— Что ты! Акт произошел слишком быстро. Просто при общении с ним у Галочки будет возникать непонятное напряжение. Дама она нервная и этого топтуна к себе уже не подпустит… А смотри-ка, валенок валенком, а насосался ваш Николай Константинович всех валорисов до отвала! — не без зависти отметил Трофим. — Но, кажется, недолго длилось счастье дяди Коли…

Из смежной комнаты появился Лев Соломонович, начальник отдела, и поманил к себе в кабинет Николая Константиновича.

— Вот она, пищевая пирамида во всей красе. Не для себя старался, — злорадно прошептал Трофим. — Смотри, какие теперь рожи корчит.

И действительно — лицо Николая Константиновича выражало «последнее прости». Летягин не удержался от хмыканья, есть еще справедливость на свете.

— А твоя афиша не лучше была, когда он тебя сегодня приголубил, — сказал Трофим.

— Как! Уже? — встрепенулся Летягин.

— Уже. И так будет всегда, пока не перестанешь блеять и не начнешь рыкать в ночи. А теперь пошли к следующей двери и полюбуемся Львом Соломоновичем.

Начальник отдела немало говорил о «летягиновщине», как о пережитке совковой нерыночной экономики. Сей феномен старший начальник прямо не ставил в вину Николаю Константиновичу, но постоянный рефрен Льва Соломоновича: «Вы отстали от жизни» отражался на лице начальника сектора тенью беспомощности и покорности. Голова Николая Константиновича стала никнуть, а нос у Льва Соломоновича — удлиняться и утончаться. Когда процесс увенчался созданием хоботка, на виске у младшего начальника расцвел и, тихо побулькивая, раскрылся красный тюльпан. Как большой шмель старший начальник опустил хоботок в чашечку новоявленного цветка и втянул столько крови, что стал шире в плечах, и даже расстегнул, отдуваясь, пуговицы пиджака.

— Плохой солдат, а хорошо стреляет, — восхитился Трофим.

Николай Константинович очнулся и, окрашенный в цвета свежего трупа, выслушал еще несколько интересных мыслей по коренному изменению работы сектора, которые не так давно были его собственными.

Глядя на шатающегося и бредущего по коридору Николая Константиновича, Трофим сказал:

— Почему бы тебе не поменяться с ним местами? Не все же этим вампирам-самоучкам пустошить тебя, Георгий. Лукреция бегает в пятьдесят пять, как девочка, за счет твоей энергии, а Галина тычет тебе в нос твои же идеи. Она же сперла у тебя концепций на целую диссертацию!

— Слушайте, если все тут — кровопийцы, то почему тянут валорис друг у друга? — спросил Летягин. — И есть ли смысл становиться в ваши ряды?

— Смысл есть, — стал терпеливо объяснять Трофим. — Они — несознательные и неорганизованные упыри, у которых существует замеченная тобой пищевая пирамида. Да, нижняя ступень служит провизией для верхней, и так далее. Будь уверен, что Льва Соломоновича скоро вызовет на коврик стратегический инвестор и там отведает по полной программе… Слышь, у Льва уже телефончик звонит… На эти как будто неформальные гастрономические отношения накладываются уже формальные, социальные, экономические. Вот почему ты внизу, хоть и не дурак… И только мы, сознательные вампиры-профессионалы, создали все условия, чтобы ты вошел полноправным членом в наш Круг, где валорис каждого неприкосновенен и где дозволен только один вид работы — с донорами, поскольку доноры не являются членами нашего сообщества… Ну, что, пошли от теории к практике, пора допивать Николая Константиновича. Он и так уже огорошен, обрабатывать его долго не надо, — и Трофим потянул Летягина за собой.

Начальник сектора метался в курительной комнате возле туалета.

Летягин неожиданно для себя заговорил:

— Николай Константинович, я сейчас готовлю докладную записку от вашего имени заместителю директора. В ней говорится о том, что начальник отдела систематически третирует ваше подразделение, не дает ему творческой свободы и на этом фоне создает миф о своей компетентности. Позитивная часть записки содержит предложение о выделении нашего сектора в отдел перспективных разработок со свободной тематикой. Как вы думаете, кто может возглавить этот отдел?

Летягин заметил, как в начальнике сектора происходит исполненный надежд бросок из грязи в князя, лишающий его осторожности.

— Ваши идеи, Николай Константинович, не должны пропадать, на вас не должны наживаться…

Голова начсектора стала клониться набок, глаза наполовину закрылись веками.

