Павел Алексеевич Дмитриев — один из тех ученых, память о которых уральцы свято чтут. Уроженец Камышлова, он с детства мечтал об изучении родного края. Окончив московский институт, Павел Алексеевич посвятил себя исследованию археологии Урала.

Сколько таежных тропок, сколько болот и гор обошел он со своими помощниками! Это был простой и добрый человек. Любил походную жизнь, хорошую песню у костра, умную книгу и честных веселых людей. Любил свою землю, ее древние безмолвные сказания, открывающиеся ему во время археологических раскопок, когда из земли удавалось добыть вещи или хотя бы остатки вещей, принадлежавших древним людям.

Но больше всего Павел Алексеевич любил свою Родину. Ради нее он оставил любимое дело, семью. Когда началась Отечественная война, он ушел добровольцем на фронт и не вернулся.

Если вам случится побывать в Свердловском краеведческом музее, вы увидите там многое из того, что открыл Павел Алексеевич Дмитриев. Одна из стоянок древнего человека, открытая Дмитриевым, называется Калмацкий брод. Три с половиной тысячи лет тому назад там жили трудолюбивые уральские поселенцы. И вот два мальчика — ученики шестого класса Генька и Толя, ознакомившись с историей Калмацкого брода, решили его посетить.

В краеведческом музее им рассказали, где находится Калмацкий брод, и даже начертили план всей дороги до него. А дальше предоставим слово Геньке. Пусть он сам все расскажет…

Мы с Толей думали так: может быть, на Калмацком броде еще не все исследовано? А вдруг не все! Вдруг мы что-нибудь там откроем. И вот пошли. Сначала было все по плану, как нам рассказывали в музее: перешли через мост на ту сторону реки, пошли вверх по течению, болотной тропинкой, по сланям, потом лесом, по зимней дороге, наконец вышли на горку. Нам говорили, что через нее по дорожке прямо выйдем к Калмацкому броду.

Было уже темно, и мы решили, что надо поспать. Далеко в лес мы не пошли, а устроились на горке под соснами и уснули. А ночью произошло вот что…

…Я проснулся, потому что мне стало холодно. Чувствую, что не могу пошевелить ногами. Как будто они у меня связанные. Что такое? Может быть, думаю, Толька надо мной подшутил? Нет, слышу, Толька рядом посапывает носом. Я еще раз попробовал шевельнуть ногами. Вверх хотел их поднять, а в это время Толька проснулся и закричал:

— Куда ты меня тянешь!

Оказалось, наши ноги связаны вместе.

Толька спросонья не соображает, а я ему шепчу: — Толька, Толька, нас кто-то связал! — Он как понял, в чем дело, сразу сел и ощупал рукой свои и мои ноги. Они были опутаны толстыми шершавыми ремнями, и один конец ремня тянулся к сосне. Толя попробовал подергать конец, но в это время сосна зашевелилась, и из-за нее вышел человек. Лица его мы не видели. Человек стоял согнувшись. Я подумал, что это какой-то дряхлый старичок, и сказал:

— Дедушка, нас кто-то связал.

А старик стоит и молчит. Или не понимает русского языка, или что. Дай, думаю, посмотрю на него. Достал электрический фонарик и включил. Толька закричал, как сумасшедший, а тот, который стоял у дерева, тоже завопил и бросился бежать.

Я не стал кричать, но сразу понял, что перед нами первобытный человек…

Ну вот Толя и говорит:

— Генька, может быть, это нам во сне снится?

А я говорю:

— А ноги перевязанные тоже во сне?

Толя достал из кармана перочинный

нож, я посветил ему фонариком, и он перерезал ремни на ногах.

Я говорю:

— Давай встанем!

А самому все-таки боязно…

А Толька говорит:.

— Слушай! Кто-то идет…

Верно… хрустнули ветки, и кто-то совсем близко от нас зашептался. Я снова зажег фонарик. Теперь уже несколько человек бросилось бежать и кричали непонятные слова.

Рассмотреть людей я не мог, заметил только, что они все босые.

Вы думаете, это так просто — сидеть ночью в лесу и знать, что вокруг тебя собираются какие-то дикие люди. А может быть, они людоеды! А может быть, они сейчас возьмут и нас на костре изжарят! Или, как индейцы, скальп снимут!

Я не знаю, что думал Толька… а я думал об одном, чтоб у меня не перегорела

батарейка. Ведь это наше единственное спасение!.. Дикари не смели подойти к нам только потому, что боялись этого непонятного им огонька.

Так мы сидели до самого утра. А когда стало светать, мы с Толей посмотрели кругом и ужасно удивились. Что такое? Где мы?

Вокруг нас такой густой лес, что сквозь него и реки-то не видно! Толя мне говорит:

— Что это случилось? Или мы заблудились, или это все во сне?

Что я мог ему ответить! Я сам плохо понимал. Но наши преследователи не дали нам долго рассуждать. Как только посветлело, они один за другим начали выходить из-за деревьев. Хоть мне было и очень страшно, но я все-таки их рассмотрел. И знаете, они, эти дикари, были как настоящие люди! Раньше я думал, что они мохнатые, вроде как обезьяны. Ничего подобного. Обыкновенные бородатые люди, только совершенно непричесанные и почти голые. На бедрах надеты шкуры. Головы взлохмаченные и бороды тоже.

Но не все были бородатые. Один такой мальчишка был с ними, лет двенадцати, и он все показывал знаками, чтобы я зажег фонарик. Ну, я зажег. И дикари больше уже не пугались. Они с любопытством рассматривали мои руки, а один, самый злой, с рыжей мохнатой головой, выхватил у меня фонарик, вертел, вертел его, но зажечь не сумел и отдал мне обратно. Потом он начал нас толкать ногами и руками, чтобы мы шли. Ну, что ж! Пришлось идти!

Лес был такой густой, что ветки царапали лица. Мы спустились с горы. Шел дождь. Было холодно, и, конечно, мы не знали, что нас ждет впереди. Но вот мы увидели реку. Она была широкая-широкая, гораздо шире, чем теперь. А когда мы подошли поближе, то увидели на берегу несколько землянок. Крыши их были покрыты ветками, камышом, корой и звериными шкурами. Почти у каждой землянки горел костер, пахло паленым мясом. Около костров суетились женщины, бегали голые ребятишки.

И вот нас втолкнули в одну из этих землянок. Я заметил, что над входом висела вырезанная из кости голова лося. Отвратительно пахло гнилой рыбой. Посредине землянки был врыт большой столб, и в него упирались жерди, которые поддерживали крышу. На полу мы увидели очаг из больших камней, а на камнях и около них лежала глиняная посуда, много угля, золы, раздробленных костей. Толя поднял с полу и показал мне ложку, у которой ручка была похожа на утку. По углам валялись шкуры. Мы не решались на них сесть. Уж больно все здесь было грязное.