— Хорошо, я поняла, ты хочешь узнать что они задумали. Ладно! Я, конечно, не вижу смысла узнавать то, с чем мы никак не можем помочь, но…
— Заткнись, — сказала Эли. — И бери фонарик. Мы придем туда раньше них и затаимся.
Амти вздохнула, но пошла вслед за Эли.
Где-то за два часа до назначенного времени, Амти и Эли пришли в заброшенную школу. До Войны в этой школе учились маленькие Инкарни вроде них. Инкарни, осознавшие себя слишком рано в то время не были предоставлены сами себе. В мирное время до Войны в них видели более стабильных Инкарни, способных сжиться с собственной тьмой. Некоторых из них готовили в качестве шпионов и отправляли в Государство, некоторые из них становились управленцами в самом Дворе. При предыдущем царе воспитание юных Инкарни считалось делом благородным и дикости в школе для маленьких Инкарни, по крайней мере снаружи, было намного меньше, чем во всем остальном Дворе. Когда миры еще не были окончательно отделены друг от друга, Инкарни старались воспитать детей так, чтобы они могли сойти за людей света.
Заброшенная школа напоминала Амти ее собственную, только пришедшую в запустение. Заросший сад окаймлял невысокое, аккуратное здание красного кирпича. Балконы его почти скрылись за потерявшим всякий страх плющом. Стрельчатые своды арок вели во внутренний двор. Интересно, подумала Амти, когда-то в этом саду жили, влюблялись, смеялись такие же Инкарни, как она? Похожи они были еще на людей или уже нет?
Они с Эли прошли мимо качелей, едва держащихся на рассохшихся веревках. Какие-то девочки когда-то, наверное, играли здесь, во дворе, в резиночку или пели считалки. Где теперь все эти Инкарни? Погибли на Войне? Выросли и стали как местные взрослые — безумными тварями?
Игровая площадка и сад, крепкое, красивое здание — школа была так похожа на человеческую, куда люди света отдают своих любимых детей, что Амти стало не по себе.
Она, конечно, знала, что Инкарни не чужды родительскому чувству — взять хотя бы Адрамаута и Мескете, они любят своего детеныша, как любят и люди света. И все же Амти было странно видеть во Дворе нечто настолько нормальное. Никаких клумб с ядовитыми цветами, никаких раскиданных во дворике костей, никаких могилок для маленьких животных, которых замучили эти дети.
Ничего жуткого вообще — красивое, старое здание начала прошлого века, строгое и увитое зеленью, которой раньше явно позволяли меньше буйства. Да словом, ничего особенного кроме того, что здесь обучали не только арифметике, языку и естественным наукам. Здесь учили убивать, обманывать и уничтожать.
Амти и Эли зашли внутрь, и едва переступив порог, Амти почувствовала магическую силу, присущую этому месту. Амти поняла, почему Адрамаут и Мескете выбрали для встречи именно его — когда-то оно очень хорошо защищалось, и остатки этой защиты все еще ощущались в воздухе.
— Мескете говорила, здесь они не могли применять магию и никто в этом месте не мог. Это чтобы детки друг друга не поубивали, наверное, — сказала Эли. — По-моему, здорово. Я бы здесь поучилась. Интересно, какая тут была форма?
— Может, никакой, это же Двор, — предположила Амти. Они вошли в темное, пахнущее пылью и мелом помещение.
— Сто пудов была, — постановила Эли. — Смотри, как тут занудно.
Эли побежала вперед, пол под ее шагами заскрипел, а луч фонарика осветил поднятые ей столбы пыли. Маленькие смерчи, подумала Амти, красивые. Она посветила фонариком на потолок и узнала, что потолок однажды был расписан орнаментом из прекрасных и неведомых цветов. Под ногами Амти пол тоже заскрипел, и Амти очень боялась провалиться.
— Хорошо, — сказала Эли. — Так мы легко узнаем, когда они придут! Мы пойдем на второй этаж, если они будут подниматься, спрячемся там, а если нет, то спустимся. Главное, чтобы они не увидели нас сразу…
— Ты гений, — вздохнула Амти.
— Издеваешься?
— Ага.
