Михаил аж забыл о своих проблемах. Во многих культурах к оружию относятся с трепетом: украшают костью, золотом и драгоценными камнями, хранят в футлярах из дорогих материалов, развешивают на коврах, выкладывают на специальных подставках. Но вот так вот, посреди жилого помещения — явно слишком. Это скорее неуважение к самому себе, чем уважение к оружию. Вот и Михаил потерял уважение к «хозяину», странное ощущение появилось — чувствовал себя не то лисой, которую силой затолкнули в курятник, не то пригретой на груди змеей.

Женщина тем временем нашла в куче посуды кружку, набрала в нее воды из большого глиняного сосуда, подала хозяину. Тот немного отпил.

А Михаил, у которого случился приступ наглости, изобразил жестами, что тоже хочет пить. «Хозяин» уставился на него своими глазами-пуговицами. Долго смотрел, секунд пять, а потом что-то тихо рявкнул. Женщина рванулась выполнять приказание, однако не сразу, с задержкой на полсекунды. То есть, приказание было нестандартным, хозяин решил подлость сделать. Подсунет вместо воды масло или уксус, чтобы наглый раб знал свое место.

Женщина принесла небольшую глиняную бутылку, по дороге выдернула пробку. Судя по звуку, пробка была воткнута плотно — в бутылке точно не вода.

«Хозяин» взял из рук женщины бутылку, опять что-то рявкнул, и женщина вышла. Зачем он ее отослал, не хочет делиться потехой? Вполне в духе телре, судя по всему, за сегодня увиденному. Начиная с глаз-пуговиц, заканчивая подставкой для оружия посреди жилья.

Как только женщина вышла, хозяин протянул бутылку. Михаил, мелко поклонившись, схватил ее. Пока подносил к губам, успел исподтишка понюхать — точно уксус. Запрокинул голову, изображая, что пьет, набрал в рот кислятины, и уставился на «хозяина» тщательно вытаращенными глазами.

Однако план не сработал — когда Михаил выпустил струю уксуса «хозяину» в лицо, то успел отклониться, прикрывая лицо рукой. Видать, заподозрил что-то, скорее всего не впервые такие розыгрыши устраивает, и у предыдущих жертв его нездорового чувства юмора была другая реакция.

Защитившись от плевка, телре по-каратистски ударил Михаила ногой, целясь в висок. Хорошо ударил, хлестко, но Нети, Ог и Гри били сильнее быстрее и коварнее, а Михаил уже спустил с поводка свои бойцовские рефлексы, потому легко, можно сказать — машинально, поймал ногу телре в замок. Враг — теперь уже враг, а не хозяин — не растерялся, оттолкнулся второй ногой, имея ввиду ударить Михаила ею в прыжке. Но Михаил еще до того, как нога телре набрала скорость, подался вперед и грохнул врага спиной о землю, одновременно сильно пнул в промежность. Потом оседлал парализованного болью противника и вырубил его кулаком в висок. В последний момент передумал бить бутылкой — вдруг она разобьется, и уксус попадет в глаза Михаилу.

Чистая победа. Быстро связал поверженного врага той веревкой, на которой сюда вели, соорудил кляп из полотенца. Дальше действовал на вдохновении: первым делом прополоскал рот от уксуса, выпил несколько глотков воды. Подхватил с земли примеченную тряпку — рабское «пончо», сильно поношенное, грязное, воняет псиной. То, что надо, одеть в это наглого раба — вполне в духе телре. Скинул «пижаму», снял с беспамятного телре пояс, набрал в пустую флягу воды, застегнул пояс на себе. Разулся, замотал прозрачные каменнодеревские туфли в свои штаны. Пробежал взглядом по жилищу, взгляд зацепился за стопку лепешек на застеленной чистой тканью циновке и за маленькую бутылочку в углу. Замотал пару лепешек и бутылочку в куртку, заправил куртку и штаны за пояс, набросил на себя «пончо». Жаль, зеркала нет, однако «пончо» висит мешком, можно надеяться, что пояс со всем остальным не выпирает. Хочется взять ружье и меч, но и то, и другое невозможно спрятать под «пончо», слишком они длинные.

Все, можно идти, нужно идти. Когда повернулся к выходу, бывший «хозяин» пришел в себя, захрипел. Михаил встретился с ним взглядом и поразился — глаза телре уже не были рыбьими, они выражали очень странную смесь дикой ненависти с отчаянной мольбой. Нет, не стоит его развязывать.

