— И что же простите за любопытство у вас за работа?

— Присматривать за вами.

— Вот и присматривайте! — я подошел к двери и дернул ручки. Действительно закрыто. — Прикажите открыть!

Понятно ничего подобного он не сделал.

— Вы напрасно горячитесь, — Гартман подошел к щиту и поменял эстокад на учебный штоссдеген. — Может, надумаете составить тур?

— Чего вы добиваетесь?

Гартман протянул мне оружие, предлагая взять.

— Лично я, ничего.

— Тогда какова… вы заперлись здесь со мной.

— Заперты только вы, — разъяснил мне Гартман. — Я лишь присматриваю за вами. Говорю вам в несчетный раз.

— Я слышу.

— Все еще не поняли, — удивился Гартман моему неоправданному упорству.

— А что я должен понять?

— Простую вещь. Делайте свое дело…

— А если скажу, что сделал свое дело, — догадался я, куда он клонит.

Гартман неудовлетворенно мотнул головой.

— Действие сунжара определяется на третий день. Малиновой горошиной.

— Вы её сами спросите? — с ехидцей заметил я.

— Нет, конечно. Просто глазные яблоки сеньоры Валери, — Гартман оттянул веко. — На какое то время примут красно-розовый цвет.

— Отсюда, неутешительный вывод, сидеть мне здесь три дня…

— Ни в коем случае! — Гартман выбрал штоссдеген и для меня.

— Звучит как обещание, — протянул я руку за оружием.

Невелик шанс, но может, я так быстрее отделаюсь от него.

— Никаких обещаний, — Гартман отдал мне рапиру.

— А если Маршалси проиграет битву?

— Не имеет значения.

И он, и я напялили по тренировочному клаппенпанцеру[67]. Затем мой противник отошел на середину зала, и встал в позицию, поджидая меня.

Придется тряхнуть стариной, — подумал я, вставая напротив Гартмана. Концы рапир скрестились в приветствии.

— Его Сиятельство, дал вам еще какие-нибудь инструкции.

— Относительно вас?

— Относительно всего.

— Вы задаете неуместные вопросы, — Гартман сделал пробный выпад, я отбил. — Я только наблюдаю выполнение договоренности.

— Тогда наблюдайте, — согласился я, переходя в атаку.

Мы сошлись накоротке, в классическом учебном бою. Размяться и погреть старую кровь в ржавых артериях.

— Сколько вам платят, Гартман? — спросил я после энергично проведенных связок приемов и ударов. На плече противника красовалась клякса[68]. На моем, в прочем, тоже.

— Не думайте о пустяках, а то пропустите удар.

Гартман ринулся вперед, подобно вырвавшемуся из загона бугаю на губошлепа тореро.

Я едва успел уйти из-под атаки. Он влепил бы мне метину прямо в лоб, как в дешевых боевиках. Зато я снова скромно угостил его в правое предплечье и полоснул по ребрам.

— Сомневаюсь, что удержите оружие после двух порезов, — заметил я ему о ранениях.

— Согласен! — Гартман перебросил шпагу справа налево. — Так устроит?

Меня нет. Противник оказался левшой. И дрался на порядок лучше, чем прежде. Я получил касание в бедро и в плечо. Срывая досаду, я предпринял ответную атаку.

— Для раненого вы слишком бодро двигаетесь, — Гартман пресек мой штурм на корню.

— Агонизирую, — оправдался я. — На три!!! — И возобновил атаку.

Первый заход прошел впустую. Второй закончился обоюдными царапинами. На третьем, заключительном, он поднырнул мне под руку и stoccata[69], проколол" грудь.

— Туше, — поднял Гартман штоссдеген вверх, в знак окончания боя.

— Туше так туше, — согласился я, сдавая оружие.

— Может еще тур, — спросил Гартман, принимая рапиру. — Вы любопытно фехтуете.

— И что вы находите любопытного в моем махании? — направился я к столику с винами, не обращая внимания на комплимент.

"Поле роз", "Забава винодела", "Сердце короля" — легкие мускаты, клареты и мульсы, для пользы, а не пьянства.

— Вам налить? — спросил я у Гартмана, не желавшего расставаться с оружием и мыслью о втором туре.

— Благодарю! Только воду, — отказался Гартман, чем меня удивил. В наше время и не пить?

