Лучи закатного солнца, упав на гранитные отложения берегов под определенным, только им известным углом, отразились столь ярким радужным цветом, что Павлов даже прикрыл ладонью глаза. В последний раз подобное зрелище он видел в художественном фильме "Золото Маккены" (Mackenna's Gold — 1969 год), но та, известная кинозрителям, картинка золотого каньона была искусственной. Здесь же все было натурально.

— Какая красота! — вырвался из него вздох восхищения.

— Твоя Медвяная Роса тоже красотой не обделена, — кокетливо улыбаясь, заметила Рита, которая гребла с ним на пару.

— Инга узнает, желчью изойдет! — простодушно заметила вторая Рита, которая была напарницей Нары.

Его супругу Ингу обе ученицы знали не понаслышке. Одной Рите она приходилась двоюродной сестрой, а другой — племянницей. Получив подтверждение о том, что Инга (Оленина) жива, Павлов обрадовался, а затем задумался. Получалось, что теперь у него две жены. Как между собой они будут ладить?

От невеселых раздумий Павлова отвлекли стоящие в ряд на высоком берегу каньона на расстоянии, примерно, полукилометра друг от друга каменные башни — каждая высотой с 5-6-этажный дом. Он догадался, что это и есть "приюты", о которых ему рассказывал Арнольд Борисович Шлаги.

По пути к причалу они нагнали лодку-берестянку, в которой находились два парня в возрасте 17–18 лет. Сороку из рода Белохвостого Оленя вышеупомянутые соплеменники тоже хорошо знали и приветствовали, как своего закадычного приятеля. Из вежливости Павлов помахал им рукой, а обе Риты не преминули воспользоваться случаем, чтобы сообщить им о том, что их приятель уже не Сорока, а Тибул — Победитель Тигра. Парни, которых Риты называли Шалопаем и Кудлатым, юным амазонкам не поверили, и, ухохатываясь, сказали, что Сорока, действительно, не Сорока, а Рыдван, то есть победитель Зайца. Это было уже слишком. Даже Нара не выдержала, и, осушив весло о спину одного из парней, грозно сказала:

— Заткнитесь, недоношенные, а не то я вам руки с ногами местами поменяю!

— А Урсула сделает вам последнее обрезание, — предупредила одна из Рит.

— А я вырву язык, — подвела итоги страшного наказания Медвяная Роса и показала тигриную шкуру.

Разглядев Медвяную Росу, парни ахнули и стали грести так быстро, что скоро их обогнали и оказались далеко впереди. Они даже отцепили от своей лодки большое бревно, которое буксировали. Обе Риты еще долго смеялись, живо представив дерзких обидчиков в случае исполнения перечисленных угроз. А Павлов огорчился, начав постигать реальную сторону жизни своего двойника, который, по правде говоря, не отличался ни умом, ни храбростью, ни сообразительностью.

Заскулил, завизжал и заметался на коленях у Люка щенок, который до этого не подавал никаких признаков беспокойства. И тут путешественники услышали громкий лай и подняли головы. На самом козырьке каньона, мечась из стороны в сторону, бегала собака, похожая на овчарку.

— Зорька! Зорька! — радостно закричали братья-близнецы, опознав знакомую собаку.

Зорька пробежала по берегу несколько десятков метров, а потом пропала из виду. Ничего страшного, конечно, с ней не случилось. Просто она направилась к своим хозяевам для того, чтобы визгом и лаем предупредить их о скором прибытии сородичей, считавшихся безвестно отсутствующими.

— Как же мы будем выбираться на берег? Не иначе, как по веревочной лестнице? — с тоской думал Павлов, рассматривая высокую отвесную стену каньона. Когда же их лодки приблизились к Главному Причалу, то Павлов испытал еще один шок. Он увидел лестницу шириной не менее 15 метров, аккуратно высеченную в скале. Ее ступеньки спускались прямо к воде, а между тремя маршами были устроены площадки.

По обе стороны от лестницы вдоль берега качались на воде десятки плотов, привязанных за веревки к вбитым в скальную породу деревянным клиньям. На плотах стояли перевернутые днищем вверх лодки. На плотах сновали люди, на лестнице играли дети, где-то в отдалении лаяли собаки, пахнуло дымком от где-то неподалеку разложенного костра.

