Похоже, это последнее, что я пытаюсь дописать. Ребята, здоровье моё уже совсем не очень. Честное слово, ложусь вечером и не знаю, встану ли утром. Очень плохо мне. Извините. Но просто жалко, если это не прочитает совсем никто, кроме меня. Я уж раз десять читал, мне нравится. Даже и в таком, неоконченном, виде книжка вполне читабельна. Фактически, это просто сборник сюжетно связанных рассказов, но, как мне кажется, это лучшее из того, что я написал.

Сюжетно это вставка между моим рассказом “Как я ходила на парад” и повестью “Фройляйн Штирлиц”. Это должно было бы быть между ними, если бы я успел дописать. Кажется, не успею. Мне жаль.

Напоследок. Выражаю искреннюю благодарность трём (а больше просто писать лениво) своим самым любимым (из ныне живущих) писателям:

Величко Андрей Феликсович

Верещагин Олег Николавевич

Савин Владислав (отчество не известно)

Отсортированы по алфавиту, чтобы никому не обидно было. Да.

На сём я пока не прощаюсь, есть шанс, что ещё и допишу что-то. У меня там и про утреннюю линейку, и про встречу с медведем в планах. Здоровье только… хреновое. А так и про свёрток в рюкзаке Артура рассказ длинный планировался.

Если успею, извините…

Самые последние каникулы

И вот поезд, наконец-то, тронулся. Папа улыбается мне сквозь стекло вагонного окна и машет рукой, тётя Лида тоже машет рукой и что-то пытается сказать, но её совсем не слышно. Вообще-то, она мне никакая не тётя, а мачеха, но я не люблю это слово, какие-то нехорошие ассоциации сразу всплывают. Чего я вам, Золушка, что ли? Тётя Лида добрая, на сказочную мачеху вовсе не похожа, совершенно ничего общего.

Жалко расставаться, даже плакать немного хочется. Чтобы хоть чуть-чуть оттянуть миг расставания, мы с Петькой идём по перрону вслед за поездом, машем родителям руками. Сначала идти рядом с окном купе родителей было легко, но поезд набирает ход. Вот идти нужно уже быстро, вот мы уже бежим, а вот я сдаюсь и останавливаюсь, не могу так быстро бежать. А метров через двадцать сдаётся и Петька, теперь уже даже и он не в состоянии успеть за поездом. Конечно, он ведь не поезд, а всего лишь мальчишка. Всё, уехали.

Петька последний раз махнул рукой вслед вагону родителей (хотя они его, скорее всего, уже не видели), развернулся и пошёл обратно ко мне. Вижу, Петьке тоже невесело, как и мне. Ходжа Насреддин в кино говорил: “При расставании три четверти печали остаётся на месте, уходящий уносит с собой всего одну четверть”. Ну, или что-то в этом роде, за точность цитаты не поручусь. Всё верно, так и есть, мудрый человек этот Насреддин был. Нам тут сейчас грустно, а у родителей там, в их купе, в этот миг грусть наверняка смазывается радостным возбуждением начала путешествия и предвкушением грядущего отдыха.

Брат подошёл ко мне, я молча развернулась на месте и мы неторопливо вдвоём пошли к дожидавшейся нас на старом месте бабе Саше. Она-то, понятно, за вагоном не бегала, так и стояла всё там же, где было окно купе родителей, нас ждала. Сейчас по домам поедем, мы с Петькой в нашу новую квартиру на Ждановской, а баба Саша к себе в центр, на Кировскую. Она, вообще-то, хотела на время отсутствия родителей к нам переселиться, мне с Петькой с огромным трудом удалось её отговорить от этого. Чего мы, маленькие что ли? Тринадцать лет скоро, прекрасно и сами проживём месяц. Я и обед сварю и уберусь сама и постираю, Петька в гастроном за продуктами бегать будет, бельё вешать. Проживём, не пропадём. А то там деда Миша больной у тебя, у него ножка болит, ходит с трудом, ему там трудно одному будет. Вот, в таком ключе мы с Петькой её окучивали, ещё и папа мой помогал, он тоже на нашей стороне был. В общем, уболтали старушку. Понятно, что она всё равно чуть ли не ежедневно приезжать будет, а звонить станет вообще по пять раз на дню, но лучше хоть так, а иначе мы бы при ней как цыплята возле наседки были бы, на шаг не отойти, всё под присмотром. Детский сад бы развела.

