Продовольствие выдавалось в достаточном количестве. И. Кобенцель писал, что содержание, которое определили его посольству, «не только для тридцати, но и для трехсот человек» было бы хорошо. Лишь изредка возникали недоразумения из-за качества и ассортимента продуктов. Дж. Боус, например, который вообще вел себя в Москве вызывающе, жаловался, что «дают ему в куров место да в боранов место ветчину, а он к той естье не привык». Иногда имперские дипломаты просили вместо пива и меда «вина ренского», а литовские послы в голодные годы начала XVII в. на переговорах с боярами однажды пригрозили, что на аудиенцию захватят с собой «осетрины штуку» и фляжку меду, дабы показать Василию Шуйскому, какой плохой «корм» им дают.

Европейских послов всегда снабжали лучше, чем крымских и ногайских, у которых при Иване III даже отбирали назад шкуры съеденных баранов (впрочем, в то время и русские послы должны были возвращать в казну шкуры овец, съеденных ими по дороге до границы). Впоследствии такая экономия считалась уже недостойной государя. Однако после смерти Ивана Грозного того же Боуса, лишившегося высочайшего покровительства, упрекнули в том, что, отказываясь от свинины, он хочет нажиться на бараньих шкурах.

«Корм» иностранным дипломатам выдавался в зависимости от их ранга. Здесь, как и во многих других элементах русского посольского обычая, своеобразной единицей измерения служили нормы, принятые в отношении представителей Речи Посполитой. Так, А. Поссевино предписывалось давать продовольствие «в ту версту, как литовским болшим послам». В XVII в., по свидетельству Г. Котошихина, была принята еще более строгая регламентация: посланник получал такое же количество «корма», как третий член «великого» посольства, гонец — как посольский «секретариус», а свита посланника — «против посольской вполу» (в два раза меньше). Эти сложные подсчеты было удобнее производить, поскольку вместо продовольствия послам уже зачастую выдавались деньги, а припасы они покупали сами.

Кроме «корма поденного», или «рядового», составлявшего обычный ежедневный рацион, выдавался иногда «корм приездной», знаменовавший прибытие посольства в столицу. После заключения дипломатического соглашения или просто после аудиенции мог назначаться «корм почестной» — добавка к поденному. В 1592 году, например, в день аудиенции у Федора Ивановича польский посланник П. Волк, члены его миссии и свита (всего 35 человек) получили следующую «еству»: 3 баранов, «яловицу», 2 тетеревов, 2 утят, 10 кур, калач крупитчатый, калач «смесной», 15 калачей «толченых», по ведру меда вишневого и малинового, по 2 ведра меда «боярского» и «обарного», 3 ведра паточного меда, 15 ведер меда «княжого», ведро вина, ведро сметаны, пуд масла и 300 яиц.

Количество и качество «корма» зависели еще и от почестей, оказывавшихся данному посольству. Эта зависимость четко прослеживается со второй половины XVI в. Если Поссевино получал даже пряности («пряные зелья»), то посольству П. Юстена «корм велели давати менши прежних свейских послов». Это был знак нерасположения государя, как и размещение шведов на Ногайском подворье. Когда в 1563 году литовские послы не выполнили распоряжения приставов и отказались въезжать в Москву в указанное время (вечером, а не утром, поскольку из-за военных действий пышной встречи им не полагалось), то царь приказал выдавать послам съестные припасы в таком количестве, что «толко б мало им мочно сытыми быти». В 1607 году в ответ на угрозу польских послов самовольно уехать из Москвы им было велено «за их дурость корму давати всякого половину»[105].

Подобных примеров много, однако не заслуживают доверия некоторые известия иностранцев о полном лишении послов продовольствия. Так, И. Гофман утверждал, будто за отказ титуловать Грозного царем («императором») ему два дня не давали ни пищи, ни воды[106]. Но по отношению к представителю Габсбургов это еще тем менее вероятно, что несколько ранее по аналогичному поводу литовскому дипломату А. Станиславичу царь лишь «почестного корму послати не велел, а велел ему дати корм рядовой»[107]. И уж вовсе неправдоподобно сообщение И. Массы: по его словам, в 1601 году Борис Годунов, разгневавшись на Л. Сапегу, посла Сигизмунда III Вазы, вынудил членов посольства по дорогой цене покупать даже воду[108]. Если Иван Грозный в гневе еще мог допустить такую выходку, то осмотрительный Борис Годунов никогда бы не пошел на подобное нарушение посольского обычая. Скорее всего эту легенду распространяли сами же послы с целью показать жестокость царя и подчеркнуть характер перенесенных ими лишений.

