– Нереальный какой-то пожар. Никогда не видел, чтобы цифры так меняли цвет. И такое странное пламя. Что скажешь, Дима?

– Сам удивлен. – Томин задумался. – Во сколько они загорелись? Что-то около девяти?

– По-моему, ровно в девять.

Дима стукнул себя по лбу:

– Слушай! Ты забыл, какое сегодня число?

Андрей лукаво улыбнулся:

– Ты, Дима, все сводишь к мистике. – Затем иронично добавил: – Часы загорелись не случайно! Это духи убитых шведов их воспламенили! А будет еще и не такое!!! – И тихо рассмеялся.

Сегодня действительно был не обычный день. Наступило 26 июня 2009 года – канун трехсотлетия Полтавской битвы. И город готовился к этому юбилею. Местные власти отремонтировали дороги и тротуары, отреставрировали фасады домов, благоустроили парки.

На празднование Полтава ожидала короля Швеции, президентов Украины и России, а также многочисленные делегации зарубежных стран. По всем телеканалам, во всех газетах не умолкали сообщения об этом событии. Многие гости начали прибывать еще за неделю…

После завтрака друзья отправились погулять по городу. Беседуя, прошли арку. На высоком полукруглом своде покачивался закопченный фонарь с внушительной цифрой 46. Вышли на Октябрьскую и направились к центру города. Наполненные туристами улицы так и манили.

На перекрестке, возле часовой башни, собралась большая толпа зевак. Прямо на тротуаре припарковались две пожарные машины. Пожарные уже потушили пламя и энергично сворачивали шланги.

Высокие каштаны, аккуратно высаженные вдоль тротуаров, скрестили древесные руки над проезжей частью, образуя бесконечный зеленый свод. Под ним респектабельно скользили иномарки, шныряли озабоченные «Жигули» и важно проплывали автобусы и троллейбусы. На уличных фонарях гордо развевались украинские, российские и шведские флаги. Поперек улицы были натянуты канаты с гирляндами из живых цветов и электрической иллюминацией. Слышалась английская, шведская, немецкая и польская речь.

Довольные иностранцы, в панамах и шортах, видеокамерами и мобильными снимали улицу и отдельные здания. Особенно понравился интуристам большой резной терем с двумя огромными каменными гарпиями, грациозно сложившими крылья на рельефных постаментах под стрелообразной крышей с обеих сторон массивного балкона. Проходя мимо терема, Дима невольно глянул, как толстый немец навел видеокамеру на свою фрау, решившую запечатлеть себя на фоне этого шедевра архитектуры. Фрау приняла картинную позу и, слегка подогнув правую ногу, широко обнажила два ряда крупных, как у лошади, зубов. В ее скуластом лице и впрямь появилось что-то лошадиное.

Томин отчетливо увидел, как правая гарпия слегка повернула голову и внимательно посмотрела на него. Замедлил шаг, присмотрелся. Нет. Каменное изваяние абсолютно неподвижно сидело под застрехой.

Дима повернулся к другу, но тот засмотрелся на двух симпатичных девчонок, идущих им навстречу. Подружки весело переговаривались и стреляли глазками. Поймав восхищенный Андрюшин взгляд, смолкли, застенчиво улыбнулись и картинно проплыли мимо. Только неизвестно откуда налетевший ветер весело всколыхнул их длинные пышные волосы.

Томин еще раз глянул на гарпий. Тщательно отшлифованный камень не выказывал никаких признаков жизни. «В такое сказочное утро что угодно может померещиться», – убедил себя Дима и перевел взгляд на Андрея. Тот еще провожал взглядом красивые фигурки, теряющиеся в уличной толпе.

Переговариваясь, невольно разглядывая иностранцев и симпатичных девушек, ребята подошли к Корпусному саду, зеленой стеной вставшему на их пути. Этот изумрудный остров представлял самое сердце Полтавы и назывался так благодаря Кадетскому корпусу, находившемуся когда-то в одном из прилегающих зданий.

Корпусный сад был разбит в форме правильного круга, от которого радиально-симметрично расходились восемь совершенно прямых, словно стрелы, улиц. С высоты птичьего полета зеленые насаждения и расходящиеся улицы напоминали солнце с симметричным узорчатым крестом от пересечения главных аллей.

