— В пользу кого?

— Поверьте не в пользу Малагара или Дю Риона.

— Хотите сказать в пользу Диких кланов Земель Порока?! Но это же вопрос веры!!!

— Потому к делу подключились жрицы…

— Но на чем основывается подобные подозрения?

— Поверьте, они не беспочвенны. И не явка на сборы к началу похода в Малагар, и нежелание платить налоги, разорение вверенных в держание владений и многое другое. Многое…

— Близзен таков от веку вечного!

— Тем не менее… Предполагают, действия смутьянов направляются из столицы.

— Кабрал? Двоюродный дядя императора?

— Вы, опасно категоричны, преподобный. Нельзя ли обойтись без имен?

— И что император?

— Император занят Малагаром и Сваном. Если не знаете, в Сване вот-вот разразится эпидемия розовой чумы.

— Святая троица! Смута времен Данбара Второго! — заволновался аббат. — Все закончится братоубийственной войной.

— Многие считают так же, — согласился Малиньи, грея бокал в руках. Его манера пить меня просто бесила. Глотни ты как следует. Чего тянешь, как старая дева с зачатием. — Поэтому, из осторожности…, — Малиньи многозначительно посмотрел на аббата, — …я посоветовал бы вам, повнимательней приглядитесь к пастве. Не к простонародью, а к вассальным дворянам и ленникам императора.

— Не знаю, что и сказать, — в некоторой растерянности размышлял хозяин дома. — Де Винье, Дю Парто, маркиз Гинкмар, граф Лашатр… Старый граф Гонзаго. Все уважаемые и почтенные люди.

— Не торопитесь, дорогой аббат. Ведь может потребоваться ваше личное ручательство за этих людей. Сами понимаете, когда жрицы примутся вырезать паршивых овец из стада…

На башне малый колокол ударил Декту. Словно выждав сигнала, Малиньи поднялся — допить, поставить бокал и уходить.

— Вы выбрали превосходное вино, — похвалил родственник родственника. — С удовольствием бы задержался у вас. Но… Как вы говорили… Дела!

— О розовой чуме… В Сване… Действительно опасность мора велика?

— Опасность более чем велика. Но это уже промысел небес и нам стоит лишь склониться и просить о милости. Проводите меня.

С последним глотком Малиньи, в моей голове проклюнула кой-какая идейка относительно заполучения мэтра Букке под свое право. Нет, есть во мне что-то от гения! Знать бы только что!

Я покинул наблюдательский пост и быстро направился к лестнице. Денег братства, несмотря на соблазн, не тронул и никуда больше не заглянул. Даже в баню, узнать как дела у злополучного массажиста.

Из подземелья выбрался без каких-либо особых трудностей и первое на что обратил внимание, отсутствие на месте моего передвижного средства, т. е. коня. Безызвестная сволочь бессовестно свела лошаденку в неизвестном направлении. С высоты ротонды я окинул окрестности орлиным взором жаждущего правосудия и возмездия. Увы, тщетно! Воспитанник графских конюшен сгинул безвозвратно.

Спустившись на землю с высот крыши, я, не канителясь, вряд ли тут практиковали частный извоз, зарядил пешадрала в сторону деревни, где в шинке меня поджидали малопьющий капитан и без меры хлещущий ландштурм.

Достиг я деревенской распивочной к третьему часу Декты. Причем довлеющим над всеми остальными желаниями во мне рычало одно, желание выпить и подраться. Только так! Запрокинуть двухпинтовую чеплагу в кишки и съездить кому-нибудь в репу, да так что б сопли из глаз и слюни из ушей…Или в обратном порядке. Увы! с тем и с другим пришлось повременить.

К своему удивлению, в шинке я обнаружил разгром, а вверенных воинских частях пораженческое настроение. Угрюмый и злой Лёфф стоял посреди заднего двора, обнажив меч. Мои браворебятушки жались к хлеву, а двое из пенсионной штурмовой бригады мило болтались на перекладине в петле.

— Проводите воспитательную работу с воинским контингентом? — задал я из-за спины вопрос Лёффу. Дубль-капитан нехотя оглянулся, затем повернулся, и лишь в последнюю очередь убрал оружие.

— Прикажите снять дураков. Меня они не слушают. Так перетрусили, что не соображают.

— В чем собственно соль событий? — уточнил я, не спеша отдавать какие-либо приказания.

