Этот маленький, убогий островок был тогда сердцем свободной Британии. Тут находился центр друидизма. Эта мрачная религия, благодаря фанатизму и сплоченной организации жрецов, издавна оказывала огромное влияние на все кельтские племена. На Мону стекались дары со всей Британии, отсюда же шли призывы к неотступной борьбе с захватчиками. Каждый воитель, преследуемый римлянами, находил здесь приют и помощь. В священных рощах Моны совершались древние культовые церемонии с приношением кровавых человеческих жертв.
Для римлян овладение островом было очевидной политической необходимостью. Но они стремились к этому также как враги друидов. Это была единственная религия, которую они не признавали, хотя в принципе римляне сохраняли терпимость к верованиям покоренных народов.
Пролив, отделяющий Мону от Британии, — узкий и мелкий, но переправа на кораблях с плоскими днищами произошла успешно. Конники добрались вплавь, на лошадях. Легионеров, однако, ужаснуло необыкновенное зрелище: на берегу стояли многочисленные ряды воинов, а среди них бегали женщины с распущенными волосами, завывая и размахивая факелами; друиды вздымали руки и осыпали проклятиями подплывающих легионеров. Но страх быстро миновал. Солдаты спрыгнули с кораблей и сплоченными отрядами пошли в наступление. Оказалось, что никакие молитвы и заклинания не притупляют острия мечей. После короткой отчаянной схватки вповалку рядами полегли на берегу воины, друиды и жрицы. Римляне приступили к вырубке священных рощ.
Именно тогда пришла страшная весть: Восточная Британия в огне! Докладывали: ицены и тринобанты взялись за оружие; Камулодун захвачен и сожжен, римское население вырезано поголовно; горстка солдат оборонялась в храме Клавдия только два дня; IX легион, спешащий из Линдума на помощь Камулодуну, в пути был разбит и вырезан, только конница спаслась бегством.
Светоний принял смелое решение. Он двинулся на восток, захватив с собой лишь кавалерию, пехота должна была поспевать за ним изо всех сил. Он направил гонца во II легион в Глевум с приказом покинуть лагерь и в указанном месте присоединиться к остальной армии.
В течение нескольких дней наместник проехал 230 миль и остановился в Лондоне. В этом богатом торговом поселении находились армейские склады и, следовательно, много подрядчиков и торговцев. Зато, как и в Камулодуне, какие-либо укрепления здесь начисто отсутствовали. Нечего было и думать об обороне, тем более что основной корпус еще не прибыл. А бритты уже близко! Светоний вывел войска. Напрасно жители молили защитить их. Чтобы не затягивать марша, наместник взял с собой только мужчин, способных сражаться. Вскоре после ухода римлян отряды Боудикки ворвались в Лондон. Победители пленных не брали. Единственным свидетельством тех дней служит слой пепла на глубине под центральными районами нынешней английской столицы.
Судьбу Лондона через несколько дней разделил Веруламий (ныне Сент-Олбанс), где также находились армейские зернохранилища. И здесь беззащитных поселенцев наместник бросил на произвол судьбы. Тех, которые не погибли сразу от меча повстанцев, ждала мученическая смерть, так же, как до этого жителей Камулодуна и Лондона: истязания, муки, сожжение заживо.
Наконец где-то в лесах к западу от Веруламия Светоний встретился со своим пехотным корпусом. Не явился, однако, II легион из Глевума. Его командир отказался выполнить приказ. Он боялся покинуть лагерь и вступить в лес. Таким образом, Светоний располагал всего десятью тысячами солдат против многократно превосходящих его по численности полчищ Боудикки. Но отступать было некуда. Лишь битва в открытом поле могла обеспечить победу, ибо укрыться в лагере (при уничтоженных зернохранилищах и прерванной линии снабжения) значило обречь себя на голодную смерть.
