Наконец они уселись за дымящимися чашками и принялись грызть сухари. Карл уже не пытался оправдывать недостатки своего быта, в нем снова взял верх джентльмен. Он встряхивал своей пышной седеющей гривой, заглядывал в глаза Регине, становился все разговорчивее и принялся расспрашивать о поселковой школе.

Регина ответила на его вопросы о процентном соотношении учителей и учительниц, высказала свою точку зрения на кабинетную систему, покритиковала вынужденное завышение отметок и опять подумала, что большинство современных людей предпочитают при оценке любых явлений общие представления. Это позволяет запросто делать выводы о положении дел и охватывать широкие проблемы из какой угодно области.

Затем они попытались охарактеризовать интеллектуальные способности нынешних детей, поговорили о пользе и вреде избытка информации на формирование ребенка, пришли к единому мнению, что эмоциональная сфера подростков самым прискорбным образом сузилась, и обсудили причины увеличения числа умственно отсталых особей.

Регине стало казаться, что она попала на очередную научную конференцию. Хотя со своей стороны она прилагала все усилия, чтобы поддержать беседу, ее мучила тревога: неужто планы не сбудутся?

Карл словно бы прочел ее мысли, он прервал разговор, усмехнулся и захрустел сухарем.

Регина знала, что если она в этот момент утратит непринужденность, то возникшая уютная атмосфера будет немедленно отравлена отчужденностью, однако, несмотря на это, все же украдкой глянула на часы. К полуночи она должна вернуться к Мари, но прежде… И чего только этот хваленый донжуан медлит? Неужели жалкое, открывшееся чужому глазу окружение пробудило в нем какое-то непонятное чувство неполноценности? Как его направить в нужное русло? Каким образом сломить этот искусственный барьер? Или Регина ему неприятна? Такая возможность почему-то раньше не приходила ей в голову.

— У вас есть семья? — спросил Карл.

— Муж, ребенок, дом и участок, — ответила Регина и с облегчением засмеялась. Подумала: Карл просто осторожничает, боится незамужних!

Регина перевела дух и добавила с неожиданным для самой себя кокетством:

— Что еще нужно сельской учительнице?

— Может, небольшое приключение? — оживился Карл.

В одно мгновение голос его изменился до неузнаваемости. Дальше он говорил просто воркуя.

ПЯТЬ МИНУТ ПЕРВОГО запыхавшаяся Регина стояла за дверью Мари. Та встретила ее упреками. Регина бросила пачку книг на стол — она чуть было не забыла их у Карла — и пожаловалась: мол, набегалась, навещая знакомых, до того, что мозоли на ногах набила. Особенно нудным оказалось посещение двоюродного дедушки мужа, пришлось отвечать на бесконечные расспросы педантичного старика. Он-де выпытывал разные подробности: какова площадь дома, в котором теперь живет Антс, сколько в саду яблонь и почему это они пчел не заводят.

Регина врала так, что уши вяли.

Мари сварила кофе. У Регины сосало под ложечкой, она с аппетитом набросилась на бутерброд с колбасой и, давясь, спешила дожевать, чтобы ответить жаждущей новостей подружке.

— А Карл? Как он там без жены справляется?

— Ох, даже не знаю, — мотнула Регина головой. — Я дальше прихожей не была.

Тут уж Мари разговорилась.

— Знаешь, — сказала она для вступления, — с тобой хорошо обсуждать всякие дела. Ты редко бываешь в городе и ничего не разболтаешь.

Безумно уставшая Регина откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. Хорошего человека нельзя обижать равнодушием.

— У Карла скоро родится пятый ребенок. Латышка у него первая из тех, с кем он будет иметь больше одного ребенка.

Возможно, у Карла будет еще и шестой ребенок, вяло подумала Регина.

— А мне его латышка не нравится, — вздохнула Мари.

— Национальность не по душе?

— Для меня это не имеет значения, — отмахнулась Мари.

— Что же тебя тогда огорчает?

— Она привереда и неженка, и неудивительно — единственная дочь академика. Они с Карлом на какой-то конференции познакомились.

— А Карл тогда уже был разведен со своей предыдущей женой?

— Не помню. Навряд ли. Он столько раз обжигался, и все равно новый брак на старый набегает. Однажды между разводом и свадьбой у него выдалась всего неделя холостяцкой жизни.

