Филь глянул в сторону кузни: по-прежнему никого. Соображая, что бы ещё такого сделать, он снял с телеги корыто. По его концам были выточены две дыры, столь ухватистые, что сам Один велел пропустить оставшийся ремень в одну из них и крепко принайтовить корыто к связанным оглоблям.

Удовлетворённо оглядев получившуюся конструкцию, Филь сбегал к телеге и забрал плётку Якоба. Потом собрал вожжи в левую руку и забрался в корыто. Живо припомнив своё давнее путешествие в Почтовой кибитке, он решил скопировать грозные интонации всадников гильдии.

– А ну, м-мёртвая! – крикнул он и славно свистнул в воздухе плёткой. – Пошла-а!

Неожиданно для него жеребец всхрапнул, прянул ушами, затем дёрнул и с силой потянул корыто за собой.

– Ой, – сказал Филь.

Не умея править конём, он беспомощно наблюдал, как жеребец заложил по двору вираж и, набирая скорость, вынесся на улицу Колодников.

Филь продолжал крутить плёткой над головой, потому что это помогало ему держать равновесие. Вдоль трапезной он пролетел с такой скоростью, что встречный ветер выдавливал слёзы из глаз. Боясь наскочить на кого-нибудь, он орал как оглашенный слова, которые кричал в тот день возница, пока кибитка не выехала из Кейплига:

– Р-разойдись! Зашибу!

Предупреждение было сделано вовремя: из трапезной высыпало множество народу, едва успевшего отшатнуться от пронёсшегося мимо бешеного экипажа. Краем глаза Филь уловил потрясённое лицо Яна и рядом с ним Мету, хохотавшую до слёз.

Корыто скользило устойчиво. А вожжи оказались хорошей подмогой в удерживании равновесия, и Филь выбросил плётку, чтобы не мешала держаться второй рукой. Ему начинало всё это нравиться. Он свистнул по-разбойничьи, как только умел, и конь ещё прибавил ходу. Теперь это напоминало высадку на берег в парусном шлюпе при сильном ветре. Филь зажмурился и услышал злые волны, бьющие по бортам.

Не в силах сдержать восторг в груди, он закричал:

– А-а-а!.. Я-я-о-о!

Тут он вспомнил, что его поджидает впереди опасный риф в виде огромного клёна, растущего посреди площади Обречённых, бросил орать и собрался.

Ветер-конь не подвёл его: они удачно пересекли площадь, и жеребец, довернув, вынес корыто точнёхонько в ворота. Только Филь позабыл, что за ними начинается крутой спуск с холма, и, когда жеребец понёсся быстрей, чтобы не сломать себе шею, он не устоял на ногах и свалился в корыто, чудом удержав вожжи в руках. Мало что видя из-за летящих в лицо комьев земли и снега, он потянул за вожжи, зная, что так можно остановить лошадь. Сбежав с холма, жеребец послушно встал.

Ноги Филя тряслись, когда он поднялся с земли и утёр грязь с лица. Ноги жеребца тоже ходили ходуном, но похоже, что от удовольствия. Гордый за него, Филь бросился ему на шею и расцеловал в улыбающуюся морду. Потом похлопал его по шее и ласково проговорил:

– Я буду звать тебя Ветер!

Жеребец согласно мотнул головой. Тут Филь сообразил, что они стоят посреди игрового поля, – земля вокруг была хорошо вытоптана, а в стороне виднелись колья ворот. Отыскав забытый сестрой Арпонис, Филь сунул его в карман и сказал жеребцу:

– Вот видишь, не зря ездили. Поехали назад!

Забравшись в корыто, он поставил ноги поустойчивей и хлестнул вожжами жеребца. Тот, не отойдя от предыдущей гонки, резво взял с места. Взлетая на холм, Филь в этот раз был готов к изменению рельефа и не упал.

Желая завершить поездку в том же стиле, он ещё хлестнул коня, но забыл про клён. Жеребец тоже про него забыл и, когда увидел перед собой дерево, шарахнулся от него в сторону. Филь обнаружил себя летящим в воздухе, в последний момент успев прикрыть лицо от ветвей.

Он засветил в ствол с такой силой, что у него чуть не оторвалась голова. Подождав, пока склонившиеся над ним ветви перестанут вращаться, он привстал на руках – и тут в его правый бок словно воткнули нож. Филь открыл рот, чтобы закричать, но мир в его глазах перевернулся, и он очнулся уже в дормитории.

