Среди сверкающего льда,
Где правят смерть и хлад и тьма,
Там сны жестоко ясны.
И я, конечно, холодна,
И холодна ужасно.
Но вы теплы — напрасно.
Я знаю пламя подо льдом,
И в плаче ветра роковом
Я слышу такты вальса.
Я сплю холодным ясным сном,
Мешая темы транса —
Как карты для пасьянса.
Ах, как безбожно холодны,
Мишурны, вычурны, бледны
Для вас мои снежинки.
Ах, как вы слепы и бедны,
Ничтожнее пылинки —
К чему ваш крик, ужимки? —
Вам не познать ни глубины,
Ни власти беспредельной тьмы,
Где бесприютно вольно.
Вы все растаете как сны,
Истлеете безвольно —
И с вас того довольно…
— Капитан Гелион, — окликнула Сцилла в своей обычной официально-светской манере, остановившись рядом с креслом, имевшим дурную привычку обхватывать садящегося в него, подобно Венере Илльской, неподатливыми полосами металла. — Посадка через десять минут. Вас ждут сразу по прибытии. Если вы еще не все для себя решили, решайте поскорее.
Тон не угрожающий, скорее какой-то меланхоличный. Трудно представить, чтобы он мог быть сочувственным.
— За меня давно все решили другие, — тихо отозвался я. — Но все равно, спасибо.
Корабль в нужное время совершил посадку, и еще минут через пять послышался легкий щелчок и шипение — металлические полосы убрались обратно в кресло.
— Вставайте, — велела Сцилла, ненавязчиво держа наготове свой электрический пистолет.
— С удовольствием, — сказал я с мрачным юмором. Какое там, за несколько часов проведенных в неподвижности, я совсем одеревенел и поднялся с трудом, но разогнуться было и правда удовольствием. Она не стала меня торопить. Играет в «хорошего полицейского»? Да какое это имеет значение? Я уже все равно, что покойник.
— Идите вперед.
Ее помощники окружили меня, и мы пошли к выходу. По дороге наша процессия наткнулась на Салеха. На скуле у него красовался пластырь. Я не удержался от усмешки. Он это заметил и явно был не прочь продолжить выяснение отношений, но покосившись на Сциллу, немного остыл. Я тоже, почувствовав, как под лопатку ткнулось твердое дуло.
— Тише, — промолвила она с ледяной иронией. — Вы оба мне слишком дороги.
И мы прошли мимо. Покинули корабль, стоявший в крытом ангаре, и канули в металлический муравейник базы. Я на всякий случай разглядывал сопровождающих и вдруг понял то, от чего почти вздрогнул. Двое из них выглядели нормально, а двое других — их взгляды были совершенно бессмысленны и пусты, но цепки как у настороженных бульдогов, чью реакцию, почему-то, не хотелось проверять. Двигались они по малейшему жесту начальницы, не оглядываясь, не реагируя на окружающее. Управляемые люди — результат действий Сциллы или ей подобных. Неудивительно, что даже Салех на нее косится. Она заметила мою реакцию.
— Это наши коллеги, — сказала она. — Однажды они сбились с пути. Мы их вернули. Навсегда.
В ее голосе не было злорадства, но я все равно был впечатлен. Выходит, они поступают так со своими же. Чтобы крепче держаться вместе.
Мы поднялись на лифте вверх, миновали пару переходов и опять спустились вниз. Похоже, тут был порядочный лабиринт. Наконец мы вошли в маленькую комнату, тошнотворно блестящую — сплошной голый металл. У одной стены, напротив, стоял длинный стол, на манер стола заседаний, на котором громоздилась безобидная на вид техника — мониторы, приемники, стандартное непонятно что, у другой, справа, было оборудовано что-то вроде небольшой химической лаборатории с внушительными рядами блестящих пробирок, ампул, флаконов и закрытых контейнеров. Посередине стояло нечто похожее на электрический стул. «Без комментариев, — подумал я. — Конец пути». Сердце слегка споткнулось и снова забилось, тяжело, разгоняя будто загустевшую кровь.
Кто-то вошел в дверь напротив. Я перевел взгляд и чуть задохнулся.
— Пил?!
— Эрвин… — он остановился и сделал вид, что потрясен. — Ты жутко выглядишь. Зачем ты так?
— Что-что?..
— Зачем ты сопротивляешься? Прекрати, и тебе не сделают ничего плохого.
— А что, черт побери, дело только во мне? — Всколыхнувшееся было изумление быстро улеглось. И впрямь. Должен же был им помогать кто-то из клиники…
— Конечно! Ты солгал мне! Даже в том, когда ты вылетаешь. Вы всегда и всем лгали! Но больше тебе не удастся! — Он победно указал на мечту алхимика. — Так или иначе, теперь ты правду скажешь!
Ощутив, как пара «бульдогов» зажала меня в тиски, я задержал дыхание и сосчитал до четырех.
— Спасибо, Пил, — сказал я мягко. — За то, что пытался меня предупредить. А я, дурак, не понял.
— Я… — Пил осекся и выражение лица у него стало вдруг испуганным. — Но я вовсе не пытался… — Он панически глянул на Сциллу. — Он опять лжет!
— Покиньте помещение, доктор Лизи, будьте так любезны, — сухо сказала Сцилла.
— Да я только… — промямлил он.
— Если вы хотите остаться, пожалуйста, но мне придется потом стереть вашу память. У вас нет допуска к этой информации.
Пил побледнел и попятился.
— Я уйду. — Он злобно глянул на меня. — Вот и все. Больше вам одним не владеть своими секретами, чокнутые снобы!
Я ответил ему злой усмешкой.
— Ты все равно не получишь к ним допуска, Пил. Не надейся. Даже если они существуют.
Он пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство и с перекошенным ненавистью лицом вылетел вон. Вот вам еще один романтик, борец за истину. Интересно, он начал завидовать мне с рождения или чуть раньше?
Пока я размышлял, Сцилла расстегнула наручники и велела мне снять форменную куртку и сесть в кресло. Я немного помедлил, но, понимая, что деваться мне абсолютно некуда и в конечном итоге я все равно окажусь именно там, где им хочется, с показным безразличием подчинился.
Помощники Сциллы тут же надежно прикрепили меня к зловещей конструкции со слегка наклоненной спинкой, как в кабинете дантиста, при помощи целого ряда специальных захватов, не позволявших сдвинуться и на полсантиметра, оставив свободной только голову, и закатали повыше рукава рубашки, чтобы было куда впрыснуть какую-нибудь гадость, когда появится нужда. К сожалению, прежде мне никогда не доводилось надувать детектор лжи, я просто не верил, что мне это когда-нибудь понадобится. Специалистом по таким вещам у нас был Фризиан, и никто не собирался оспаривать его лавры. Впрочем, Фризиан уверял, что сам род наших занятий, насыщенный психологическими упражнениями, является для этого неплохой подготовкой. Оставалось только надеяться, что это так. Главное, не заглядывать слишком вперед. Тогда еще можно сохранять спокойствие, и даже радоваться тому, что в данную минуту все еще находишься в своем уме. Потом будет уже неважно.
Закончив приготовления, все, кроме Сциллы, вышли.
— Тет-а-тет? — поинтересовался я, глянув на нее. — Или кого-то ждем?
Она посмотрела на меня с довольно странным выражением и отвернулась к своей лаборатории.
— Ждем. Ваше дело ведет генерал-лейтенант Лидина. Сама. — Это прозвучало веско.
— Мадам генерал? Какая честь.
— Вы даже не представляете — какая.
— Жаль. Не люблю огорчать дам. Но от моих знаний вам не будет никакой пользы.