— Вот что зов делает, — удовлетворенно подытожил Трофим, — а у тебя получается, Жорка.

— Мы будем продавать ноу-хау. Скоро симпозиум по нашей тематике в Италии… Бабье лето на Лозанском озере… — не мог остановиться Летягин.

Николай Константинович замер в полном оцепенении. Курительная комната рассыпалась, начсектора превратился в сочащуюся кровью сетку.

— Ну всё, Летягин, пришел твой звездный час, — торжественно молвил Трофим. — Теперь не отвертишься. Тебе его нисколько не жалко, это факт. Вдобавок ты голоден.

Подошла волна и кожа Николая Константиновича потеряла цвет — стало видно переплетение сухожилий, жировую прокладку на щеках; кровеносные сосуды начсектора поползли как змеи, а потом стали набухать и раскрываться как цветы… Но от первого же глотка крови Летягина затошнило. Он сделал знак руками, мол, не могу.

— Терпи! — заорал Трофим. — Где твоя воля, спортивный характер! Вспомни Сеул, Барселону.

Но вампир-новичок полностью отдался конвульсиям. Николай Константинович тем временем открыл глаза, увидел потусторонний провал вместо лица Летягина, еще ничего не понял, но уже испугался, затряс челюстью.

— Что будет?! — схватился за голову Трофим. — Сейчас он опомнится, взовьется, как ракета.

Так оно и случилось. Николай Константинович глубоко вздохнул и заорал:

— Убивают!

Трофим успел перехватить его за штанину, но получил от начсектора удар каблуком в лоб.

— Держи «корову» или ты уже, считай, на нарах! — рявкнул Трофим.

Безучастный доселе Летягин прыгнул за убегающим начальником и, ухватив его за шиворот, попытался удержать на месте. Николай Константинович ловко вывернулся из пиджака и стал вылезать из рубашки. Летягин уже не знал, как его скрутить, но тут подоспевший Трофим просунул беглецу пальцы за щеки и швырнул его на пол курилки. Николай Константинович понял, что спасения нет, и приник щекой к половицам, кося страдальческий глаз на мучителей.

— Прямо умирающий лебедь, — справедливо подметил Трофим и, отключив начсектора ударом ладони по основанию черепа, стал торопливо ловить сгустки крови, вылетавшие из лопнувшего запястья донора; наскоро закончив это дело, он мотнул головой. — Эй, производитель хлопот, подсоби.

Вдвоем они посадили сверхтяжелого от бесчувствия Николая Константиновича на стул, после чего Трофим несколько раз произнес ему в ухо:

— Мы — твои друзья. Летягин — сама надежда, он свой человек. И еще. Откроешь глаза, только когда встанешь на ноги… Фу, умаялся с вами, пора пар выпустить.

Трофим скрылся в кабинке туалете, а Николай Константинович закряхтел, поднялся, потер лицо и, как после сна, не совсем членораздельно сказал:

— Спасибо Георгий Тимофеевич, за проделанную работу. Готовьте вашу записку, я подпишу. И отправляйте ее прямиком к замдиректора… У вас валидола нет?

Летягин выскочил в коридор и хотел было позвать Лукрецию на помощь Николаю Константиновичу, но Трофим остановил его.

— Придуривается он. Никакой валидол ему не нужен. Так, легкая аритмия… Это меня чуть Кондрат не хватил, и на лбу штемпель остался, каблук у Константиныча твердый… А ты хитрец, Летягин. Проверить меня, небось, хотел. Или взаправду тебе дурно стало?

— Вас проверять не надо. Вы — гад патентованный, — процедил Георгий. А я сейчас с вами чуть человека до инфаркта довел. Следите за моими губами. Я не хочу быть вампиром! Всё понятно?..

— И я тоже не хотел, а пришлось, — миролюбиво сказал Трофим. — Сегодня ты опередил Константиныча, с моей, правда, помощью; завтра опередишь Батищева, только уже сам, — Трофим посторонился, пропуская в курилку Лукрецию и Галину. — Ишь, раскудахтались, курочки… Опередишь, значит, Батищева, но перед этим обработаешь Екатерину Марковну. Обеспечишь, так сказать, тылы. Глядишь, и не страшно тебе станет. Как будет валориса вдоволь, тогда заживешь легко и свободно. Да, по-моему, ты все уже давно понял и просто дразнишь меня.