— А так не случалось, чтобы молодая чета какое-то время жила в одной квартире с прежней женой Карла?

— Нет, Карл порядочный человек. Если брак распался, он добровольно от всего отказывается. Всякий раз оставляет квартиру и обстановку жене и ребенку. Сам бывает вынужден на первых порах снимать за большие деньги комнату в каком-нибудь частном доме, пока ему дадут новую квартиру. В последний раз совсем плохо получилось, вредные месткомовские бабы встали на дыбы, и Карлу выделили освобождавшуюся площадь в старом доме, а хорошую квартиру в новом доме дали какой-то машинистке. Теперь будто бы начальство наконец вмешалось в эту историю, Карл все-таки заведующий кафедрой, профессор и доктор наук, как он может жить в такой трущобе?

— Страсть какая, ведь так и новое семейное счастье может оказаться под угрозой, — сказала Регина и удержалась от большего, чтобы Мари не уловила ее насмешки.

— С этой женой ему опять не повезло. Без конца выжимает мужа как лимон, одна прихоть другую подгоняет.

— Молодым людям кажется, что им необходима тьма вещей, потом к ним становятся равнодушнее.

— Карл и без того на бобах, — пожаловалась Мари. — У меня ведь зарплата скромная и сбережений особых нет, но он и мои закрома подчистил. Порой от стыда готова провалиться, когда Карл звонит за дверью и просит взаймы десятку. У него ведь половина зарплаты на алименты уходит.

Регине было неприятно и неловко слышать это, ей хотелось уснуть, чтобы минувший день ушел в небытие. Элегантного и в то же время жалкого Карла следовало забыть, невзирая на то, что он мог оказаться отцом ее следующего ребенка.

Но жалобы Мари не кончались. Каждым своим словом она как бы обнажала и без того воспаленные нервы Регины.

— Ты еще не знаешь, насколько мучительными бывают заграничные поездки Карла! Все его бывшие жены, будто сговорившись, суют ему адреса и списки. Просто наваждение, у всех у них за морем целые стаи родственников. Карл вынужден посещать родню своих бывших жен и передавать им пожелания сударынь. Перед отъездом к нему натаскивают в гостиницу уйму свертков и пакетиков. Каждый раз он едет домой с чемоданами, набитыми женским и детским тряпьем. Подумай, как ему стыдно перед таможенниками, когда они, случается, проверяют его багаж!

— А ему обязательно надо объявлять бывшим женам, что опять собирается за границу?

— И я ему это говорила. Но он сам всю жизнь гонялся за добротными вещами и, будто в шутку, говорит — хотя сам всерьез принимает, — что профессорские отпрыски должны одеваться прилично.

В ту ночь, лежа на узком диване Мари, Регина снова увидела давний сон, который столь часто повторялся в прошлом.

Опять она сидела в веревочной петле и кружила вокруг стоявшего на плоскогорье гигантского столба. Плато окружали величественные дома и удивительные колокольни; сумерки сгущались, город словно бы погружался в море. Регину охватил ужас: гибнет цивилизация, и она тому свидетельница. Почему все остаются равнодушными? Ведь тут кружилось множество людей, каждый сидел в своей петле, все они были сосредоточены, чтобы не отклониться от заданной траектории. Из города, будто сигналы бедствия, устремлялись вверх снопы света. Безмолвные люди плыли на фоне неба, отблески света коснулись чьей-то шляпы, высветили очки в золотой оправе; кто-то держал в руках кубок, обвязанный развевающейся красной лентой, которая, казалось, на миг полыхнула огнем.

Возможно, и Карл покачивался где-то тут же, на волнах воздушного океана? Кто это там сейчас пронесся над Региной?

Горячий порыв ветра отдалился и угас.

ДОЖДЬ ЛИЛ И ЛИЛ, жалкие сугробы малоснежной зимы исчезали быстро, даже в затененных местах уже не оставалось слоистых от копоти бугров; но так как солнце уже долгое время не показывалось, то стало даже забываться, в какой, собственно, стороне расположен юг. Ветры все время меняли направление, дороги развезло, на проселке шоферы, несмотря на запреты, то и дело сигналили, люди не хотели месить грязь на раскисших пешеходных дорожках и, невзирая на опасность, шли по асфальту.