— Ближайшая вода в фонтане с нимфами, — пошутил я над трезвенником. Сам же промочил горло как подобает. Порция от жажды, порция для улучшения кровообращения, порция для настроения и потенции.

— Послушайте, Гартман. Не можете же вы продержать меня здесь три дня. А поесть? Попить? Пописать, в конце концов… А как же уговор. Я вам, вы мне!

— И мысли нет удерживать вас. Вы свободны. До определенной степени.

— Под подписку о не выезде? — справился я о степени вольности в действиях.

— Совершенно верно, — согласился со мной Гартман. — Можете на голове ходить, но не покидая Эль Гураба. Так что? Тур?

Видит бог, я не давался, — уступил я.

— Будьте любезны, выбирайте, — попросил я своего оппонента, подойдя к щиту с оружием. — И что-нибудь для второй руки.

— Вот как? — изумился Гартман.

— Как подобает истым кабальеро, — растянул я губы в улыбке. "Чиз" говорить не стал. Не хватало напугать его моим кариесом.

Чистоплюй Гартман выбрал малагарскую ладскнетту и большую дагу, с рогатым гардом для ломания клинков. Я, не стесняясь прослыть мужланам и дикарем, взял дан-гайны[70]. В руке ловкие, для ближнего боя сноровистые. В моей затее наилучшее средство.

— Вы слышали о калари-ппаят[71]? — спросил я у Гартмана.

— Нет, — ответил он крайне заинтересованный моим неординарным выбором. — Это школа фехтования?

— Вы мне льстите…Фехтования?! Драки!!! — Заверил я противника с наглой уверенностью присущей сраным… Э..э..э!!!..непобедимым героям.

— Занятно, — пространно заметил Гартман, не придав большого значения моим словам.

Мы вновь сошлись на середине… Ритуальный обмен ударами… Тебе-мне… Галантный поклончик… И началось… Кикбоксинг с балетом, фехтование с китайской гимнастикой, бейсбол с городками, регби с бушидо… Звону, топоту и пыхтения на целую бригаду по погрузке металлолома.

Гартман честно продержался под ударами "мельниц" отпущенные ему двадцать секунд. Потом я захватил его оружие в замок, резко закрутил, разведя его ладскнетту и дагу в стороны, и в коротком прыжке, здрасте вашей маме! в грудину, ногой… Тык!

Всевидящее Око, преодолев в свободном полете метра четыре, грохнулся на пол всей плоскостью спины. Грохнулся и остался лежать распластанным, широко хватая воздух ртом.

А меня не взяли дублировать в "Роберта Парижского", — припомнил я давнюю обиду на функционеров от кинематографа за черствость к самородку. — Какой талант! Какой матерый человечище! И не ко двору!

Талант и матерый человечище, сам прибывал не в лучшем состоянии, чем уделанный противник. Стоял и пыхтел как паровоз из капремонта. Только что пар из жопы не травил.

Поизнахратился ты, дружочек! — сокрушался я охватившей меня слабости. Сокрушался как старый блядун, только-только слезший с молодки. Смог ведь все-таки! Смог!

Смог то смог, да самого чуть кондрашка не хватила.

— Вставайте Гартман, — кое-как отдышавшись, проговорил я. Руки помочь подняться не протянул — обойдется.

Гартман сел, потрогал ушибленную грудь.

— До свадьбы заживет, — пообещал я ему выздоровление. — А нет… — ну как скажите не воспользоваться плодами победы и не позудить человека. — Жаль мэтр Букке умер. Он в ушибах разбирался…

— Победа за вами, — признал он мое мастерство трюкача.

— Вы серьезно? — не унимался я. — Тогда выпустите меня.

— А кто вас держит, — Гартман пожал плечами. О чем это я ему толкую.

— Так ведь заперто, — напомнил я ему.

— Простите, забыл, — извинился он и громко свистнул.

— Теперь открыто? — спросил я.

— Теперь открыто, — ответил Гартман.

Сняв клаппенпанцир и бросив дан-гайны на столик, я вышел из зала. Геройски дополз до библиотеки, кишки колотились как у диабетика при кризе, и рухнул в полюбившееся последнее время кресло. Посидел, попыхтел да и позвонил в колокольчик.