Регине вдруг стало очень важно услышать ответ Тийта.

Прежде чем она успела открыть рот, Тийт вымолвил:

— Я женюсь.

— Ну конечно же на мне, — закатилась смехом Регина.

— Нет, — непривычно серьезно ответил Тийт. — С тобой бы мы довольно быстро разошлись. Я сторонник прочной семьи.

— Когда же ты успел полюбить детей, что заводишь разговор о семье? — спросила ошеломленная Регина, пытаясь сохранить прежний веселый тон.

— Собственных детей каждый любит, — ответил Тийт.

У Регины закружилась голова. Видимо, она свихнулась. Слова Тийта не поддавались логике. Или Регина пропустила что-то мимо ушей? Ведь это же тот самый Тийт, который в свое время предостерегал ее от неприятностей! Чьим же ребенком, если не самого Тийта, могла быть та возможная неприятность?

— Знаешь, я одновременно с двумя мужчинами никогда дела не имею! — продолжая свои мысли, воскликнула Регина.

— В этом я и не сомневаюсь, — согласился Тийт. Теперь наступил его черед глянуть украдкой на часы.

— Забавно, — пробормотала Регина. Лицо ее буквально свело судорогой, бог знает какая получилась гримаса. Во всяком случае, она уже была не в состоянии хохотать.

— Я подумал, будет пристойнее, если сам обо всем тебе скажу, с какой стати лить воду на мельницу доброхотов.

Регина кивнула.

— А почему я тебе в жены не гожусь? — спросила она совершенно спокойно. — С чего ты взял, что мы скоро разошлись бы?

В этот миг для Регины важнее всего было увидеть себя глазами Тийта.

— Есть ли смысл в откровенности? — заколебался он.

«Его стремление пощадить меня безнадежно запоздало», — подумала Регина и громко сказала:

— Говори! Прошу тебя!

— Чтобы два человека могли в течение долгого времени жить вместе, один из них должен подчинить себе другого, только тогда возможна гармония. Ты, Регина, человек сложившийся и привыкла действовать самостоятельно — тебе никогда не приходилось считаться с другими. Тот, которому под тридцать, уже не переменится. Мы бы с тобой то и дело сшибались так, что искры бы сыпались. Жизнь и без того на каждом шагу полна стрессов, к чему еще это?

Регина уперлась подбородком в ладони и задумалась.

Она больше не изменится? Законченная окаменелость?

Тийт извиняюще улыбнулся, расслабленно откинулся на спинку стула, охватившее его напряжение стало явно спадать. Видимо, он ожидал от Регины худшего. Регина вела себя идеально. Редко кто способен трезво воспринять столь сокрушительное известие.

— С тобой можно говорить по-человечески, — признательно сказал Тийт, не скрывая радости, что легко отделался.

— Сколько ей лет?

— Двадцать два, — ответил Тийт. — Но разумом она еще совсем дитя, мы в свое время столь инфантильными не были. Даже моя мать удивляется, до чего девочка мила и послушна. Они с моей матерью обсуждают все житейские вопросы; сама взрослая женщина, а слушает с усердием школьницы наставления старшей. — Тийт рассмеялся. — Я из нее могу что угодно вылепить.

— Она уже у тебя живет?

— Да, — буркнул Тийт. — Получилось несколько неловко. Однажды вечером просто заявилась, и все, чемодан в одной руке, сумочка в другой, вешалки, перевязанные красной шелковой тесьмой, под мышкой. Я просто онемел. Взяла и решила стать моей женой! Заговор, конечно, слово глупое, но она наверняка загодя обо всем договорилась с моими родителями. По-другому никак нельзя объяснить это само собой разумеющееся появление.

— Где ты с ней познакомился? — спросила Регина, чтобы только не молчать. Ответ ее нисколько не интересовал.

— На свадьбе у одного родственника. Нас рядом за стол посадили.

Чувствовалось, что это и для Тийта уже никакого значения не имело, едва ли стоило вспоминать.

Регина не знала, что еще сказать или о чем промолчать. Она не смела стискивать зубы. Настроение было подавленное, голова гудела от пустоты. Надо было элегантно выходить из игры. Из игры? Да, их отношения с Тийтом иначе и не назовешь. Она должна была что-то говорить, нужно было заслониться словами. Тийт за эти несколько мгновений обезоружил ее, оставалась единственная возможность: притвориться равнодушной. Пусть у Тийта останется впечатление, что она лишь терпела его общество. И не более.