— Ну вот, мы и дома! — сказала Нара и заплакала.

II

В середине 1960-х годов на северном побережье Чёрного моря в устье реки Авунда в 11 км к востоку от Ялты начались археологические раскопки. Экспедиции длились не один день, поэтому некоторые археологи брали с собой детей. В 1967 году раскопками руководил отчим Терехова — старший научный сотрудник Института археологии АН СССР, благодаря которому Павлов (ему и его школьному другу Терехову в это время исполнилось 14 лет) первый раз в жизни оказался в археологической экспедиции.

Работы велись на скале Дженевез-Кая, где был обнаружен культурный слой с остатками примитивной лепной керамики периода раннего энеолита (III тысячелетие до н. э.). Там же был обнаружен таврский культурный слой VII–VI век до н. э. с остатками чернолощеной лепной посуды. К раскопу мелкоту, естественно, не подпускали, и подрастающее поколение вынуждено было развлекать себя самостоятельно. Они загорали, купались, совершали непродолжительные пешие походы по окрестностям Гурзуфа. И все же любопытство брало верх, и тогда Павлову, его другу Терехову дали в руки совковые лопаты, чтобы они разгребали землю из отвалов.

Атмосфера серьезной сосредоточенности, с которой работали старшие, буквально сантиметр за сантиметром, снимая землю, просевая ее, отбирая каждую бусинку, каждый черепок, заставляла задуматься. Например, о том, что каждый сантиметр культурного слоя, это — десятки, а может и сотни лет истории. Отнюдь не факт, что люди жили на этой этом месте всегда. Они могли его покидать под натиском врагов и стихийных бедствий, а потом на эту площадку, давно заросшую травой и бурьяном, приходили другие племена и народы и создавали новое поселение. Цель ученых-археологов — не поиск сокровищ древних цивилизаций, а реконструкция и классификация их многослойной материальной культуры.

Вспомнить об археологии Павлова заставили уже первые шаги, которые он сделал на древней земле орландов. Впрочем, по порядку. Начнем со встречи с сородичами, об актуальности которой обитателей приюта Белохвостого Оленя на Красных камнях, визгом и лаем, предупредила собака по кличке Зорька. Дяди, тетки, двоюродные братья и сестры, — все кто не был занят неотложными хозяйственными делами, — немедленно поспешили к Главному Причалу. Павлова обнимали, целовали, хлопали по спине, выражая искренние чувства радости по поводу того, что он и его братья живы и здоровы. Из сородичей выделялся высоченный мужчина под два метра ростом с черной, как смоль, окладистой бородой. Его звали Ерофей, и он приходился Павлову, то есть Сороке, родным дядей по отцовской линии. Именно он становился для Люка и Рико отцом вместо погибшего Сома.

Встречающие сородичи не обделили и вниманием и Нару с Березкой, искренне поздравив их с благополучным прибытием. Только Медвяная Роса и Сара Гудвин тихо стояли в сторонке. Наконец, дело дошло и до них.

— А это кто? — спросила Нару одна из теток Сороки — самая пожилая и авторитетная, по имени Лаванда.

— Не поверите, уважаемая Лаванда! Старшая — его жена, а младшая, как можно догадаться по цвету кожи, — подарок вождя черных аратов.

— Когда же он успел жениться и добиться расположения черных аратов? — удивилась Лаванда.

— Он еще и нас из реки вытащил, а потом убил Хумбабу и содрал с нее шкуру, — набравшись смелости, сказала Березка.

— Кто, Сорока?! — всплеснула руками Лаванда.

— Теперь он не Сорока, а Тибул, то есть Победитель Тигра. Так решила Агата и пожаловала его в свои адъютанты, — сообщила Нара самую сногсшибательную новость для сородичей Сороки, получившего вместо прозвища новое имя, причем, достойнейшее из достойных.

Тем временем обе Риты успели облачиться в свои доспехи и ударили копьями о щиты. На сигнал прибежали воины и ученицы, охранявшие Главный Причал. Риты знаками показали им на Павлова и его ожерелье из медвежьих когтей, а Медвяная Роса развернула тигриную шкуру и попросила Нару набросить ее Павлову на плечи.