— Теперь мне надо вымыться, — сказал он со стыдом. — Ведь я испугался.

Он пошел к реке, но вода оказалась для него слишком холодной. Потом мы принялись собирать брошенное оружие. Мы связали его в узлы и погрузили на Сура. Получилось пять тяжелых узлов. Карталон велел Суру искать дорогу в лагерь.

Через два часа мы были в лагере. Сура встречали как героя. Карталон не обращал ни малейшего внимания на похвалы. Но он сложил захваченное оружие в груду, чтобы каждый мог его видеть.

Все больше и больше наемников возвращалось в лагерь. Сообщали, что половина римских отрядов, пересекших Требию, полегла в заснеженном поле. Остальная часть римлян бежала.

Никто их не преследовал. Смертельная битва истощила силы карфагенян. И у нас многие пали.

К вечеру все оставшиеся в живых слоны собрались вокруг Сура. Кроме него, слонов осталось еще шестеро. Эти шесть великанов были ранены, они потеряли много крови и погибли ночью — не вынесли жестокого холода.

На следующее утро после победы у Ганнибала остался только один слон.

Зима покрыла Требию льдом и похоронила весь лагерь под снегом. Крепкий мороз сделал землю твердой, как железо. Похоже было на то, что зима продлится вечно. Неделями не таяли снег и лед, а армия тихо таяла. Многие из солдат-союзников отпрашивались в отпуск или просто исчезали. В глазах Карталона они были «грязью, смытой дождем», а римляне были «грязной жижей, просачивающейся сквозь пальцы». Ему не нравилась эта «гнилая война». Он не мог понять, почему Ганнибал, выигрывая битву за битвой, откладывает поход на Рим. Сура, единственного оставшегося в живых слона, обожали в карфагенских войсках, несмотря на то что воины понесли из-за него большие потери. Наемники видели в нем гарантию того, что выживут в этой войне. Они ссорились из-за оружия, которое он принес на своей спине. Он вышел из битвы, в которой были уничтожены все другие слоны, без единой раны, и теперь наемники считали его неуязвимым и так сильно баловали, что Карталон должен был твердо сказать им, что этого делать нельзя.

После сражения Карталон глубоко страдал. Он считал своей виной то, что римляне ускользнули через «эти проклятые горы, проклятые реки и проклятые болота», и ни Силен, ни его друзья — погонщики — не могли избавить его от подобной мысли. Один раз Синхал сказал ему.

— Ты должен перешагнуть через это так же, как это сделал Сур. Только ты сам можешь себе помочь.

Но Карталон оставался глух ко всем доводам. Сам же он начал жадно собирать все новости, касавшиеся войны.

Семпроний, консул, который настоял на сражении, сумел уйти и добраться до Рима. Разведчики донесли, что прибытие побежденного полководца вызвало там уныние. Были избраны два новых консула, их послали с легионами воинов в зимние лагеря, в которых собрались остатки разбитой армии. Ганнибал приказал постоянно нападать на эти лагеря. Несмотря на жестокий холод, Ганнибал не бездействовал: он захватил по соседству несколько селений, чтобы пополнить запасы продовольствия. В одном из сражений за торговое село на реке Пад он был ранен. Полководец дал себе и своей коннице пятидневную передышку. Потом он начал сражение за римский эмпорий[58] Виктумвия. Все защитники города выступили ему навстречу. Ганнибал разбил их и захватил этот маленький город. Побежденные получили приказ сдать оружие. После того как оружие было сдано, Ганнибал отдал город на разграбление наемникам. Трофеи, которые они принесли в лагерь, подняли настроение у всей армии.

Всякий раз, когда римляне пробовали атаковать Ганнибала, они терпели поражение или обращались в бегство. Но из Иберии, из Нового Карфагена, пришли плохие вести. Один из Сципионов высадился на иберийском берегу и хитростью одержал победу над несколькими иберийскими племенами. Ему даже удалось сформировать новые когорты из вспомогательных войск. В сражении на реке Ибер он разбил карфагенян. Их потери насчитывали до шести тысяч убитыми, и гораздо больше карфагенян было взято в плен. Римляне захватили прибрежные города. Скоро большая часть страны была в их руках. Но Ганнибал вовсе не думал поворачивать назад.

Как только под лучами солнца начал таять снег, Ганнибал приказал своим солдатам свертывать лагерь. Он знал, что солнце обнажит дороги в горах, и тогда ими сможет воспользоваться целая армия. Ганнибал хотел пройти через Апеннины в Этрурию[59], вынудить этрусков добром или угрозами перейти на его сторону, отдать их богатые города своим наемникам и отобрать у римлян внутренние районы страны.

Теплая погода стояла уже несколько дней. Армия подошла к вершинам Апеннин. Ганнибал сидел со мной на Суре. Полководец был в хорошем настроении и заражал этим настроением всех вокруг, даже Карталона. Казалось, что снег совсем растаял.