Он лежал на постели, растерянно хлопая глазами, а над ним склонился профессор Иллуги. Его лицо было расстроенным. За его спиной из проёма двери выглядывали любопытствующие общим числом более дюжины. Среди них была почти вся группа естествознания плюс Анна, Мета и Габриэль.

– Голубчик, что же ты? – укоризненно проговорил профессор. – Как же ты так неосторожно ушибся? Управление лошадью – это искусство, а ты, как я слышал, впервые поехал на ней и сразу столь резво. Напрасно, напрасно!

Филь попытался сесть, но профессор мягко остановил его:

– Не стоит себя утруждать! Мадам Багила наложила тебе повязку на грудь, ты умудрился сломать себе два ребра. Я бы посоветовал тебе вести спокойный образ жизни по меньшей мере следующие две недели, а сегодня не стоит даже вставать… На конюшню тоже крайне нежелательно ходить, – профессор печально опустил глаза, – Якоб очень сердит на тебя, хотя я и пытался с ним поговорить. Прошу понять правильно: как человек я ни в коем случае не упрекаю тебя, я ждал чего-то подобного, и твоё двухмесячное воздержание от проказ меня приятно порадовало.

Он заметил удивлённую гримасу Филя и сдержанно пояснил:

– Секретарь Клемент почёл нужным предупредить меня личным письмом.

Секретарь императора г-н Клемент сталкивался с Филем несколько раз, и каждый раз при несчастных обстоятельствах. То Филь расхряпает зеркало в императорской опочивальне, то перебьёт все вазы в коридоре Кейплигского замка, то прокусит руку начальнику караульной стражи.

– Но как администратор, – продолжал профессор, – я вынужден заметить, что в Алексе нет полноценной медицинской помощи. Это значительное упущение с нашей стороны, однако, пока оно не будет исправлено, я осмелюсь просить тебя воздержаться от поступков, подобных тому, в который ты оказался сегодня вовлечён. Я могу считать, что мы договорились?

Филю ничего не оставалось, как только кивнуть.

– Вот и замечательно! – расцвёл профессор. – Я более не намерен тебе мешать, принимая во внимание, что твои друзья уже давно и тяжело дышат мне в спину.

Он шагнул к двери, и головы исчезли. В коридоре прозвучали голоса:

– Здравствуйте, профессор…

– Извините, профессор…

– Прошу прощения, профессор…

Потом возникла долгая пауза. Наконец послышался сдавленный шёпот:

– Он ушёл!

Следом в комнату хлынули поджидавшие в коридоре, а затем раздался гром аплодисментов. Обступив постель Филя, школяры Алексы хлопали в ладоши, восторженно глядя на него.

– Невероятно, я чуть не умерла от хохота! – сияла Мета.

– В корыте, с плёткой, взгляд какой-то совершенно безумный, – ухмылялась Анна. – И ещё орёт: «Зашибу!»

– Право, Филь, это было потрясающе, – восклицал Ян. – Волосы дыбом, роба как знамя!

Фристл Бристо пробился вперёд и, уважительно пожав Филю руку, сказал, когда крики стали стихать:

– Короче, ты доставил нам сегодня искреннее удовольствие. Я считаю, это должно быть внесено в историю Алексы. Я также считаю, что нам нужно правдами или неправдами, но добыть у Якоба твоё сегодняшнее корыто и… прибить его над дверями этого дормитория! – торжественно воскликнул он, вздёрнув вверх сжатые кулаки.

Комнату потряс рёв одобрения:

– Завтра же приколотим!

Филь сделался малинового цвета и смущённо заулыбался. Габриэль, пробившись сквозь толпу, чмокнула его в щёку.

– Спасибо, братик, за Арпонис, хотя зачем ты отправился за ним так срочно? Я вполне могла и подождать!

Выставив на тумбочку флакон с бурой жидкостью, она строго сказала:

– Тебе это надо выпить, когда все уйдут. Это от Руфины, как раз на такой случай, у меня ещё есть несколько. Это жуткое сердарское зелье, но оно очень хорошо помогает! – прошептала она напоследок и, помахав рукой, испарилась из комнаты.

Выходя за остальными, Ральф Фэйрмон прищурился у порога:

– Фе, а что там ректор упоминал про какое-то письмо? Ты что, близко знаком с господином Клементом?