Пять лет назад парк сильно проредили, вырубив множество старых и сухих деревьев. Срубили деревья и с клумб центральных аллей, а вместо них посадили молодые туи, сделавшие вид парковых дорожек грациозным и торжественным. В саду было еще множество маленьких аллеек, и одна дорожка обходила его по кругу, слегка изгибаясь возле выходов подземных переходов.

Площадь вокруг Корпусного сада была застроена белоколонными зданиями в стиле русского классицизма. А в самом центре этого бело-зеленого солнца, на пересечении всех улиц-лучей, возвышался величественный памятник в виде высокой колонны, с тонкой лепкой, установленной на массивном гранитном основании, с огромным золотым орлом наверху. Орел гордо расправил крылья и держал в клюве золотой лавровый венок. Взор благородной птицы был устремлен вдаль, в сторону поля Полтавской битвы. Белые колонны зданий, зеленая чаша сада и золотой орел в центре создавали неповторимый архитектурный ансамбль…

Войдя в парк, друзья увидели большую толпу, разноцветным обручем опоясавшую постамент памятника. Толпа мерно гудела. Виднелись как военные, так и штатские, как студенты, так и пенсионеры. То там, то тут шныряли озабоченные стражи порядка, буравя взглядом каждого. Удивленные иностранцы, развернув рекламные проспекты с изображением памятника, шумно сравнивали его с оригиналом.

Диме бросился в глаза один тип неприятного вида. Среднего роста, худой, сутулый, с острым горбатым носом и черными густыми усами. Но самое главное было в его глазах: колючих, холодных, пронизывающих насквозь. На его тощей фигуре болталась мятая коричневая рубаха и выцветшие джинсы. Привлекла внимание старинного вида зеленая холщовая сумка, небрежно переброшенная через плечо и закрепленная на поясе. Человек этот внимательно изучал орла, затем бросил на Томина взгляд, от которого мурашки побежали по спине, и быстро затерялся в толпе.

«Где-то я его видел, – мимоходом подумал Дима. – У него картинная внешность. Этому человеку больше подошел бы кафтан семнадцатого века, нежели современная одежда».

Ребята подошли ближе, подняли головы и ахнули. Золотой орел – визитная карточка Полтавы – сидел на вершине колонны растерянно и сиротливо, словно мокрая курица. В клюве у гордой птицы отсутствовал лавровый венок.

Встревоженные исчезновением венка, ребята долго бродили в толпе возле памятника. Обошли его несколько раз, прислушиваясь к разговорам зевак, но ничего существенного из них не почерпнули.

Одни говорили, что венок отпилили сверхточной алмазной пилой, а места надпила снова покрыли золотом. Другие утверждали – только венок из золота, а остальные части памятника оказались из меди, потому его ювелирно отпилили, не оставив следов. Третьи уверяли – венок подвергся коррозии, прогнил в месте соединения с клювом и отпал сам. Ходили еще более нелепые слухи, что вместо прежнего орла посадили другого, точно такого же, только без венка, покрытого медью и начищенного до блеска.

Все эти версии не вязались с элементарной логикой. Например, почему другие позолоченные части памятника, такие как изломанные стрелы войны, золотая табличка и символический ключ, остались нетронутыми? А до них добраться куда легче, ведь орел сидел на высоком сферообразном постаменте.

Когда толпа начала понемногу расходиться, Дима с Андреем решили пойти на Белую беседку, затем вернуться домой и встретиться уже вечером. До выхода из сада шли в напряженном молчании, а когда спустились в подземный переход «Злато мисто» с зеркальными витринами и равнодушными охранниками на каждом углу, Андрей не выдержал:

– Не могу понять, что они тут охраняют? У них под носом с двенадцати метров отрезали венок у орла, а им все равно! Как можно было на виду у всего города, с такой высоты спокойно снять венок и остаться незамеченными? Ведь даже ночью сад освещен!

– Элементарно, – ответил Дима. – Ты замечал у орла серую спину? Там любят сидеть птички, поэтому каждый год орла чистят. Подъехали на машине с подъемником, в желтых жилетах, как работники ЖЭКа, преспокойно отрезали и уехали. Никто даже внимания не обратил. Меня интересует другое: почему целы стрелы войны, если это охотники за золотом? Ведь их срезать куда легче, чем венок!