Вестминстерское аббатство было освящено 28 декабря 1065 года в день святого Иннокентия.

А через восемь дней в Вестминстерском дворце умер король Англии Эдуард Исповедник.

За несколько дней до кончины совсем ослабевший король призвал к себе графа Гарольда и сказал тихим голосом повелителя: – Гарольд, я передаю в твои крепкие руки государственные дела. Не стану кривить душой. По всей стране вспыхнули возмущения, появилось много разбойников. Ты долго отсутствовал в Англии. Кроме тебя, управлять страной некому. Возьми королевский щит и секиру и твори правосудие, помня о Боге. Ступай, Гарольд, и помни: я не желал тебе зла.

Все эти дни Лондон был похож на город, в котором умирает повелитель, правивший страной без малого четверть века, не оставивший после себя прямых наследников, зато оставивший в наследство потомкам пустую казну, раздоры и распри, страх обывателей и диаметрально противоположные о своем правлении, о себе самом мнения обыкновенных любителей почесать в безделии язык. Между прочим, таких любителей с годами и веками не уменьшается, а, значит, не иметь в виду их мнения грешно. Но – Лондон 5 января 1066 года.

Суматоха в умах: кто будет избран Витаном королем Англии? Явными претендентами на престол считали себя Харальд Суровый, король Норвегии, и Вильгельм, дюк Нормандии. Оба они не имели большого авторитета в собрании Витана, а уж среди народов Альбиона и подавно. Зато силу представляли собой грозную. Крупнейшие в Западной Европе армии имели эти опытнейшие полководцы и политические деятели. Опасная сила для Англии, которая за время правления пронормандски настроенного Эдуарда ослабла.

Так считают многие здравомыслящие люди, пытаясь по редким, прошедшим сквозь многослойное сито веков источникам воссоздать картину девятисотлетней давности. Но всегда ли здравомыслящие люди все учитывают в построении своих жестких выводов и схем?

Быть может, именно они-то и не учитывают главного, обвиняя короля Англии во всех грехах, предъявляя ему самые разные, подчас надуманные обвинения и претензии. Быть может, прав-то во всем был именно Эдуард, которого кто-то назвал Добрым, кто-то Исповедников, и который лежал в богатой постели своей опочивальни в Вестминстерском дворце, смотрел на близких ему людей: жену Гюду и ее брата Гарольда, чувствовал, как силы покидают его и оставался при этом внешне удивительно спокойным, не решаясь сказать то главное, что сейчас требовали от него история и смерть.

Смерть часто ставит последнюю точку в биографии даже самых великих творцов, самых великих деятелей того или иного времени. И в этом – ее справедливость. Смерть так же часто является лишь очередной точкой отсчета в биографии человека – а в этом ее щедрость. Она справедлива и щедра одновременно – и в этом ее тайна. И к этой тайне приближался со стремительностью, понимаемой только на смертном одре, Эдуард Исповедник. В ногах стояли и смотрели на него жена и граф Гарольд. Чуть поодаль – знатные люди государства. В замке волновалась челядь. В Лондоне лихорадило людей. Король со спокойствием Сократа поглядывал то на Гюду и Гарольда, то на окна, откуда, если бы смерть позволила приподняться на локти, виден был Вестминстерский храм… Люди ждали. Эдуард молчал, ожидая того откровения, которое дарит людям лишь смерть, ее тайна.

К постели короля приблизились граф Нортумбрии, священнослужитель Альред, лондонский правитель – нормандец.

Альред, боясь упустить момент, спросил Эдуарда, кого он хотел бы иметь в своих приемниках. Слабеющий король промолчал. В эту, для многих присутствующих отчаянную, минуту не выдержали нервы у нормандца, он громко крикнул:

– Твой родственник Вильгельм Нормандский достоин стать королем, ты это знаешь!

За короля ответили в один голос все:

– Нормандцы нам не нужны!!

Король молчал, прислушиваясь к беззвучному шагу смерти. Наконец он произнес:

– Граф Гарольд любим народом. Он достоин…

Затем король посмотрел на окна и закрыл глаза.

Любители поразмышлять могут и это слово Эдуарда Исповедника вменить ему в вину, ведь он, уходя в иной мир, оставил стране страшного врага: дюка Нормандии Вильгельма, который ни за что на свете не откажется от мести, от английского престола. Он и не отказался!

Да, Эдуард Исповедник сделал все, чтобы окончательно раздробить страну, ослабить ее, теперь он предложил в короли человека, замечательного во всех отношениях, но только лишь как человека замечательного. Королями замечательные люди становятся редко. Должность это такая… незамечательная. Особенно, в такое время, когда нужно побеждать, часто побеждать – во что бы то ни стало.

Ругать и ругать можно Эдуарда Исповедника за все дела на английском престоле. И ругают его. И хвалят! За многое хвалят. Память у людей не из злого камня Богом создана, а из доброго материала. Но – вот что главное! – интересовала ли скончавшегося короля Англия, людская память, людские счеты и подсчеты, если он, прекрасно понимая, в какой сложный период входит история, все-таки решил построить Вестминстерское аббатство! То был подвиг души его: не ума, не сердца, а именно – души!

– Какой такой подвиг?! – может возмутиться неистовый читатель. – Он же крепости не строил, разбазаривал на разные святые игрушки-безделушки огромные деньги, стал по сути дела главной причиной страшной беды на Альбионе. Это же он, он все сделал.

А мог ли король каким-нибудь образом противостоять тяжелому катку истории? Мог ли он спасти Альбион от нормандского нашествия? Может быть, Эдуард Исповедник, а не мудрейший Ланфранк раньше и глубже всех понял, что более чем полуторатысячелетняя история острова, на который налетали, как вороны на мертвую кровь, все, кому ни лень, пришла к вполне закономерному исходу? Быть может, так? А если это так, то винить Эдуарда не в чем и не за что, зато благодарить его надо, что и делают все, кто с разными целями вот уж 930 лет ходит и будет ходить еще долго в Вестминстерское аббатство. А значит еще долго будет жить человек, который на смертном одре так хотел взглянуть в окна, откуда видно было построенное им Вестминстерское аббатство.

Это так.

Завернутое в богатое покрывало тело Эдуарда Исповедника знатные таны Англии вынесли из Вестминстерского аббатства и, окруженные соотечественниками, доставили в церковь Святого Петра Апостола. В торжественной тишине архиепископ Стиганд прочитал молитву. Люди уже не плакали, лишь печальные покрасневшие глаза говорили о том, что скончавшийся король был для многих присутствующих не просто повелителем державы, но чем-то более значительным. Чем же? Кем же?

За несколько часов до похорон собрание Витана утвердило предсмертное желание Эдуарда, одобрило его выбор. Стиганд прочитал молитву. Покойного уложили в склеп. Архиепископ задумчиво произнес: «Неспокойное время досталось ему в годы правления, – затем он вручил скипетр и державу стоявшему рядом Гарольду, объявил его королем, воскликнул негромко: – Король умер! Да здравствует король!!»