— Но зачем убивать Уитерби?

— Во-первых, чтобы получить предлог напроситься к тебе в компанию. А возможно, ему просто поручили убить Уитерби, если возникнет благоприятная ситуация.

— Что будем с ним делать? — спросил Макс.

Падильо пожал плечами.

— Оставим в углу. Кто-нибудь его да найдет.

Макс быстро осмотрел карманы Куки. Затем накрыл одеялом и оттащил в угол. На полу темнело кровяное пятно. Макс взял швабру и протер пол. Падильо и я наблюдали за его неторопливыми движениями. Симмс и Бурчвуд сидели на кровати, взявшись за руки. Лица их заметно побледнели. Бурчвуд то и дело облизывал губы.

Макс вернулся к столу, сел. Потянулся к стакану с водкой.

— Грязная работа, — пробормотал он. — Ему следовало подождать, пока мы не выйдем к Стене. Тогда у него был бы шанс.

— Похоже, он уже не мог ждать, — возразил Падильо. — Начал сдавать, а спиртное не помогало. А может, он просто искал выхода. Он мог обойтись без всей этой театральности, достав оружие, пока сидел за столом.

— Есть много способов покончить жизнь самоубийством.

— Наверное, он уже все перепробовал.

Макс проглядел бумаги, которые достал из карманов Куки. Передал мне конверт с моим чеком на пять тысяч долларов.

Я вскрыл конверт, достал чек и протянул Падильо. Тот взял его, мельком взглянул и порвал на мелкие кусочки.

Макс встал, надел плащ.

— Пойду поброжу вокруг.

Падильо сидел, закрыв глаза, рот его вновь превратился в узкую жесткую полоску. Он лишь кивнул.

— Вернусь через час, — добавил Макс.

Падильо снова кивнул. Макс вышел, осторожно притворив за собой дверь.

Бурчвуд и Симмс растянулись на двух кроватях, Симмс, похоже, спал. Бурчвуд лежал на спине, заложив руки за голову, и разглядывал потолок. Мы ждали.

Наконец Падильо тяжело вздохнул, потянулся.

— Вполне вероятно, что сегодня вечером у нас ничего не выгорит.

На этот раз кивнул я.

— Если что случится, ты можешь взять мои галстуки. Я их подбирал очень тщательно.

— А ты — мои золотые запонки, — откликнулся Падильо.

— С твоими инициалами?

— Вот-вот.

— Что ж, мне останется хорошая память.

Падильо взял со стола водочную бутылку, критически оглядел ее.

— У нас еще четыре часа. Давай-ка добьем остатки.

— Почему бы и нет? — Я пододвинул к нему стакан.

Падильо разлил водку. Каждому досталось по полстакана.

— Может, Макс догадается прихватить еще бутылку.

— И сигареты, — добавил я. — Наши скоро кончатся.

— Сколько у тебя осталось?

Я достал пачку, сосчитал.

— Шесть.

Падильо сосчитал свои.

— Четыре.

Мы выпили и закурили.

— Если мы переберемся на Запад сегодня вечером, мне придется ответить на несколько вопросов. Почему Уитерби умер в моем номере, где взятый мною напрокат «мерседес», что случилось с Куки?

— Ты забыл еще об одной мелочи.

— Какой же?

— Я должен переправить наших новых друзей в Бонн.

— Ты прав. Я забыл. Но у тебя, естественно, есть план действий.

— Естественно. Стена — сущий пустяк по сравнению с границей. Во-первых, мы должны вывезти их из Берлина. На окраине нам придется преодолеть трехмильную зону, где спрашивают пропуск. Затем вторую, шириной в тысячу пятьсот футов, засеянную травой, высота которой не превышает фут. Спрятаться в ней невозможно. Следом идут сторожевые вышки. Построены они в так называемой полосе безопасности, где нет ни кустика, ни деревца. Одни вышки. Но мы, разумеется, с этим справимся.

— Мы же мастера своего дела, — поддакнул я.

— Не просто мастера — асы. За вышками проходит дорожка постоянного патрулирования. Пограничники ходят с собаками, доберманами. Если мы разминемся с патрулем, то без труда преодолеем забор из колючей проволоки. А после него — минное поле, ширина которого не превышает восьмидесяти футов. Но удача на нашей стороне. Мы не подорвемся. За полем — второй забор, там, насколько я помню, проволока под напряжением. Потом полоса вспаханной земли шириной сто тридцать футов, на которой остается любой отпечаток ноги или лапы. И, наконец, тридцатитрехфутовая полоса смерти, где стреляют по всему, что движется. После сего остается сущий пустяк — перелезть через пятнадцатифутовый забор, на который нельзя дунуть, не подняв тревоги. И все это время нам придется помогать двум нашим новым приятелям.

