— Мэри, уже несколько месяцев я п-провожу рядом с тобой каждый день. В тебе есть все, что требуется настоящей леди. А что касается твоего происхождения... На фронте я п-понял, что характер человека никак не связан с его положением. Если ты переживаешь, то я всегда готов тебя выслушать. Как я говорил, испугать меня невозможно! — Он встал па колени перед Мэри и убрал с ее щеки прядь волос. — И я верю, что любовь помогает все понять и простить. Расскажи мне все, — убеждал он.

Мэри глубоко вздохнула. Она понимала, что ее признание может перечеркнуть их будущее. Но чтобы у них был шанс, нужно было сделать то, о чем просил Джереми. Она обратилась к Всевышнему за помощью и наконец кивнула:

— Я расскажу тебе.

Двадцать минут спустя Мэри еще продолжала рассказ:

— Дело в том, что я согрешила против Бога. Я объявила Анну мертвой и фактически украла ее. Я украла ребенка. О Боже, прости меня...

Крепко обнимая любимую, Джереми слушал ее исповедь.

— Мэри, пожалуйста, не казни себя больше. Да, ты поступила плохо, но ради благой цели. Ты сделала это из любви к Анне, желая сделать ее счастливой и оградить от бед.

— Не знаю, действительно ли сделала это только ради Анны. — Терзаясь этой мыслью, Мэри посмотрела на Джереми. — Или ради себя самой тоже, ведь я не могла жить без нее.

— Судя по твоему рассказу, мне хочется думать, что ты действовала не из эгоистичных соображений.

— Ты, в самом деле, так считаешь?

— Да. — Джереми взял ее за руки и крепко их сжал. — Считаю. Мэри, на войне бывали схожие ситуации, как ни странно проводить такую параллель. Родителям сообщали, что их сын погиб мгновенно, хотя на самом деле он кричал в агонии. И возможно, — Джереми отвернулся, — умирал в течение нескольких дней. А приказы командира взвода, каждый день посылавшего людей в атаку, зная, что они идут навстречу смерти? — Джереми снова посмотрел на нее. — Ты сделала все возможное, чтобы защитить ту, кого любишь, и не должна стыдиться этого. Никогда! И теперь, когда ты мне все рассказала, я люблю тебя еще сильнее.

— Правда?

— Да, ты очень добрая, смелая и сильная.

— Нет, Джереми, это не так. Я ужасно боюсь, что все откроется, и у меня заберут Анну. Я оглядываюсь каждый раз, когда выхожу из дома.

— Ты спасла сироту. Такую же, как ты сама, и этим нужно гордиться. И еще... — Джереми улыбнулся ей. — Возможно, я сумею помочь вам с Анной. В том случае, если ты выйдешь за меня замуж.

— Ты хочешь этого даже после того, что я тебе рассказала? — Мэри была потрясена.

— Больше чем когда-либо, клянусь тебе.

Три месяца спустя Мэри Суон — сирота, ничего не знающая о своих родителях, стала миссис Джереми Лангдон и хозяйкой большого дома в Кенсингтоне. На венчании присутствовала лишь одна гостья: десятилетняя Анна Суон.

В течение следующего года произошли три события, которые заставили Мэри поверить, что Всевышний и в самом деле защищает ее. Она забеременела, и это вызвало непередаваемый восторг у ее близких. Затем Джереми выяснил по своим каналам, о которых Мэри не хотела ничего знать, что Лоуренс Лайл девять месяцев назад скончался в Бангкоке от малярии. По слухам, вскоре после смерти мужа у Элизабет Лайл случился выкидыш, но она и на этот раз решила не терять времени и нашла очередного подходящего мужа. Джереми сообщили, что новый супруг Элизабет получил назначение в Шанхай и она уехала с ним.

— Мэри, ты п-понимаешь, что это значит? Теперь ты свободна. Лоуренс Лайл не сможет выяснить п-правду, а Элизабет Лайл, насколько я понял, вряд ли эта история когда-либо заинтересует.

Мэри перекрестилась — она испытала облегчение, узнав о смерти бывшего хозяина, хотя теперь и корила себя за это.

— Какие печальные новости. Но, Джереми, не буду лгать — в какой-то степени я счастлива. И все же имей в виду — я вряд ли когда-нибудь смогу жить спокойно.