Михаил ссутулился, упер взгляд в землю и вышел в дворик, стараясь копировать семенящую походку рабов. Раскаленная почва обожгла босые ступни — не заработать бы волдырей.

Женщина все возилась, прилаживала на костре горшок. Мельком взглянула на Михаила и вернулась к готовке. Значит — все нормально.

Михаил боялся заблудиться между мазанками, однако быстро вышел на утоптанную широкую полосу, которая вела от ворот к площади. Свернул к воротам.

До ворот было недалеко, досеменил без проблем. Встретились по дороге пару рабов, особого внимания не обратили. Возле ворот раб по-прежнему толок что-то в ступе, и в его глазах блеснуло злорадство, когда глянул на Михаила. Видимо, по поводу грязного «пончо» — перед этим видел Михаила в роскошной по своим понятиям «пижаме» и обзавидовался. Довели телре людей.

В воротах никто Михаила не остановил, до леса тоже добрался без проблем. Странно, что при таких порядках у них все рабы не разбежались. Наверное, дело в воспитании.

Зайдя в заросли, первым делом выдернул из-за пояса штаны, вымотал из них туфли, обулся, чтобы ноги не поранить, и бросился бежать. Со штанами в руках.

Едва пробежал десяток метров, со стороны селения раздался протяжный женский вой, как по покойнику. И откуда-то взялась уверенность, что воет женщина «хозяина», увидела мужа связанным и взвыла. Чего это она? Некогда думать.

Бежать по зарослям в «пончо» было неудобно, цеплялось оно за ветки, один раз — порвалось. Завернутые в куртку лепешки и бутылка колотили по бедру. Но откуда-то взялась уверенность, что останавливаться нельзя. Значит, надо ждать погони, плохо дело.

Наконец выбежал на каменистый пляж, пересек его, и дальше бежал уже по полосе прибоя, разбрызгивая воду. Свернул на юг, чтобы от лаза в мир невидимой смерти не удаляться. Бег по воде должен сбить со следа собак, но, с другой стороны, пляж — слишком открытое место, да и шума от бега по воде многовато. Может, вернуться в заросли? Там бегать не всегда удобно. Нет, лучше выиграть в темпе…

Вдруг остро кольнуло ощущение, что где-то впереди опасность. И приближается. Неужели это погоня, неужели обошли? Нет, скорее всего — другая группа телре берег прочесывает.

Михаил остановился. Так, что делать? Скрываться в зарослях? Здесь пляж смешанный, каменисто-песчаный, след останется. Возвращаться? Это будет — навстречу погоне. Может — в море?.. Едва пришла в голову эта абсурдная мысль, Михаил почувствовал — так и надо. С чего бы вдруг, ведь жабр у Михаила нету, а плавает он медленнее, чем бегает. Голову над водой телре заметят, не могут не заметить, и начнут стрелять.

Тут из зарослей раздалось собачье поскуливание, причем — близкое. То ли из селения по следу беглого раба собак пустили, то ли другой «пляжный патруль» на подходе.

И Михаил, поддавшись внезапному импульсу, бросился в воду. Зашел на несколько шагов и нырнул в облаке воздушных пузырьков — глубина у берега оказалась приличной. А дальше что?!

Глаза были открыты, и прямо перед ними оказалась висюлька яасена — из нее мощной била струйка пузырей. Взял, и сунул висюльку в зубы… Можно дышать! То есть, можно спокойно вдыхать и выдыхать. Вот уж не ожидал от яасена такого.

Поплыл вдоль дна, откровенно наслаждаясь купанием, устал от жары. И, кроме того, получал удовольствие от уже подзабытого ощущения безопасности — телре в воду не полезут. Будут ждать на берегу, пока сбежавшая добыча сама вынырнет. Могут, правда еще какими-нибудь глубинными бомбами закидать, если у них есть огнестрельное оружие, то должны быть и гранаты. Мысль о гранатах не слишком испугала, то есть чутье эту опасность отвергает. Но все равно решил отплыть подальше, потому что мало знает о глубинных бомбах и прочих подводных эффектах. Могут ведь и без гранат что-то придумать, видел в каком-то кино: один ныряет, второй стреляет, погрузив дуло в воду, и первый выныривает, зажав руками уши. Вот Михаил и направился в сторону открытого моря, только подобрал со дна камень, чтобы на поверхность не выталкивало.