Дошедшие до нас официальные материалы III отделения показывают нам, что служба Стогова высоко оценивалась начальством. Его имя неоднократно выделяется среди особо отличившихся штаб-офицеров; и даже отмечается, что в июле 1835 г. его действия при приведении в исполнение сенатского указа об отмежевании помещице Нефедовой земель из владения татар в Сызранском уезде обратили на себя благосклонное внимание императора[29]. А в Отчетах А. X. Бенкендорфа за 1835–1836 гг. на основании отзывов губернатора И. С. Жиркевича и направленного по высочайшему повелению в Симбирск кн. А. Я. Лобанова-Ростовского в связи с крестьянскими волнениями, возникшими при переводе казенных селений в удельное ведомство, он прямо характеризуется как «главнейший участник» событий, проявивший «чрезвычайное усердие» и «особенное благоразумие»[30].

Но во время упомянутых крестьянских волнений между Стоговым и чиновниками удельного ведомства, которых он называл главными виновниками событий, возник острый конфликт. И в результате, очевидно, в 1837 г. он принял решение о переезде в Киев и уходе из Корпуса жандармов. До 1852 г.[31] он был управляющим канцелярией Киевского генерал-губернатора Д. Г. Бибикова, затем вышел в отставку в чине полковника.

Как уже отмечалось, Стогов был теснейшим образом по службе и по духу связан с царствованием Николая I, и весьма символично, что его выход в отставку совпал с уходом самого императора; символичен и разговор между ними во время их последней встречи в 1850 г. Николай спросил:

«— А ты, старый драбант[32]… все еще служишь?

— Устарел, ваше величество, хочу в отставку.

— Погоди, вместе пойдем»[33].

Наступала другая эпоха, за которой Эразм Иванович наблюдал уже как зритель. Последние годы жизни он провел в своем благоприобретенном имении Снитовка Летичевского уезда Подольской губернии, где умер 17 сентября 1880 г. Перед смертью, успокаивая дочь, он говорил: «Не плачь, Юша, о чем плакать? Ты видишь, я говорю без отчаяния, без горечи, пожил долго и счастливо, благодарю Господа и без ропота пойду, когда Он призывает меня!»[34].

Завершая рассказ об Эразме Ивановиче Стогове, можно сказать еще несколько слов. Его мемуары нельзя назвать хорошо известными широкому кругу читателей; но тем не менее занимательные рассказы «веселонравного» моряка и жандарма время от времени привлекали внимание любителей старых исторических журналов. В результате — в начале 1960-х гг. молодой лейтенант, командир брига «Михаил» Эразм Стогов воскрес на страницах повести для детей «Иди полным ветром» Ю. Давыдова. Писатель, посвятивший свое произведение известному мореплавателю Ф. Ф. Матюшкину, позаимствовал у Эразма Ивановича забавный рассказ о женитьбе английского путешественника Кокрена, а заодно ввел и самого мемуариста в число действующих лиц. Но на этом сходство литературного героя со своим прототипом и его судьбой заканчивается. В повести лейтенант Эразм Стогов погибает при столкновении русского и турецкого флотов во время греческого национально-освободительного восстания.

При отборе материала для данной публикации за основу был взят подготовленный к изданию самим автором первый журнальный вариант «Записок» 1878–1886 гг., из которого были исключены главы, касающиеся службы Стогова в Сибири[35] (исключение сделано для главы о встречах автора со Сперанским и Батенковым в Иркутске в 1819 г.). В этом варианте деятельность жандармского штаб-офицера описана несравненно подробнее и красочнее, чем в варианте 1903 г. Текст журнальной публикации 1878–1886 гг. был сверен с хранящимся в ИР ЛИ оригиналом[36].

Рукопись Стогова, за исключением раздела по Симбирску, не подвергалась сколько-нибудь серьезной редакторской правке: в ряде случаев были изменены окончания слов с целью согласования главного и придаточного предложений; авторский текст для удобства чтения разбит на абзацы, которые в оригинале практически отсутствовали. Эти изменения сохранены и в данной публикации.

Что же касается раздела по Симбирску, то здесь правка была достаточно солидной: редакция опустила упоминание о рапорте «в юмористическом духе», в котором фактически высмеивался заболевший от страха губернатор; резкие характеристики разного уровня чиновников удельного ведомства; упоминание о смещении Стоговым «надоевшего» архиерея; о способах завоевания новым жандармским штаб-офицером авторитета у местного общества; о его «проверках», «шутках» его друзей и его самого над местными дворянами и т. п. В данном издании авторский текст восстанавливается полностью; отрывки, отсутствовавшие в предыдущей публикации, отмечены квадратными скобками.

В первом варианте записок имена практически всех упоминаемых лиц были скрыты (и в публикации, и в рукописном оригинале) под начальными буквами фамилий. Во втором опубликованном варианте незначительная часть имен раскрывалась на основе авторской рукописи, поступившей в редакцию в начале XX века. В данной публикации фамилии всех установленных лиц приводятся полностью.

Изменен (по сравнению с 1878–1886 гг.) порядок публикации отобранных глав: они располагаются в хронологической последовательности[37].

Поскольку в публикации 1903 г. содержатся некоторые, хотя и незначительные, но любопытные дополнения (например, относительно настроений русского общества в 1812 г., характере отношений между мемуаристом и Л. В. Дубельтом и т. п.), было решено привести их в подстрочных примечаниях со ссылкой на соответствующий номер «Русской старины» за 1903 г.

К тексту «Записок» было решено добавить 3 приложения.

Первое из них — самостоятельная глава из публикации 1903 г., в которой рассказывается о женитьбе Эразма Ивановича, — является прямым дополнением к описанию его жизни в Симбирске[38]. Кроме того, описание семьи дворян Мотовиловых может представить интерес для поклонников творчества Анны Ахматовой, которая была внучкой Эразма Ивановича и его жены Анны Егоровны (урожденной Мотовиловой). Известно, что сама Анна Андреевна рассказывала, что в качестве псевдонима выбрала девичью фамилию своей прабабки, которую она называла «татарской царевной». Как сможет убедиться читатель, творческое воображение Ахматовой существенно изменило образы реальных предков — ее реальные прадедушка и прабабушка по материнской линии больше походили на типично русских провинциальных дворян типа капитана Миронова и его супруги из «Капитанской дочки» Пушкина.

Второе — письмо дочери Стогова (И. Э. Змунчиллы)[39], рассказывающее о последних днях жизни и смерти мемуариста. Оно является логическим завершением жизнеописания Стогова и последним очень колоритным штрихом к его автопортрету.

Третье — секретная инструкция чиновнику III отделения[40], текст которой помогает уяснить представления высших властей о задачах жандармских штаб-офицеров и круге предоставляемых им полномочий.

М[илостивый] г[осударь] Михаил Иванович![41]

[К издаваемому вами журналу «Старина» вы приложили мой портрет для доказательства, что у «Старины» и сотрудники старики. Это расчет редактора и издателя; но выставив меня на сцену перед вашими читателями, вы вызываете меня рассказать о нравах во времена моего младенчества и юношества. С начала знакомства нашего] вы изъявляли желание, чтобы я написал подробно о моей жизни все, что сохранила моя память; это называется, кажется, автобиография; я не соглашался, мое убеждение было, что жизнеописание принадлежит людям почему-нибудь славным, гениальным и, по крайней мере, возвысившимся над средним уровнем народа: такие жизнеописания служат поучением читателям.