— Если так, то тебе самое время заняться педагогикой. Чтобы из инфантильного существа (Регине хотелось сказать — чудовища) воспитать верную и послушную жену. Ради идиллии стоит поднапрячься, однако нельзя перегибать палку. Подавляемые люди способны горячо ненавидеть. Но ты ведь добиваешься горячей любви!

Ирония Регины испортила Тийту настроение.

— Да не читай ты мне нотаций! — огрызнулся он.

— Я просто хотела поделиться с тобой опытом, может, пригодится в новой жизни.

— Извини, я решил, что ты смеешься надо мной, — совершенно серьезно проговорил смутившийся Тийт.

«Успел уже обрасти заботами и шуток не понимает», — подумала Регина. Она пыталась внушить себе, что Тийт — существо жалкое. Бесхребетный холостяк, которому силком навязали жену. Один из типов современных мужчин.

И все-таки было грустно, Регина вдруг ощутила страшную усталость. Уже не хотелось и губами шевелить. Разумеется, она могла бы предостеречь Тийта, но в такую минуту неуместно заводить речь о подводных рифах его будущей семейной жизни. Не хотелось унижать себя мелочностью. Тогда бы и впрямь можно было сказать про нее: окаменелость.

Долой предрассудки! Это был девиз Регины. Пусть Тийт будет счастлив со своей мурлыкающей кошечкой, пусть сам печется о том, чтобы остаться неоцарапанным.

Регина допила и со стуком поставила на стол бокал. Тийт последовал ее примеру. Они встали одновременно.

Почему-то Тийт заколебался, идти ли ему первым или пропустить Регину вперед. Они стали рядышком пробираться сквозь толпу к выходу.

Посетители горланили и сновали по бару. То и дело кто-нибудь вскакивал с места и, спеша к кому-то, забавно вытягивал руку, будто отстраняя от себя плавающий на поверхности моря мусор. Да и как еще было людям в битком набитом помещении проявлять свою приподнятость, удаль?

Пробираясь рядом с Тийтом к выходу, Регина, несмотря на полумрак, успела кое-что заметить. Будто молнии вспыхивали временами, выхватывая на мгновение оцепеневшие глаза и рты, плечи и локти. На пути Регины оказался какой-то мужчина, руки его были раскинуты, он как будто стоял на одной ноге на кочке и вот-вот должен был потерять равновесие; Регина остановилась, чтобы подождать, когда тот упадет. Тийт не придал значения возникшему препятствию, подтолкнул Регину и вынудил ее прошмыгнуть под мышкой незнакомца. Когда они шли по полутемному коридору, только что выхваченные картины снова возникли перед глазами Регины: мышиные зубки какой-то блондинки, вытянутые дудочкой губы, обрамленные окладистой бородой пижона, серебряная цепочка в вырезе голубой рубашки, темный пиджак с вышитым на нагрудном кармане гербом, где-то поодаль подсвеченные зеленым светом бутылки, которые, отражаясь в зеркале, разом множились, будто под микроскопом делились амебы.

Швейцар открыл застекленную дверь и отпихнул наседавших людей. На всякий случай он приподнял левую ногу и согнул ее в колене, словно опасаясь, что какой-нибудь шустряк, как челнок, прошмыгнет в вестибюль. Стеклянная дверь за спиной Регины защелкнулась, в толпившейся на ступеньках людской массе послышались ругательства, но большинство оставались безучастно понурыми. Какой-то пожилой джентльмен — пальто нараспашку, шарф вразлет — пытался пробиться через стаю молодежи, чтобы подобраться к двери. Он бормотал что-то себе под нос, это звучало монотонно, напоминая народную песню. Чуть в сторонке, на самом краю тротуара, стояла беременная девица, пуговицы на ее кофте готовы были вот-вот отлететь. Рубчатый воротник джемпера доходил до подбородка; засунув руки в карманы, она переминалась с ноги на ногу, будто укачивала своего еще не родившегося ребенка.

Регина на мгновение забыла о Тийте. Лицо ее зарделось. Вдруг ей стало ужасно неловко оттого, что она учительница.