Ой, мороженое! Хочу! Баб Саш, у тебя мелочь есть? А то у меня наличных с собой вообще ни копейки, а возиться с электронными деньгами из-за такой суммы лениво. Ага, спасибо. Петька, ты мороженое будешь? Какое?

Баба Саша порылась в своей старенькой сумочке, достала оттуда кошелёк и дала мне монетку в один рубль, которую я немедленно в щель торгового автомата и кинула. Автомат немного подумал, покряхтел, и написал на своём экране: “Внесённая сумма 0 рублей 0 копеек”. Что за фигня? Ещё через пару секунд в лоток для сдачи что-то упало. Достаю. Это мой рубль. Снова кидаю его в автомат, история повторяется, мой рубль автомат опять выплёвывает. Неисправен, что ли? Тут Петька отодвигает меня в сторону, достаёт из лотка нашу рублёвую монетку, осматривает её и обзывает меня балдой. Это почему ещё? И Петька объяснил. Оказывается, юбилейные монеты автомат не принимает, и на нём для дураков это, вообще-то, написано, но Наташенька у нас ведь самая умная, инструкции она не читает. Нда.

Ну, тормознула я, бывает, согласна. Баб Саш, эта не пойдёт, она юбилейная, ещё к Олимпиаде-80 выпущена была, дай другую. И баба Саша дала мне другой рубль, на этот раз бумажный, каковой я теперь уже успешно скормила автомату. Жёлтый бумажный прямоугольник тот согласился считать деньгами и написал: “Внесённая сумма 1 рубль 0 копеек”.

Дальше всё просто было. Баба Саша мороженое не хотела, так что я лишь дважды ткнула по нужным кнопкам. Автомат покряхтел, похрюкал, чем-то погремел в своей железной утробе, выдал по очереди два вафельных стаканчика мороженого (мне малиновое, Петьке ананасовое), а затем сыпанул в лоток целую горсть мелочи. Но почему так много?

Нет, он что, издевается, что ли, автомат этот? То монеты ему юбилейные, видите ли, не нравятся, то сдачу выдал одними пятикопеечными монетами. Четырнадцать штук нам насыпал, причём все совершенно новенькие, блестящие. Да, так и есть, я не поленилась и проверила — на всех этих монетах был выбит нынешний, 2028, год. У него что, других не было или они ему просто нравятся, такие новенькие? Странный какой-то автомат.

Ладно хоть, мороженое у него вкусное оказалось, мне нравится. Баб Саш, не торопись, а то мы съесть не успеем, тут вход в метро рядом совсем. Петька, дай лизнуть твоё. Ммм… Не, моё лучше. Эй! Эй!! Мы так не договаривались, так нечестно! Я твоё только лизнула, а ты мне такой кусок откусил! Жмот несчастный! Ладно, пошли уже.

И вот мы втроём идём в сторону метро вдоль путей пригородного сообщения. Я и Петька — с мороженым, а баба Саша просто так. Вечер, темнеет. С десяток голубей чуть в сторонке делят какую-то булку, у них между ног вертятся вороватые воробьи. Приехала электричка и сразу вокруг стало очень людно, птицы улетели, булку же затоптали. Вкусное у меня мороженое.

А юбилейный рубль взял себе Петька. Сказал, что собирает такие…

— Просто ты человек такой безответственный, — продолжаю я пилить своего брата, пока мы идём от метро к нашему дому. — Это же надо было ухитриться! И как ты теперь жить будешь этот месяц? Как? Вот объясни мне, как?! Целый месяц!

— Ну, проживём как-нибудь, не пропадём, — не слишком уверенно пытается оправдаться Петька.

— А в гастроном ты как ходить теперь собираешься? За всё наличными платить, да? И скидок у тебя теперь ни на что не будет, всё по полной цене пойдёт. Или мне самой всё покупать придётся ходить? Да, и в бассейн тебя тоже не пустят теперь. Балбес! Как ты так ухитрился-то, а?

— Да я это боялся потерять её, вот и отдал маме, чтобы она к себе положила. Думал, на вокзале обратно возьму.

— И почему не взял?

— Забыл.

— Осёл.

— Согласен.

— И ведь не первый раз это у тебя уже, вечно ты всё забываешь. Что делать-то станем теперь?

— Может, в школу сходить завтра?

— Нафига?