— К чему это официальное выражение лица, мисс Лейн? Приберегите свою строгость для Клариссы, когда ей вздумается пошалить. Я уже не мальчик и учительская тактика на меня давно не действует. Вы только разбудите желание спровоцировать Вас на очередной взрыв. Кроме того, Вы даже не развернули сверток и не знаете, что в нем, — убеждал он.

Я чувствовала: он заманивает меня в ловушку, из которой будет сложно вырваться. Но он сделал предложение в такой форме, что было глупо упорствовать в нежелании хотя бы взглянуть на вещь. Именно это ему было нужно.

С не очень большой готовностью я развернула пакет. В нем находились два тонко выделанных серебрянных гребня для женской прически. Это были старинные тяжелые украшения, несомненно, очень ценные.

— Я купил их для жены. Но она вскоре умерла, так и не надев их. Думал сохранить их для Клариссы, когда она станет постарше. Но если Вы согласитесь их принять, мне это будет даже приятнее. Они помогут Вам красиво уложить волосы.

— Но я не могу…

— Давайте я покажу, как ими пользоваться. Если разрешите, конечно.

Не получив моего согласия, он вытянул шпильки из моего туго скрученного узла. Тяжелая коса упала на спину, расплетаясь при движении. Я покраснела.

— Милорд, в самом деле. Это не совсем…

— Не могу похвалиться, что являюсь большим экспертом по части женских причесок, скорее, я любитель, но желание побеждает там, где не хватает умения.

Мягкими и ловкими движениями пальцев он собрал волосы сзади, туго затянув их на лбу и по бокам, так что мне стало больно, и, не обращая внимания на мою гримасу и неуклюжую позу, продолжал колдовать, мурлыча под нос, как довольный кот.

Затем, придав моей голове нужное положение, отошел и критически осмотрел свою работу. Видимо, оставшись доволен результатом, он взял из моих рук сначала один гребень, затем другой и воткнул их в прическу, нимало не смутившись моим сердитым взглядом и пунцовым цветом щек.

— Значительно лучше, — произнес он. Взяв меня за руку, он подвел меня к зеркалу в золоченой раме, висевшему над камином, и заставил полюбоваться делом рук своих. Его лицо отражалось в зеркале позади моего и немного выше, что сковывало меня еще больше.

— Правда же, так лучше? — настаивал он.

Я старалась не смотреть на него в зеркале. На голове у меня было довольно неуклюжее сооружение, еще менее удачное, чем мои собственные попытки. Но цели он добился. Я не могла дольше сохранить то, что он называл «выражением гувернантки», прическа сделала меня моложе и в лице проглядывали совсем незнакомые чувства, которые меня даже испугали.

— Что-нибудь не так? — забеспокоился он, поймав этот мимолетный страх в моих глазах.

Я отрицательно покачала головой. Мне была непонятна причина охватившего меня панического чувства. Я только сознавала, что причина крылась в нем и что меньше всего мне хотелось бы с ним обсуждать мое состояние.

— Сама себя не узнаю, — только и сказала я. Одна бровь вопросительно поднялась, я поняла, что он уловил ложь. К моему облегчению, он не стал допытываться и требовать правды. Вместо этого он кивнул и сказал:

— Годы проходят очень быстро, с ними проходит молодость и приходит старость. Нет необходимости ускорять этот процесс, как Вы пытаетесь сделать. Но Вы так и не сказали, нравятся ли Вам гребни.

Что я могла ответить? Отказаться было бы неделикатно и неблагодарно. Принять от него подарок — это поставило бы меня в двусмысленное положение, я просто не могла себе этого позволить.

Я посмотрела на него в зеркало.

— Ваше искусство произвело на меня сильное впечатление, милорд, а гребни просто неотразимы…

— Разрешите поправить Вас, — он прошептал это чуть ли не касаясь губами моего уха. — Это не гребни неотразимы, а Вы сами. Гребни просто украшение, но мне приятно видеть их в Ваших волосах.

— Но Вы должны понять, что я не могу принять их.

— Ничего подобного мне даже не приходило в голову.

Он протянул руку и погладил меня по голове. Затем пальцы его скользнули к моей шее. Я говорила себе, что нужно немедленно отойти от него, чтобы он понял — я не принимаю такого поведения по отношению к себе и заслуживаю большего уважения, пока нахожусь под его крышей.

Но я не могла сдвинуться с места. В нежном прикосновении его пальцев была какая-то неведомая гипнотическая сила, она исходила и от его темных глаз, смотревших на меня с нежностью. Меня словно опутало теплое светлое облако. Каковы бы ни были секреты, которые он скрывал в душе, никто до него не был так добр и ласков со мной. Он первый отнесся ко мне с уважением, оценил мои человеческие качества и отбросил как несущественное мое происхождение.

Я понимала, что поступаю неправильно, выдавая себя с головой. Оттолкнуть его в эту минуту значило бы навсегда проститься с мечтой о любви и добром расположении, которых мне всю жизнь так не хватало.

И у меня не было желания отталкивать его.

Его пальцы нежно гладили мою шею, лицо, губы. Мир перестал для меня существовать, все стало незначительным и ненужным, кроме легкого движения его теплых пальцев.

Но вдруг я вновь ощутила панический страх. Я думала только об одном — как убежать, скрыться, вырваться из его объятий.

Он, видимо, прочел эти мысли на моем лице, потому что притянул меня к себе и крепко держал за талию. Наши тела совсем слились, я ощущала силу его мускулов и тепло его тела, прижимавшего меня к себе. Мне стало так жарко, словно я горела в пламени.

— Пустите, — взмолилась я. — Вы не должны этого делать.

Он застонал.

— Не делайте вид, что Вы не догадываетесь о моем чувстве к Вам. Вы так искусно обходили эту тему, что одно это доказывает — Вы все понимаете.

— Если Вы знали, что я избегаю Вас, то должны были считаться с моими желаниями и не имели права пользоваться моим зависимым положением.

— Имел полное право.

— Вы думаете, если я живу в Вашем доме и пользуюсь Вашим покровительством, Вы можете делать со мной, что хотите?

— Боже Праведный! Вы действительно считаете меня отпетым негодяем?

— Что еще мне прикажете думать?

— Что Вы мне нужны, я хочу Вас. Вы мне необходимы, и я не собираюсь ждать, я хочу, чтобы Вы принадлежали мне. И если Вы станете утверждать, что я Вам безразличен, я не поверю.