Но президент Румынии, представьте, понял меня с одного звука. Он вскочил… вернее, он почти взмыл с места, на лету оборачиваясь к нападавшему, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

По комнате словно пробежал внезапный порыв ветра.

От человека за шестьдесят, пускай даже и бывшего военного, я не ожидал такой замечательной спортивной подготовки. До сего дня я был уверен, что молниеносная реакция возможна только в кино — да и то в исполнении каскадеров и компьютера в придачу. Однако кинозрителю хотя бы дают рассмотреть все на замедленной съемке, а я, сидя в первом ряду, ничего, по сути, не успел увидеть.

Не было ни красивых танцев карате, ни жаркого мочилова кикбоксинга. Просто две размытых от скорости фигуры рванулись навстречу друг другу, как две половинки магнита — черная и оранжевая. Костюм румынского президента и комбинезон нападавшего слились на миг в неразборчивый черно-оранжевый кокон, затем из кокона выскочила наружу стрела и с легким комариным жужжанием впилась в еще один портрет многострадального князя Александра Невского (сколько их, однако, по всему Кремлю понаразвешано!)

А потом все кончилось. Черный костюм снова превратился в Траяна Хлебореску и вернулся на место у стола, а оранжевый комбинезон с человеком внутри остался лежать на полу, тихонько постанывая. По гладкому паркету прямо к моим ногам приехал уже наполовину разряженный арбалет, и я его машинально поднял.

— Спасибо, очень выручили, — с легким поклоном сказал мне румынский президент. — Вы подарили мне целую секунду и уравняли наши шансы. А при равных условиях обычно выигрываю я.

— Не убежит? — спросил я, имея в виду поверженного врага.

— А? Нет, что вы, исключено. — Хлебореску оправил лацканы своего пиджака и, молодчина такой, уже почти восстановил дыхание. Этот чемпион по единоборствам, не мог, разумеется, быть педиком! — Я все-таки служил в спецвойсках, навыки остались. Есть один удар, он вызывает временный паралич. Это, признаюсь, неджентльменский прием, но на войне как на войне. Когда на тебя идет вооруженный психопат, все средства хороши.

— Так вы его знаете? — спросил я, рассматривая арбалет.

На самом деле несостоявшийся убийца теперь интересовал меня куда меньше, чем орудие убийства. Надо бы выпросить у румына эту игрушку на память, подумал я. Четкая красивая машинка — умели же делать в старину! Увесистая, но не тяжелая. Металл, приятный на ощупь: где нужно — гладко, где нужно — ребристо. Сбоку есть гравировка — надпись на латинском, по-моему, языке. В студенческие годы я немного знал латынь, но эти бессмысленные знания из меня с годами повыветрились.

— О да, я знаю, — с покаянным вздохом отозвался президент Румынии. — Тысяча извинений. Наша служба безопасности потеряла его в Бухаресте сразу после выборов: никто не думал, что он доберется до Москвы. Но он… есть такое русское слово… зарубился… нет-нет, затесался, мне думается, в строительную бригаду. Остроумный выход. Побрил себя наголо, перекрасил усы и, наверное, где-то раздобыл чуждый паспорт, иначе бы его взяли на любой границе. Такие экземпляры обычно изобретательны.

— Террорист? — Я рассматривал оставшуюся в арбалете стрелу. И на вид, и ощупь она была очень острая… только вот не пойму, из чего сделана. Нержавеющая сталь? Нет, блестит совсем не так.

— Сумасшедший, — улыбаясь, объяснил мне Хлебореску. — Некто Ион Малиминеску. Гражданин Румынии. Бывшая штабная крыса. Служил в СССР, в Венгрии, в ГДР — в структурах «Варшавского договора». После контузии несколько лет наблюдался у психиатра, а с некоторых пор, вы не поверите, одержим манией: хочет убить меня.

— Политика? — Кажется, я понял, из чего сделана стрела.

— Вовсе нет! У нас оппозиция мирная. Но вот этот тип забил себе в голову, что я не человек. Что я, как это сказать по-русски… кровопивец, да. Питаюсь человеческой кровью… О-о-о, по вашему лицу я вижу, что вы угадали: все верно, наконечники обеих стрел — серебряные. Это традиция, сами понимаете. Как же без серебра?

— Не пожадничал мужик, — согласился я. — Готовился к теракту на совесть. И даже оружие, я смотрю, где-то раздобыл старинное. Этой музейной редкости, наверное, лет двести или побольше.

