— Может быть, папа вернется пораньше, или мне станет лучше.
Тиффани дала няне время уйти и потом выскользнула на улицу. Холодный зимний день клонился к вечеру, но солнце еще светило с безоблачного неба. Девочка перебежала через улицу к тому дому, куда в день их первой встречи вошел тот человек, и где она после видела его несколько раз через окно. Стоя на улице, она прижалась лицом к стеклу и облегченно вздохнула. Он был там! Сидел за столом в углу и что-то писал. Пока она наблюдала за ним, он взял что-то со стола и швырнул в стену, Тиффани с восторгом смотрела, как красные чернила растеклись по стене и оставили на полу большую лужу. Ей часто случалось что-нибудь бросать, но она еще ни разу не создавала такого беспорядка. Она открыла дверь и вошла.
Дани был один. Газета выходила днем, так что сегодняшний номер уже давно вышел, а для завтрашнего у него тоже было многое заготовлено. Дани швырнул ручку вслед за чернильницей и гордо посмотрел на статью, которую только что закончил. Примет ли ее редактор? Или он сочтет ее тон противоречащим традиционной позиции «Вольксстем», как рупора правительства? Он обдумывал этот вопрос, когда отворилась дверь, и вошла девочка. Дани нахмурился, ожидая увидеть за ней Джона Корта: сейчас Корт не вызывал у него симпатии. Он подозревал, что американец сыграл важную роль в освобождении членов Комитета реформ, и к тому же он ненавидел Корта, как иностранца и честного человека. Мэтью было легко ненавидеть, имея на это настоящие причины, но с Кортом все было иначе, так как он был порядочным человеком, хорошо относился к нему самому и, как теперь понял Дани, любил Алиду. Тем не менее он был иностранцем и бесцеремонно вмешался не в свои дела.
Девочка закрыла за собой дверь и стояла, глядя на Дани.
— Привет. Я Тиффани Корт.
— Я тебя помню. Где твой отец?
— Он празднует.
— Еще бы! — Дани зло прищурился и пристально посмотрел на девочку; но Тиффани не привыкла к таким взглядам и осталась невозмутимой. В ее лице было что-то знакомое, подумал Дани: эти фиалковые глаза! У Корта такие глаза? Кажется, нет.
— Я пришла, чтобы спросить вас про Алиду, — сказала Тиффани.
Дани тоже подумал тогда о странном совпадении. Только мысль об этом появилась у него лишь на мгновение, потому что все его внимание было сосредоточено на суде и осуждении обвиняемых, но тем не менее где-то в подсознании она осталась.
— Это совершенно разные люди, — резко сказал, — твоя мать и моя сестра.
— А может быть, нет, — настаивала Тиффани.
— Что ты знаешь о своей матери?
Тиффани охотно поведала ему историю, которую рассказал ей отец; Дани слушал ее с иронией. Красивая сказочка! Что же было такого в матери Тиффани или ее рождении, что Корт хотел скрыть? И почему эти фиалковые глаза кажутся ему такими знакомыми?
— У тебя есть портрет твоей матери? — спросил Дани.
— Да, но я оставила его в гостинице. Хотите я схожу и принесу его?
— Нет, нет, не уходи. Скажи мне, твой отец знает, что ты здесь?
Тиффани покачала головой.
— Я же сказала вам: он празднует, хотя что он празднует, я точно не знаю. А няня пошла на сввдание. Она, конечно, сразу хватится меня, как только вернется.
— Ты не боишься, что у тебя будут неприятности, если ты вовремя не вернешься?
— Конечно, не боюсь, — усмехнулась она.
— У меня дома есть портрет Алиды, моей сестры Алиды. Пойдем со мной, и ты сама его увидишь.
— И тогда я узнаю, были ли они разными людьми или нет. — У Тиффани загорелись глаза, потом она призадумалась. — Но может быть лучше вы посмотрите на портрет моей мамы?
— Ты не хочешь пойти со мной? Я живу на ферме совсем недалеко отсюда. Ты сможешь поехать верхом на моей лошади и увидишь других животных — овец, коров, цыплят…
— Я хочу поехать, — быстро сказала Тиффани, увлеченная его рассказом.
Дани сразу же вывел ее из редакции на улицу, посадил на лошадь, и сам сел сзади.
— Как здорово! — воскликнула Тиффани. — Как жаль, что я раньше не пришла к вам. Это самое интересное событие с тех пор, как я приехала в это ужасное место.