Но вдруг, когда мы были уже на самом гребне гор, погода круто изменилась. На нас обрушился снегопад, дальше идти было невозможно. Мы укрылись в расщелинах, наспех построили из тяжелых камней стены и прижались к ним, ибо не было никакой возможности разбить палатки.

На второй день Сур заболел, глаза у него слиплись, он обезумел от ветра и ничего не ел. Снегопад разделил армию на группы. Было намного холоднее, чем на перевале в Альпах. Днем ветер осыпал нас дождем, а ночью заносил снегом, он постоянно прижимал нас к холодной и твердой земле. Мы попали в осаду, и ни о каком продолжении похода не могло быть и речи. Казалось, что мы задержаны на бесконечный срок и бессильны что-либо изменить. Карталон и я устроились, как могли, возле Сура. У Карталона началась лихорадка. Он не мог подняться.

Силен и Синхал приносили нам время от времени еду. На третью ночь Карталон послал меня к Силену. Он был спокойнее, чем обычно. Ветер тоже стихал. Силен сразу же пошел со мной. Он попробовал сложить очаг, и ему удалось развести огонь. Карталон смотрел на пламя сияющими глазами. Он не стал ничего есть, но жадно выпил принесенную Силеном воду. Он выпил много — половину меха.

— Пью в последний раз, — сказал он, как бы извиняясь.

— Теперь тебе надо уснуть, — предложил ему Силен.

— Скоро я надолго усну, — возразил Карталон. — Но сначала я хочу поговорить с вами обоими. Для меня все кончено. Даже этот проклятый ветер заметил это и стих, чтобы я мог поговорить с вами. Посмотрите на Сура! Мне кажется, что даже сквозь слипшиеся веки он видит, что происходит со мной.

Сур стоял, чуть повернувшись в сторону, его большая голова наклонилась. Хобот был вяло опущен, нижняя губа отвисла. По всему телу кожа висела складками. Он выглядел очень старым, будто бы прожил за последние дни много лет. Только уши, казалось, еще жили. Они были чуть-чуть оттопырены.

— Он меня слушает, — сказал нам Карталон, — но я уже все, что надо, сказал ему. Я больше на него не сержусь за то, что он тогда потерял голову. Каждый пугается хотя бы раз в жизни. Теперь он прошел через это так же, как и я. — Карталон посмотрел на меня. — Не покидай его! Он привязан к тебе. Ведь это он нашел тебя под обломками и позвал меня на помощь. Ты должен оставаться с ним. А ты, — сказал он Силену, — позаботься о мальчике, как я заботился о нем. Сделай из него Карталона… — Он посмотрел на огонь, ему было трудно говорить. — Вы оба не карфагеняне, как я, но вы оба, как и я, преданы Ганнибалу. Ничто другое не важно. — Он посмотрел на Силена. — Как хорошо, что ты разжег огонь!

— Хорошо, что стих ветер, — сказал Силен, — иначе он задул бы пламя. А теперь спи!

Но Карталон не слушал его.

— Вы придете в Карфаген, — сказал Карталон, и голос его оживился. — Вы пройдете по крутым улицам, где изготовляют жаровни и светильники с крюками, плетенки для бутылок, горшки, корзины, настенные ковры и сундуки из кедрового дерева. Вы почувствуете запах дерева и пекарни, услышите стук кузнечных молотов по меди. Увидите город, который сверкает в солнечных лучах, как ни один другой город в мире. Сур покажет тебе свое стойло в стене, — шепнул мне Карталон. — Ничто не будет для тебя чужим, даже боги! Это неумолимые боги, — сказал он, — но они сделали Карталона таким, каков он есть. Они не знают жалости. Боги Карфагена требуют себе в жертву наших первенцев. Первый человек в древние времена построил лодку из дерева и вышел на ней в море. Когда он достиг острова, он пожертвовал свою лодку богам на острове. Дидона, построившая Карфаген, сожгла себя, когда африканский правитель захотел взять ее в жены. Карфагенские торговцы оловом разбили свои корабли о скалы, чтобы не выдать чужеземцам дорогу к тому месту, где залегает олово… Жертвоприношения прославили Карфаген как великий город. Для карфагенянина Карфаген всегда важнее его самого. — Карталон схватил нас за руки. — Старый Карталон перешел через Альпы ради Карфагена; он шагал, пока его несли ноги. Молодой Карталон будет идти от того места, где остановился старый, и позаботится о Суре, о том, чтобы Сур дошел до Карфагена живым и невредимым. Нас нельзя разбить до тех пор, пока мы так думаем. Теперь я умру, — сказал он, тяжело дыша, — а Карфаген будет жить! Рим же будет разрушен. Ганнибал накажет Рим за то, что Рим хотел поработить Карфаген. Он сделает с римлянами то же самое, что римляне сделали с Гамилькаром и Бостаром — и со мной. Возьми мой кинжал, — сказал он, — и разрежь ремень…