— Какая уж там старина, — отмахнулся Хлебореску. — Китайская штамповка. У нас в Трансильвании сувенирные лавочки забиты этим хламом. Туристы едут отовсюду, хватают все подряд. Позвольте мне на минутку?.. Спасибо. Видите вон с краю клеймо: мэйд ин Чайна?

Сколько я ни всматривался, никакого китайского клейма не находил и, наконец, был вынужден признаться вслух:

— Не вижу. Ну-ка покажите, где?

Хлебореску хохотнул и отодвинулся — уже с арбалетом в руке. Теперь единственная стрела была направлена мне в сердце.

— Вы правы, — сказал он, — этой надписи там нет, я пошутил.

Лишь сейчас я обратил внимание на то, что мой гость держит орудие убийства крайне осторожно, немного на отлете, чтобы ненароком не задеть пальцами серебряного наконечника.

— Будет лучше, Денис Анатольевич, — уже без улыбки произнес румынский президент, — если вы некоторое время не будете двигаться с места и тем более звать охрану. Оружие действительно старое и довольно опасное. Оно может случайно и выстрелить.

— Вы чего, хотите меня убить? — изумился я. Ну и сюрприз! Уж лучше бы он оказался простым педиком. От такого бы я отбился.

— Нет же, наоборот… — Хлебореску досадливо поморщился. — Вот дьявол! Я-то думал, что у меня есть время для преамбулы, а из-за этого идиота придется форсировать… Нет, все-таки Гитлер был прав, когда вычищал психолечебницы от ненормальных. У них, как у собак, бывает очень развито верхнее чутье. Миллионы обычных граждан ни о чем не догадались, а этот убогий…

— О чем не догадались? — Я по-прежнему ни хрена не понимал.

Вместо ответа румынский президент издал горестный вздох:

— Ну и какой, по-вашему мнению, государственный секрет мне раскрыл в тот день Николае Чаушеску?

— Какой? — тупо спросил я.

— Никакого! Он меня просто укусил за шею.

«Что делать? Что мне делать?» — мысленно взываю я к ангелам.

Ни рукой, ни ногой шевельнуть я не могу. Остается лишь смотреть, слушать и покорно ждать, когда паралич пройдет. В спецвойсках я не служил, но тоже знал этот подлый приемчик. Полчаса, никак не меньше, мне придется лежать овощ овощем, а потом я смогу хотя бы ползать. Только куда мне ползти?

«Есть идея, — шепчет над ухом невидимый ангел Рафаил. — Вон видишь — одна стрела застряла в картине. Сумеешь сейчас, пока он не смотрит, подпрыгнуть, вытащить стрелу и нанести удар?»

«Рафа, ты круглый идиот, — хихикает ангел Мисаил. — Наш мальчик не то что прыгнуть, он и пукнуть сейчас не способен».

«Знаю, — сердито бурчит Рафаил. — Но я хотя бы предложил. А ты, если такой умный, может, придумаешь что-нибудь получше?»

«Легко, — учительским тоном замечает Мисаил. — Ты глянь левее! По полу рассыпаны зубочистки, и две совсем близко к нашему мальчику. Как только он начнет шевелиться, то сможет подгрести одну и уколоть его в ногу. Чтобы убить вампира, нужно, конечно, попасть осиной ему в сердце, но пусть хотя бы ранит его…»

«Мис, дорогой, ты бредишь, — объявляет Рафаил. — Какая осина? Это же китайские зубочистки! Они наверняка сделаны из бамбуковой стружки. И я не помню, чтобы бамбук на них действовал».

Мисаил молчит, затем признается: «Ты прав, бамбуковые. Жаль. Но если бы они были осиновые, план бы сработал. Я вообще-то теоретик, а не практик, мое дело — стратегия и перспектива».

«И какая тут перспектива?» — мстительно осведомляется Рафаил.

«Нулевая, — не спорит Мисаил. — Но, согласись, исходная идея была блестящей. Человеческий материал, как всегда, подвел. Грубо говоря, мы с тобой поставили не на ту лошадь».

«А кто его выбрал? — интересуется Рафаил. — Не ты ли?»

«Не я, — открещивается Мисаил. — Я вообще не понимаю, зачем мы связались с этим маргинальным типом. Он же ничего не умеет».