Тяжелые, бархатные шторы закрывали окна, так что в здании было еще темнее, чем, казалось, возможно. Неверный свет фонарика выхватывал то витую лестницу с кованными перилами, то старую люстру, то сгнивший ковер, вышитый сюжетом, который сложно было восстановить, но там явно принимала участие красивая девушка в черном и мужчина в белом. Может быть, это Мать Тьма и Отец Свет, подумала Амти. На первом этаже были холл, столовая и опустевшая библиотека. На втором — классные комнаты. Должно быть, на третьем располагались жилые помещения. Амти и Эли прошли дальше, и Амти вдруг почувствовала что-то неуютное, странное и сложно определимое. Будто кто-то смотрел на нее. Амти вздрогнула, а Эли засмеялась:
— Призраков боишься?
Смех ее в тишине заброшенного, забытого здания еще сохранявшего прикосновения ушедшей эпохи, показался совершенно ведьминским.
— Вроде того.
— Тогда я тебе больше скажу. Все, кто здесь когда-либо учились скорее всего давным-давно мертвы.
По широкому коридору они прошли до первой же классной комнаты и заглянули внутрь. Наверное, если бы в мире тьмы было настоящее солнце, большие окна делали бы класс просторным и светлым. Мелом пахло еще сильнее. Доска в белой крошке мела казалась заснеженной. Ряды парт старого типа — из толстого дерева, и неудобные стулья короновал учительский стол красного дерева с дорогой канцелярией, которую кто-то так и не забрал, будто собирался в спешке. Амти взяла перьевую ручку и покрутила ее в руках. Забавно, что раньше люди писали этим. Забавно, с какой точностью здесь, в этой школе, была воспроизведена атмосфера довоенного Государства. Что изучали в этом кабинете? Математику? Шпионаж? Сказать было нельзя, кабинет был лишен особенностей, по которым можно было установить предмет. Вроде как в кабинете химии горько пахнет и есть лаборатория. В кабинете алгебры по стенам развешаны формулы, а в кабинете литературы — портреты писателей. Ничего этого не было.
Эли прошла к доске, взяла полураскрошившийся кусок мела и написала короткое и емкое ругательство. Амти долгое время ходила между партами, смотря на редкие надписи. Кто-то утверждал, что гулял с Карси, за что был последними словами кем-то, видимо соперником, обруган. На одной из парт было написано нечто не менее емкое, чем произведение Эли: «смерть, смерть, смерть».
Амти прошла мимо, села за последнюю парту, положила руки на стол, потом подняла, посмотрев на отпечатки, которые остались в пыли. Решив не вытирать руки о юбку, чтобы ее не испачкать, Амти коснулась руками обратной стороны парты, которая должна была быть менее пыльной. Амти почувствовала под пальцами выемку, как будто кусок доски чуть отходил. Амти надавила на нее, просто из любопытства, и в руки ей скатилась толстая, старая тетрадь. Амти вытащила ее, посветила себе фонариком, чтобы лучше ее рассмотреть. Тетрадь не была подписана, она была черной, в кожаном переплете. Пожелтевшие от времени страницы, казалось, могли рассыпаться под пальцами. Амти неловко листала страницы. Судя по всему, это был чей-то личный дневник. Кто-то нашел особенное удовольствие в том, чтобы хранить его практически у всех на глазах. Страницы были исписаны убористым, аккуратным почерком, и Амти не заметила ни единой грамматической или пунктуационной ошибки. Она наугад открыла одну из записей в середине дневника и принялась читать:
«Наверное, надо различать диффузный террор, осуществляемый индивидами чисто по личной инициативе с использованием подручных средств, который всегда при желании может быть представлен как обычная бытовая преступность, следствие корыстной мотивации или неприязненных личных отношений, и на практике от нее неотличим, и террор структурированный, оснащенный необходимым дискурсом, получивший моральную или даже юридическую санкцию со стороны какой-то авторитетной иерархии, военно-религиозного ордена, например, или его субститутов. Диффузный террор, разумеется, стихиен и первичен, структурированный террор предполагает его как свое необходимое исходное условие. Самое интересное, однако происходит в зазоре между этими двумя форматами террора, когда формируется его дискурс.»