«Убавка корма», а также отказ в отдельных его разновидностях были знаком царского нерасположения, средством воздействия на послов в рамках русского посольского обычая. Но полностью прекратить снабжение продовольствием считалось невозможным, ибо это было уже нарушением самого посольского обычая, многие нормы которого покоились на представлениях о после как госте государя.

В России XVI в. за дипломатами всех стран и всех рангов признавали безусловное право быть принятыми государем, что являлось первым из основных прав посла.

Число аудиенций у царя, которых удостоивался иностранный дипломат, зависело от его ранга, от характера миссии и отношений между двумя странами. Это число могло быть большим или меньшим, но по крайней мере единожды перед царскими очами представали даже простые гонцы. Послы и посланники бывали на аудиенции не менее двух раз — обязательным считалось представление их государю и прощание с ним («отпуск»). В приеме отказывали в редчайших случаях. Так, в 1577 году Иван Грозный не принял шведского гонца, потому что «он латыш, молодой человек». А через восемь лет другому посланцу Юхана III, привезшему грамоту, где шведский король вспоминал, по-видимому, обиды, нанесенные ему Иваном Грозным, было сказано: «Очей своих государь наш (Федор Иванович. — Л. Ю.) видети тебе не велел для того, что с тобою прислал Яган король грамоту с укорительными словы про отца государя нашего»[109].

Из всех аудиенций, назначавшихся послу, самой торжественной была первая, на которой он представлялся царю, вручал грамоты и подарки.

О времени предстоящей аудиенции послов официально извещали заранее, потом предупреждали накануне и еще раз напоминали в утро назначенного дня. В конце XVI в. послы предварительно получали подробное предписание о правилах придворного этикета и о том, как им следует себя вести по дороге в Кремль и во дворце. Беседу проводили приставы или посольские дьяки. Они же задолго до дня аудиенции начинали просить у прибывших дипломатов привезенные ими грамоты. Иногда с этой целью на подворье к послам «великим» являлись даже специальные делегации, состоявшие из бояр и думных людей, чтобы получить посольские документы или хотя бы прочесть их: в зависимости от содержания грамот послам при следовании на аудиенцию и в самом тронном зале оказывалась большая или меньшая «честь». Впрочем, лишь гонцы отдавали свои грамоты до приема у государя, да и то не часто. Как правило, подобные попытки оказывались безуспешными, и церемониал первой аудиенции строился «вслепую», в зависимости от общего состояния двусторонних отношений в данный момент. Но в дальнейшем, если посол еще раз представал перед государем, церемониал последующих аудиенций корректировался в зависимости от характера его миссии.

Обычно иностранных дипломатов сопровождали на аудиенцию их же приставы. За крымскими и ногайскими послами прибывали толмачи Посольского приказа. Приставы отправлялись из дворца, когда там все уже было готово к приему, и послы к условленному часу тоже должны были приготовиться и ждать, чтобы выехать немедленно по прибытии приставов на подворье. В посольской книге с возмущением описано поведение посольства Ю. Ходкевича в 1566 году, члены которого ввели оскорбительное для русского государя новшество («у тех послов ново учало быти»): как раз в то время, когда им нужно было ехать в Кремль, они решили отстоять обедню в церкви у себя на подворье и не вышли к приставам до ее окончания. Сделано это было с очевидной целью — заставить ждать себя во дворце, чем Ходкевич «с таварыщи» надеялись поднять престиж короля. «А у прежних послов того в обычае не было, чтобы государю послов долго ждати»[110], — с осуждением говорится в посольской книге. Долгое ожидание было унизительно для царя, и на следующей аудиенции Иван Грозный отплатил представителям Сигизмунда II Августа той же монетой: приставы доставили их в Кремль к положенному сроку и вынудили ждать, пока царь отстоит обедню в Благовещенском соборе.