Она всячески старалась скрыть от окружающих крах своей семейной жизни. Хотя и понимала, что игра в прятки не может длиться долго. Человеческое любопытство неутолимо, а вызывающие подозрение приметы всегда в цене. Сильвия не считала, что прожорливый интерес людей к событиям личной жизни ближних проистекает от жестокости или злорадства, — многие сами дошли до ручки, жизнь шла кувырком, часто терялись ориентиры, люди нуждались в информации, чтобы сравнивать с чем-то свои неурядицы, отыскивать какие-то закономерности. Но старания их были, пожалуй, тщетны, ведь шаблонный образ мышления не способен предвидеть абсурдные ситуации, чтобы заблаговременно занять оборону.

Сильвия Курман делала усилия, чтобы найти приемлемые способы достижения душевного равновесия. Прежде всего она выяснила для себя, что у душевного равновесия есть поверхностный и глубинный слой. Если вулканические процессы в глубинном слое усилиям воли не подчинялись, то формирование поверхностного слоя было полностью в руках самого человека, по крайней мере у тех, кто привык воспитывать в себе терпение и выдержку.

Что и говорить, только своими силами она бы не выкарабкалась. Помог врач, выписал горсть успокоительных таблеток. На приеме у врача Сильвия пожаловалась на бессонницу и беспочвенный страх. Усталость? Возрастные изменения? Сильвия ничего не уточняла. В наши дни неглубокие неврозы бывают у людей не реже, чем надоедливые дожди осенью, — врачу все стало ясно с первого взгляда, и соответствующие рецепты уже давно засели в голове. Необходимо привести себя в норму и не терять ее, определение цели — это уже половина победы.

Каждое утро перед выходом из дому, нахлобучивая в прихожей перед зеркалом дорогую меховую шапку, Сильвия складывала губы бантиком, несколько раз поднимала и опускала брови, заставляя ожить застывшее маской лицо, шлепала себя ладонями по щекам и приподнимала словно бы в улыбке уголки губ — на весь день. Эти нехитрые приемы вошли скоро в привычку, как если бы она повязывала шарф или поправляла прическу. Не дай бог, чтобы на лице пролегли морщинки разочарования и злобы. Неизменная улыбка Сильвии Курман обезоружила ее коллег, они перестали судачить о ее странном сердечном приступе и уже не надоедали с расспросами о самочувствии. Возможно, в ее внешности иногда и можно было заметить что-то необычное, но Сильвия Курман общалась чаще с посторонними, а им сравнивать было не с чем. Работы было по горло, подсобные службы нового цеха нуждались в людях, в связи с расширением производства завод получил дополнительный лимит на рабочую силу, и в ответ на объявления в газетах и на уличных стендах к ней в отдел кадров повалили люди. Как-никак модернизированная технология, хорошие бытовые условия, можно было проявлять требовательность. Странный кадровик — не всякого встречает с распростертыми объятиями, не спешит направить к начальнику цеха на переговоры; сама обо всем допытывается — главным образом, почему нанимающийся хочет сменить место работы. А с губ не сходит улыбка. Сильвия и сама удивлялась своему новому стилю работы, словно бы она стала видеть людей насквозь. Иногда и впрямь интуиция ее не подводила: приходит девушка, просится на работу в цех готовой продукции материально ответственное лицо! — при этом говорит, что раньше нигде не работала, трудовой книжки у нее нет. Довольно поверхностный перекрестный допрос, и девушка уже вся в слезах: с прежнего места работы ушла из-за недостачи, трудовую книжку порвала.

Немало лжецов, искателей приключений и летунов отослала она обратно.

Нужна твердая рука! К прежним девизам Сильвии Курман добавился еще и этот. Она была заодно с директором фабрики, который не спешил заполнить пустующие руководящие должности. Можно обжечься, если поспешить сказать «да», — так он обычно оправдывал свою осторожность.

Бодрость духа и жизнерадостный вид исчезали мгновенно, как только Сильвия Курман после окончания рабочего дня выходила на темную зимнюю улицу. Теперь ей было безразлично, какие складки появятся на ее лице и что по ним можно прочесть. Начало зимы было слякотным, едва выпавший снег исчезал с очередной оттепелью, недолгое снежное свечение снова сменялось осенней мглой. Пожалуй, Сильвии впервые в жизни нравилось, что погода так переменчива и небо затянуто облаками. В туманных вечерних сумерках она сливалась с толпой, могла ссутулиться и спрятать нос в воротник. Глаза, уставшие от ламп, горевших день напролет, равнодушно блуждали по сторонам. Она не хотела никого узнавать и смотрела мимо спешащих навстречу людей. Пронизывающий ветер и до мозга костей пробирающая сырость даже довольным собой людям не позволяли всецело радоваться жизни, что уж говорить о ней.

