупая.

Александр потрепал ее по волосам.

— Дорогая, я уверен, что ты умная.

— Как ты считаешь, в кого я пошла? В тебя или в маму?

— В маму, в этом нет сомнений. Я ужасно учился в школе.

— А мама была умная? — спросила Аврора.

— Очень.

— О... — Аврора продолжала жевать, а потом сказала: — Она очень много времени проводила в кровати и часто уезжала надолго, как ты сейчас.

— Да, мама очень уставала.

— Мадам, вам пора в ванну, — сказала Грания, заметив, как изменилось лицо Александра. — Нам завтра нужно рано вставать, чтобы не опоздать в школу.

Когда Грания спустилась вниз, Александр мыл посуду в кухне.

— Оставь, — смутилась она, — это моя работа.

— Не думаю, — возразил он. — Ты же не прислуга. Ты здесь для того, чтобы присматривать за Авророй.

— Я не против, — сказала Грания и, взяв посудное полотенце, встала рядом у раковины и принялась вытирать мокрые тарелки, которые Александр протягивал ей. — Я так воспитана. Я ведь единственная дочь в доме, где много мужчин.

— Какой хороший пример для Авроры! Грания, в тебе природой заложено быть матерью. Ты когда-нибудь думала о своих детях?

— Я... — Ее голос дрогнул.

— Извини, я сказал что-то не то?

— Нет... — Грания почувствовала, как рвутся наружу невыплаканные слезы. — Не так давно я потеряла ребенка.

— Понятно. — Не останавливаясь, Александр продолжал мыть посуду. — Мне очень жаль. Это, наверное, было... Тебе сейчас очень тяжело?

— Да... — Грания вздохнула. — Очень.

— Ты поэтому и уехала из Нью-Йорка?

— Да. — Она чувствовала на себе внимательный взгляд Александра. — Поэтому и еще по одной причине... В любом случае...

— Я уверен, у тебя еще будут дети.

— Да. Я уберу тарелки в буфет, хорошо?

Александр молча смотрел ей в спину, понимая, что ее нежелание обсуждать этот вопрос объясняется сильной душевной болью. И он сменил тему:

— Как я сказал, ты — очень хороший пример для Авроры. Ее мать была не из тех, кто занимается домом.

— Возможно, у нее были таланты в других областях.

— У тебя они тоже есть.

— Спасибо. — Грания покраснела под его взглядом.

— Когда ты забирала Аврору из школы, я заглянул в студию. Твоя скульптура просто потрясающая.

— Но она еще не закончена. Сейчас я работаю над лицом — пытаюсь сделать нос, — уточнила Грания.

— Нос Лайлов. У всех женщин в семье был такой. Думаю, его сложно повторить в глине.

— Твоя жена была очень красивой.

— Да, это так, — вздохнул Александр, — но у нее были проблемы...

— Правда?

— Проблемы с психикой.

— О... — Грания не знала, как реагировать. — Мне очень жаль.

— Удивительно, что в красоте может таиться столько изъянов. Конечно, я не виню в этом саму Лили, но когда я встретил ее впервые, то и подумать не мог, что женщина с такой внешностью может оказаться такой... какой она была. Как бы там ни было... — Александр уставился в пустоту.

Повисло молчание. Грания вытерла оставшиеся тарелки и убрала их. Повернувшись, она увидела, что Александр наблюдает за ней.

— Как бы там ни было, нам с Авророй очень приятно, что в доме живет нормальная женщина. Мне кажется, дочери недоставало образца для подражания. Хотя, конечно, Лили очень старалась, — торопливо добавил он.

— Многие поспорили бы с тобой по поводу моей нормальности, — усмехнулась Грания. — Спроси моих родителей или некоторых друзей в Нью-Йорке — у них совсем другое мнение.

— Грания, мне кажется, ты именно такая, какой должна быть женщина. И мать, раз уж мы заговорили об этом. Я искренне соболезную тебе в связи с твоей потерей. — Он по-прежнему не сводил с нее глаз.

— Спасибо, — выдавила она.

— Прости, я смутил тебя. В последнее время... я немного не в себе.

— Я поднимусь наверх и приму ванну. Спасибо за то, что позволил мне работать в такой замечательной студии. Это просто мечта! — Грания, изобразив улыбку, вышла из кухни.

Позже, лежа в постели, она ругала себя за то, что поделилась с ним своей бедой. И все же некая беззащитность Александра, скрытая под мужественной внешностью, напоминала ей о ее собственной уязвимости. Она была тронута, потому что поняла: у нее есть что-то общее с этим мужчиной.

Впервые Грания не сдерживала слез. Она оплакивала потерянную жизнь крохотного, хрупкого человечка. Через пару часов она успокоилась и попыталась заснуть, почувствовав себя гораздо лучше, словно что-то внутри ее сломалось, а потом было создано заново.

Шли дни, и Александр стал чаще спускаться вниз. Иногда он заходил в студию и наблюдал за работой Грании. Порой он присоединялся к ней за ленчем, и, стоило ей упомянуть, что она любит слушать музыку за работой, в студии тут же появился дорогой музыкальный центр «Боуз». С течением времени Александр все больше рассказывал о Лили.

— Поначалу мне даже нравился ее подвижный ум и то, как она перескакивала с одной темы на другую. От нее невозможно было отвести взгляда, — вздыхал он. — И она всегда была такая счастливая, словно жизнь — это захватывающее приключение. Ее ничто не могло расстроить. Лили знала способ получить все, что пожелает, поскольку сразу же пленяла всех окружающих. И я тоже попал под ее очарование. А когда у нее неожиданно портилось настроение, словно весь мир поворачивался к ней спиной, то слезы мог вызвать даже мертвый кролик, найденный в саду, или просто тот факт, что луна начала убывать и следующего полнолуния придется ждать целый месяц. В такие моменты я считал, что это просто проявление ее тонкой натуры. И только когда периоды плохого настроения начали затягиваться, а радость она выражала все реже и реже, я понял: с ней что-то не в порядке. Года через два после нашей свадьбы Лили стала проводить все дни в постели, заявляя, что слишком устала и расстроена, чтобы вставать. Иногда она внезапно выходила из комнаты в одном из лучших платьев, вымыв и уложив волосы, требовала, чтобы мы занялись чем-нибудь веселым. У нее было просто маниакальное стремление к развлечениям. В такие дни Лили невозможно было сдержать, но она была прекрасна. Должен признаться, мы пережили множество приключений. Для нее не существовало границ, а ее энтузиазм был заразителен.

— Не сомневаюсь в этом, — тихо произнесла Грания.

— И конечно, каждый раз, когда у нее бывало такое настроение, я верил, надеялся и мечтал, что темные моменты останутся в прошлом. Но я ошибся. Еще несколько лет ее настроение колебалось, словно маятник, а я был вынужден постоянно приспосабливаться к резким перепадам, чтобы поддержать ее, когда требовалось. А потом, — Александр выдохнул и грустно покачал головой, — ее плохое настроение затянулось на несколько месяцев. Она категорически отказывалась приглашать врача. Стоило мне заговорить об этом, как у Лили начиналась истерика и она впадала в ярость. В конце концов, когда она почти неделю отказывалась от еды и воды, я все же вызвал специалистов. Ей дали успокоительное и забрали в больницу, где поставили диагноз: шизофрения и маниакальная депрессия.

52
{"b":"278412","o":1}