Толковый военачальник умело выбрал место сражения — обширную равнину, с грех сторон замкнутую лесами. Конницу сосредоточил на флангах. Сомкнутый строй легионеров, прикрытый щитами, застыл неподвижно перед приближающейся с воем беспорядочной толпой повстанцев. По единому приказу солдаты метнули свои дротики. Потом могучим рывком когорта устремилась вперед, одновременно в наступление пошли эскадроны. Единожды получив отпор, бритты, как правило, обращались в бегство. Но отступить они не могли, так как сзади стояли телеги с привезенными женщинами и детьми, которым надлежало стать свидетелями их окончательной победы. Легионеры убивали всех подряд. Согласно их донесениям, они сравняли счет, уничтожив около семидесяти тысяч людей Боудикки. Сама она покончила самоубийством.
Узнав о победе римлян, трусливый командир II легиона закололся мечом.
Тем временем прибыло подкрепление с континента. Приступили к систематическим карательным действиям в районах, охваченных восстанием. Но не только римский меч нес гибель в Британии. В стране свирепствовал небывалый голод, так как жители восточной части острова, начавшие весной борьбу с римлянами, не засеяли своих полей, рассчитывая на быструю победу и на римские зернохранилища.
Прокуратор Кат бежал сразу же, в первые дни мятежа. На его место прибыл Юлий Классициан. На дела Британии он смотрел иначе, нежели Светоний, который пылал жаждой мести и готов был уничтожить всех «варваров». Новый прокуратор обладал более широкими взглядами и лучше понимал положение местного населения, ибо сам происходил из провинции, из Галлии. А как служащего казначейства, ответственного за поступления в государственную казну, Классициана волновали прежде всего экономические проблемы, он презирал в военачальниках жажду крови и побед. Он отчетливо видел, что людоедские планы Светония неосуществимы, а для интересов империи вредны. Между сановниками произошло резкое столкновение. Прокуратор открыто заявил, что подлинный мир в Британии восстановит только новый наместник, об этом же он писал в своих донесениях в Рим. Он был прав. Хороший военачальник оказался, как это часто случается, скверным политиком. Британцы видели в нем своего смертельного врага. Они предпочитали безнадежную борьбу унижению перед лютым палачом.
Для оценки положения на месте император направил своего вольноотпущенника Поликлита. Тот встал на сторону прокуратора. Осенью 61 года Светония отозвали по мелкому обвинению в том, что он позволил уничтожить часть флота. Решение было правильным. Преемники Светония покончили с политикой жестокости; благодаря этому на острове удалось восстановить прочный мир, который сохранялся до конца правления Нерона.
Примерно лет сто назад в районе Лондона откопали гробницу Юлия Классициана, поставленную его женой. Этот чиновник потрудился на благо той земле, в которой навеки погребли его прах.
Срочное восстановление мира в Британии было необходимо, ибо и у восточных границ империи сгущались тучи. Тигран, ставший с благословения Рима с недавних пор царем Армении, легкомысленно начал военные действия против парфян и грабил подчиненные им страны. Царь Вологез, который не мог допустить, чтобы в Армении посадили римского вассала, ускорил контрнаступление. Весной 61 года часть его армии должна была вступить в Армению и вновь возвести на престол Тиридата, другая же часть направилась в Сирию. Наместник этой провинции, Корбулон, вовремя уведомленный о намерениях врага, направил в Армению два легиона, сам же, как умел, укреплял сирийскую границу. Он обратился в Рим с просьбой назначить особого командующего на армянский фронт.
Военачальники Вологеза осадили столицу Армении Тигранокерту, но успеха не достигли, ибо город был хорошо обеспечен продовольствием, а римский гарнизон мужественно оборонялся. Корбулон в это время через своих посланцев резко упрекал Вологеза за начало военных действий. Вологез готов был к примирению, ибо дела у него обстояли не лучшим образом: Тигранокерта не капитулировала, а многие парфянские земли подверглись нашествию саранчи. Он пообещал для укрепления мира направить посланцев прямо в Рим и согласился вывести свои войска из Армении. То же самое, впрочем, сделал и Корбулон, который не хотел оставлять разрозненные римские отряды на форпостах, столь далеко выдвинутых на восток. Он эвакуировал даже Тигранокерту. В сущности, он поступал согласно инструкции, полученной из столицы. Там было решено в отношении Армении изменить политику. Поскольку Тигран не выдержал экзамена, признали необходимым включить этот край в состав империи как провинцию. Такая задача была поставлена перед Цезеннием Пэтом, который весной 62 года как командующий армянским фронтом прибыл на место.