— Им не понравился воинский вид вашей охраны, — закипал Лёфф. — Такие, мол, позорят империю и веру. Суки!

— Им это жрицам? — уточнил я, любуясь разгромом.

— Кому ж еще! Блядские бабы!

— Попридержите язык, Лёфф, — призвал я к самообладанию теряющего над собой контроль капитана. — Ваше трёкало вам не друг.

Во взгляде Лёффа вспыхнули злые огоньки. Тренированная рука кузнечиком скакнула на эфес меча.

— Кстати, где вы пропадали, пока ваших бравых венчали с пенькой? Небось, тискали хозяйскую дочку? Ай, яй, яй! — подначил я дубль-капитана и, желая показать, что плевать хотел на его бойцовскую хватку, повернулся к нему спиной. — Собирайтесь, мы едем в аббатство. И подайте мне другого коня.

— Не наговорились с преподобным Тримом, — процедил Лёфф, давясь собственной злостью.

— С чего вы взяли, что я с ним разговаривал, — приостановился я. И, изобразив позой нечто, среднее между памятником Пушкину и Ленину разъяснил бестолковому вояке. — Я, дорогой капитан, искал способ заполучить нашего драгоценного мэтра Букке.

— Нашли?

— А то! — нагло и самоуверенно подтвердил я.

За разговором как-то забылось, что я хотел поесть-попить. Когда сел на лошадь, заказывать ланч было поздно. Выручил меня босоногий пацан, тащивший мимо целый чан вареной кукурузы.

— Эй, дружище, — позвал я его, — поди, сюда!

Мальчишка, оробев, остановился. Ему явно хотелось дать деру, но куда убежишь с такой бадьей.

— Не боись, ни кто тебя не обидит, — пообещал я ему неприкосновенность личности.

Пацан, заплетая ногу за ногу подошел. Свесившись с седла, я сунул руку в чан и выхватил теплый початок.

— Солили? — спросил я, рассматривая на кукурузине ряды желтых крупных зерен.

— Угу, — еле слышно ответил мальчишка, опуская чан на землю. Маленький хитрюга вовсе не был настроен угощать меня вторично.

Я куснул мягкий бок початка. У Лёффа от удивления отвисла челюсть. А глаза стали если не по семь копеек, то по шесть точно.

— Сойдет! — признал я годным к употреблению продукт и приказал капитану. — Дайте хлопцу монетку.

Кавалькадой выехали за околицу. Хотя определение "кавалькада" наверное, не слишком подходила нашему отряду. Скорее табор. Ландштурм галдел и, торопясь допивал прихваченное из шинка. Кто-то попытался затянуть походную, да позабыв слова, горланил только первую строку.

Герб его — пи…да с пробором…[49]

Обглодав кукурузу и швырнув пустым початком в лежащую в теньке дворнягу, я завел разговор с всё еще злым Лёффом.

— Живо они оправились от потерь.

— А вы хотели, что бы они умывались слезами и давились рыданиями? — не особо вежливо ответил дубль-капитан.

— Нет, но минута молчания, скорбные суровые лица, выражающие готовность продолжать начатое дело были бы уместнее.

— Они и продолжают.

Позади, судя по грохоту железа, ратник выпал из седла.

— Отряд тает на глазах, Лёфф. С чем мы предстанем перед аббатом?

— Собираетесь штурмовать монастырь?

— А что есть желание? — зудил я дубль-капитана из чистого пижонства. — Признайтесь Лёфф, совсем неплохо в дыму и копоти въехать в поверженную крепость, рассечь мечом вражеский стяг, бросить на колени сдавшегося противника и с высоты седла обозреть картину триумфа. А? Как оно?

— Неплохо, — согласился Лёфф, — Если в распоряжении достаточное количество солдат, и вы находитесь где-нибудь в Малагаре. В данных обстоятельствах…

— В данных обстоятельствах приходится рассчитывать на силу ума, а не оружия. Поэтому наших героев мы оставим за ближайшими кустами и смиренно попросимся впустить нас. Вы слышали выражение… Э… Волк в овечьей шкуре. Так вот мы и будем этими самыми волками, которые в нужный момент преобразятся, вцепятся противнику в горло и сожрут его желчную печень. Условно говоря, конечно. Думаю, мы без труда заполучим лекаришку.