Дани поджал губы, услышав столь нелестную характеристику своей любимой страны. В сгущающихся сумерках он погнал лошадь вперед и, старательно избегая главных улиц, направил ее к дому.
В гостинице Корт пытался привести в чувство и успокоить бившуюся в истерике няню. Ближайшие улицы города были уже обысканы, но следы Тиффани не обнаружились. Потом дежурный гостиницы вспомнил, что видел, как Тиффани прошла через вестибюль на улицу, перешла на противоположную сторону и остановилась у редакции газеты. В этот момент дежурного отвлек посетитель, а когда он вновь посмотрел в окно, Тиффани уже не было. Редакция газеты. Там работает Дани Стейн. Вот она, зацепка! Корт вспомнил, как Тиффани заинтересовалась тем, что Дани упомянул Алиду, но он также с ужасом, вспомнил нападение на Энн и убийство Сэма. Без лишних слов он бросился к редакции «Вольксстем» и толкнул дверь. Она сразу же распахнулась, Корт вошел внутрь и стал искать лампу. Наконец он зажег ее и, подняв высоко над головой, осмотрел пустую комнату. Когда он увидел красные пятна на стене, ему стало нехорошо. С трудом приблизившись к этому месту, Корт невольно вскрикнул от радости, обнаружив на полу осколки чернильницы. Он погасил лампу и побежал назад в гостиницу.
— Дани Стейн, — спросил он дежурного, — где он живет?
— За городом, — с сомнением в голосе ответил тот. — Вы никогда не найдете это место в темноте.
— Может кто-нибудь проводить меня туда? Я хорошо заплачу. Это очень срочно!
— Идите в конюшню за углом, спросите там Яна Бота и скажите ему, что я прислал вас, Он знает дорогу к ферме Стейна. Но можете не беспокоиться, мистер Корт. Если девочка с Дани, с ней ничего не случится. Он, конечно, горячий парень, но он не причинит зла ребенку.
Корт глубоко вздохнул, стараясь не думать о ранах на теле Энн и крови Сэма на траве. Десять минут спустя он уже мчался в ночь следом за проводником.
Тиффани была очень довольна собой, хотя ей было немного холодно. Ей нравилось ездить верхом, а Дани держал ее крепко, совсем как папа, когда брал ее с собой на прогулки. Ей хотелось, чтобы сейчас было светло, и она могла бы получше рассмотреть окрестности. Выглянула луна, но она было неполной и светила слабо, лишь придавая очертаниям деревьев и холмов зловещий вид. Тиффани поежилась и не только от холода.
— Почти приехали, — сказал Дани.
— Я не думала, что это так далеко.
— Жалеешь, что поехала? Твой папа рассердится?
— Очень! Но он сам виноват, ему не надо было так часто оставлять меня одну. Мне было очень скучно.
— Какое безобразие, — язвительно сказал Дани. Он улыбнулся про себя. Джон Корт не просто рассердится — он будет вне себя от беспокойства. Дани стал от удовольствия насвистывать какое-то простенький мотив, и так всю дорогу, пока они не добрались до фермы.
Даже снаружи дом выглядел очень примитивно, и Тиффани, привыкшая к особнякам на Пятой авеню, оглядывалась вокруг, широко открыв глаза. К ним вышел чернокожий человек и принял лошадь, а Дани повел Тиффани в дом.
— Не совсем то, к чему ты привыкла, я полагаю?
— Да.
— Расскажи мне о своем доме.
Тиффани, как могла, стала описывать свой дом, упомянув слуг и экипажи и красивые драгоценные камни, которые, как сказал ей папа, в один прекрасный день будут ее.
— Значит, вот что делают иностранцы с богатством, которое они извлекают из нашей земли. — Дани обвел взглядом простую гостиную со скромной деревянной мебелью и лишенным всяких ковров полом и резко рассмеялся. — Если Джон Корт живет в таких условиях, могу себе представить какой роскошью окружен Мэтью Брайт!
— Могу я сейчас увидеть портрет? — спросила Тиффани. — Пожалуйста, — вежливо добавила она. Она могла быть очень вежливой, если хотела чего-то добиться.
Дани ушел в спальню и вернулся с миниатюрным портретом Алиды. На нем она была в расцвете красоты своих шестнадцати лет, в новом платье, с подаренным Мэтью медальоном на груди.