— П-понимаю, дорогая, и обещаю, что он ушел туда, откуда ему уже не достать тебя. И это значит, что я могу выяснить, как нам начать процедуру официального удочерения Анны.

— Но у нее нет ни свидетельства о рождении, ни даже фамилии.

— Положись на меня, дорогая. — Джереми отмахнулся от доводов Мэри, как будто они были совсем несущественными. — Сейчас я инвалид, но министерство внутренних дел еще не отдало все долги капитану Джереми Лангдону. А один парень даже обязан мне жизнью! — Он похлопал Мэри по руке и нежно прикоснулся к животу, округлости которого были уже весьма впечатляющими.

За шесть недель до предполагаемого появления на свет их собственного малыша Мэри и Джереми подписали все необходимые документы, и Анна официально стала их дочерью.

— Дорогая, теперь никто не сможет добраться до нее. И забрать у меня кого-нибудь из вас, — нежно прошептал он ей на ухо.

Со слезами на глазах Мэри наблюдала за Анной, которая кружилась вокруг кухонного стола с сертификатом об удочерении в руках.

— Анна Лангдон, — с чувством произнесла она и бросилась обнимать своих новоиспеченных родителей. — Я задыхаюсь от счастья!

Ребенок родился с опозданием в десять дней, что заставило Мэри очень сильно волноваться, но в остальном все было в порядке. Мэри лежала в уютной спальне с новорожденной у груди, а любимый муж и приемная дочь ворковали над ними. Мэри желала одного — остановить время. Она готова была умереть в это мгновение, потому что никогда еще не была так счастлива. Малышка — пухленькая розовощекая девочка, которую назвали Софией в честь любимой святой Мэри, — оказалась очень спокойной и жизнерадостной. Мэри любила наблюдать, как Джереми нежно качает дочь на руках.

Она заметила, что муж, обращаясь к ней, почти перестал заикаться. По прошествии времени его стали реже мучить ночные кошмары, от которых он просыпался с криком, мокрый от пота. Мэри прочитала все, что только можно, о контузиях и знала: их последствия необратимы. Но все же состояние больного могло оставаться удовлетворительным, если создать ему комфортные условия для спокойной жизни. Джереми редко покидал дом — обычно только для того, чтобы, прогулявшись по Кенсингтон-Гарденс, купить «Таймс». И все же, если они с Мэри вдруг оказывались на шумной лондонской улице, он вздрагивал при каждом сигнале гудка. И потом в течение некоторого времени после такой прогулки сильнее заикался, и у него начинали дрожать | руки. Мэри было хорошо с ним, она радовалась, что в семье I царит спокойствие и все довольны.

В какой-то момент Джереми начал рисовать, и оказалось, он очень неплохой художник. Мэри мрачнела, когда видела темные зловещие траншеи на его картинах. Но она понимала, насколько ему важно выразить боль, страх потерь и смерть, которые он словно заново переживал каждый день в своей послевоенной жизни.

Пока Джереми рисовал, Мэри занималась с подросшей Софией. В солнечные дни она ходила с девочками в парк. Иногда они ездили на Пиккадилли, чтобы Анна выбрала себе что-то из одежды. Теперь Мэри могла купить Анне все, что бы та ни выбрала, не задумываясь о цене, — и это до сих пор удивляло ее. Она была богатой женщиной, женой состоятельного джентльмена.

В спокойной гавани их уютного дома годы шли один за другим: София научилась ползать, затем ходить и бегать по дому. Стремление Анны стать балериной становилось все | сильнее. Софии исполнилось четыре, когда однажды вечером в кухню к Мэри, готовившей ужин, вошла Анна. В свои пятнадцать лет она уже начала приобретать черты взрослой девушки.

— Мама, ты слышала, что Нинет де Валуа открыла новую балетную школу? — спросила Анна.

— Нет.

— Можно мне съездить туда? Я хочу попасть на просмотр и узнать, возьмет ли она меня в свой класс. Тогда, возможно, когда-нибудь она пригласит меня в труппу, и я буду танцевать в «Сэдлере-Уэллс». Ты м-можешь себе представить? — Вздохнув от удовольствия при этой мысли, Анна изящно опустилась на стул.

— Но мне казалось, ты мечтаешь попасть в «Русский балет» Дягилева?