Убивать длинные и темные вечера было лучше всего в кинотеатре, во всяком случае, Сильвия ничего умнее придумать не могла. Правда, мучительно тяжко было стоять в очереди за билетами в ярко освещенных фойе — сколько же знакомых развелось у нее за жизнь! То и дело на глаза попадались одноклассницы и однокурсницы, везде-то их хватало! Раньше, случалось, Сильвии хотелось встретить кого-нибудь из них, увы, это не удавалось, теперь же они словно подстерегали ее: привет, привет, как делишки? И опять приходилось растягивать губы в улыбке и врать напропалую: да, у Карла тоже все в порядке, работы много, а сейчас он в командировке. Ах, чем он сейчас занят? Они добиваются права на жизнь своему новому прибору, хотят внедрить в производство, — сообщала доверительно Сильвия Курман, официальная жена начальника конструкторского бюро с почти что неподдельной бодростью. Почему-то иные переспрашивают: ах, значит, все еще на прежнем месте? Да у него работа в крови, как же он может уйти на какую-нибудь должность полегче?! Сильвия улыбалась, но боялась, что глаза не могут скрыть ее настороженности и страха. Знакомые кивали головой, будто и им приятно, что есть еще супружеские пары, которые живут во взаимном согласии и находят вдохновение в работе. Как это здорово, что у людей среднего возраста хватает сил ставить перед собой цели и чего-то добиваться: будь то комплектование ценных рабочих кадров для обновленного цеха или создание умного прибора для народного хозяйства.

Во время этих беглых разговоров скрывающая свой страх Сильвия не могла не заметить, что иная собеседница, задавая обычный вопрос, бросала на нее искоса пытливый взгляд, в котором без особого труда можно было прочесть: кого обманываешь, я же знаю, что он тебя бросил. Город жил слухами и сплетнями, и далеко не все они были необоснованными. Известное дело, чем старше становишься, тем с большим интересом следишь за житьем-бытьем своего поколения, чтобы проверить себя: не оказался ли и я в жалком лагере неудачников?

Каю долго обманывать не удалось. Почти двадцатипятилетняя разведенная женщина не ребенок, которому можно морочить голову. Всего два дня прошло после неудачного самоубийства, Сильвия все еще боролась с подступавшими приступами рыданий и редко подходила к телефону, но Кая будто чувствовала, что мать дома, и ее звонки, повторявшиеся через каждые пять минут, выматывали нервы. Кая предполагала, что Сильвия могла выйти в гараж, или спуститься в подвал, или она сгребает с улицы талый снег, но в перерывах между этими ежевечерними делами Кая надеялась ее обязательно застать.

Кая без обиняков выложила свою озабоченность.

— Ну, так когда он вернется из командировки?

— Кто?

— Предок, конечно. Или ты думаешь, что меня интересуют гастроли твоего директора?

— Точно не знаю, — пробормотала Сильвия, придерживая рукой дрожащий подбородок; зубы невольно начинали выбивать дробь. Она на мгновение прикрыла трубку, не дай бог Кая услышит, как она перевела дух, чтобы немного успокоиться.

— Как же ты не знаешь? Везде одно и то же! Никто ничего не знает! Это постоянное отсутствие информации с ума может свести!

— Ну не брюзжи, — произнесла Сильвия с надеждой, что слова ее прозвучат как материнское ворчанье, но по проводам к дочери побежал удручающе жалкий писк.

— Несколько дней назад он позвонил, чтобы я не ждала его по утрам, уезжает, мол, в столицу по делам. Я подумала, не вечность же он будет калякать там со своими начальниками. Сегодня утром уже горячку не порола, упаковала Аннелийзу и навострила уши — жду, не подъедет ли машина. Когда дошло, что ждать уже некогда, схватила дочку под мышку и бегом на остановку автобуса. Нас чуть не расплющили. Аннелийза хныкала всю дорогу. А потом целую вечность ждали другой автобус.