— А что дальше?

— Ничего особенного. Сто десять миль по территории Восточной Германии и та же последовательность операции, но в обратном порядке, на западной границе.

— Знаешь, что я тебе скажу. У меня есть обратный билет в Дюссельдорф. Пожалуй, я им воспользуюсь.

— Я не думаю, что нам придется прорываться через границу. Мы, конечно, полетим. Может, зафрахтуем самолет, — размечтался Падильо.

— У меня такое ощущение, что нас скорее всего будут искать. Я имею в виду твое учреждение.

Падильо почесал подбородок.

— Наверное, ты прав. Мы обсудим это позднее.

Макс, как и обещал, вернулся через час. Принес сигарет, водку, колбасу.

— Узнал что-нибудь? — спросил Падильо.

Макс пожал плечами.

— Полицейские и пограничники подняты по тревоге. Они полагают, что сегодня, завтра или послезавтра кто-то попытается прорваться через Стену. Мой осведомитель оказался не слишком разговорчивым.

— Едва ли он мог сказать что-нибудь конкретное, — резонно заметил Падильо.

— Но им надо перекрыть двадцать семь миль. Сегодняшний вечер ничем не хуже завтрашнего. Может, и лучше. Они не ждут от нас такой прыти.

— У Курта все на мази?

Макс кивнул.

— Они готовы. И сообщили об этом по обычным каналам.

Мы поели, дали бутерброды и кофе Симмсу и Бурчвуду. Они вновь сидели на одной кровати. Жадно съели бутерброды и начали шептаться.

Мы молчали. Макс разглядывал кофе в своей чашке.

Падильо заменил табуретку на стул. Откинулся на спинку, положил ноги на стол, уставился в потолок. Я положил на стол руки, на них — голову. От еды и водки меня сморило. Я заснул.

Падильо разбудил меня, тряхнув за плечо.

— Уходим через пятнадцать минут.

Я кивнул, встал, прошел к раковине. Умылся холодной водой. Падильо тем временем разбудил Бурчвуда и Симмса.

— Идите к столу. Я скажу, что вы будете делать.

Макс уже расстелил карту.

— Вы двое спуститесь с нами вниз и тихонько залезете на заднее сиденье. С вами сядет Маккоркл. Макс поведет машину, я сяду рядом с ним. Ехать нам двадцать минут, возможно, двадцать пять. Если нас остановят, молчите. Одно слово, и Мак или я пристрелим вас.

Они кивнули. Поверили ему. Я, пожалуй, тоже.

— Мы остановимся здесь, — он ткнул пальцем в карту. — Вы выйдете из машины и пойдете за мной. Мак — за вами. Вчетвером мы войдем в подъезд. По моему сигналу вы побежите (не пойдете!) к Стене. Подниметесь по одной лестнице и спуститесь по другой. Потом побежите вот к тому подъезду. Оба раза будете бежать изо всех сил. Если вы сбавите скорость, вас, возможно, пристрелят немцы. Если вы попытаетесь выкинуть какой-нибудь фортель, я убью вас сам. Надеюсь, вы мне верите.

— Что будет после того, как мы окажемся по другую сторону Стены? — спросил Симмс.

— Еще не время говорить об этом. Но с вами не случится ничего плохого, если вы сами не накликаете на себя беду.

Симмс и Бурчвуд хмуро переглянулись.

Падильо повернулся к Максу.

— Ты знаешь, что делать?

Макс разглядывал ногти на правой руке.

— Я отъезжаю, ставлю машину и жду три минуты. Если вы не возвращаетесь, сматываюсь.

Падильо посмотрел на часы.

— У нас еще есть пять минут. Давайте выпьем.

Водку он разлил в пять стаканов. Порция получилась приличная. Симмс и Бурчвуд жадно выпили. Не отстал от них и я. Оглядел комнату. То, что лежало в углу под одеялом, напоминало кучу тряпья. Я не испытывал ни жалости, ни ненависти. Все во мне закаменело.

Макс вывернул обе шестидесятиваттные лампочки, и мы спустились по лестнице в свете его фонаря. В гараже Макс осветил машину.