— Он очень изменился. Я видела его в молодости, это был совсем другой человек.

Подозревая, что перемена могла объясняться ранней смертью матери Клариссы, я добавила:

— Наверное, он очень тяжело переживает смерть жены?

— Да, это был тяжелый удар для всех нас. Если я и надеялась побеседовать подольше, то меня ожидало разочарование. Лицо миссис Пендавс вдруг приняло непроницаемое выражение, и дальнейшие вопросы были неуместны.

Вскоре она извинилась и вышла, предоставив мне любоваться моими новыми комнатами. Окна были зашторены, я раздвинула портьеры и глянула за окно, в темноту. Туман уже дополз до дома, заволок стекла, было невозможно разобрать очертания местности. В дверь тихо постучали, вошла Мэри, неся стопку мягких полотенец и множество каких-то мелких вещей, держа их на вытянутых руках. Взгляд ее упал на окно, она вдруг побледнела и, бросив вещи на постель, поспешила задернуть портьеры.

— Что-нибудь случилось? — спросила я в полном замешательстве.

— Сырость проникает в дом, а здоровье леди Клариссы не очень крепкое, — она кивнула в сторону кровати: — Миссис Пендавс велела доставить Вам полотенце и ночную рубашку. Что-нибудь еще нужно?

Я подошла к кровати. Кроме полотенец и ночного белья там была рубашка, вязаные тапочки, домашняя фланелевая кофта, отделанная кружевом. Все было выстирано и выглажено и сделано из добротной ткани. Если это были вещи Мэри, то она принесла самые лучшие. Принадлежать покойной хозяйке дома они не могли, для леди были недостаточно хороши. Я подумала, что уж не миссис Пендавс ли нужно благодарить, но, развернув одежду, решила, что она принадлежала более крупной женщине, намного выше и полнее меня.

— Отлично, спасибо, Мэри, — поблагодарила я девушку. — С удовольствием помоюсь и сниму пыльную одежду.

Довольная, она удалилась, предоставив мне заниматься своим туалетом, но еще дважды возвращалась в течение вечера — сначала принесла на подносе ужин, затем забрала поднос с посудой. Сразу же после ужина я забралась в постель, глаза слипались, очень хотелось спать. Натянув поплотнее одеяло, я с наслаждением погрузилась в мягкое тепло и закрыла глаза.

Тут же пришлось их открыть.

Я совсем забыла передать сообщение Молодого Боудена.

Искать хозяина было уже поздно. Я решила, что раз овца все равно мертва, дело может подождать и до утра, ей уже ничего не повредит. Приняв решение, я заснула и проснулась только утром, разбуженная стуком Мэри. Что мне снилось, я не помнила, но тревожное чувство не покидало меня.

Мэри поставила на стол поднос с завтраком. Ее добрая улыбка вернула ощущение покоя.

— Хорошо спали?

Она напряженно ждала ответа. Я кивнула:

— Да, крепко спала всю ночь. Одеяло такое теплое, что не нужно зажигать камин.

Мой ответ ее вполне устроил, и она принялась за ежедневные обязанности: отдернула портьеры, в комнату ворвались солнечные лучи. Они прогнали тени, и я полностью очнулась ото сна. Встала с постели, натянула кофту и теплые тапочки, которые мне были велики, подошла к окну.

До самого горизонта на север уходили болота. Смотреть на них было интересно и страшно одновременно. В этом пейзаже была странная притягательная сила, но эта сила была не добрая.

Со стороны задней части Холла виднелись развалины. Я поймала себя на том, что внимательно их изучаю. Они не примыкали непосредственно к более поздней постройке, но находились от дома на некотором расстоянии с восточной стороны. То, что осталось от наружных стен, было покрыто мхом.

От некогда величественного замка теперь остались в более или менее приличном состоянии лишь центральный зал и серая башня, напоминавшая скалу. Над обломками крыши вились грачи и кроншнепы, трепеща черными крыльями. Там, в развалинах, они строили гнезда, скрывая их в расселинах или на поверхности камней.

Мысль о завтраке отвлекла меня от дальнейших наблюдений. Умывшись, я занялась едой, надеясь, что мои вещи в скором времени будут доставлены. Мэри появилась снова — принесла коричневое шерстяное платье, которое вполне соответствовало моему положению в доме, хотя и было с чужого плеча.

— Дейви поедет за Вашими вещами, но телега не совсем в порядке — нужно заменить колесо, — сказала она. — Миссис Пендавс говорит, что сегодня можете надеть это.

Я с радостью приняла то, что мне предлагали. Платье, совсем незамысловатое, принадлежало, по всей видимости, той же особе, чью ночную рубашку мне одолжили на ночь. Оно было немного длинно мне и скроено на более крупную женщину. Как и ночное белье, оно было сшито хорошо, но манжеты уже подверглись перелицовке. Швы были искусно заделаны, я бы так не смогла.

Стараясь угадать, кому обязана этой одеждой, я оделась, заплела косу и уложила ее узлом на затылке, как обычно. Когда пришла миссис Пендавс, она застала вполне приличного вида скромную молодую даму, готовую для официального представления своей ученице.

Классная комната оказалась необычайно унылой и неприветливой. Единственным ярким пятном среди этой сырости была сама Кларисса. На ней было муслиновое платье, отделанное фиолетовой атласной лентой; ткань пастельного тона только подчеркивала ее хрупкость и оттеняла неестественно большие глаза.

При нашем появлении девочка спрыгнула со стула и сделала реверанс. Миссис Пендавс одобрительно кивнула, глядя на ребенка со странным выражением, которое я истолковала как смесь нежности и глубокой жалости. Заметив, что я за ней наблюдаю, она придала лицу обычную непроницаемость. За этой маской сдержанной вежливости, очевидно, скрывалось множество тайн.

Экономка представила нас друг другу, хотя я настаивала, чтобы девочка называла меня по имени. Мне казалось, что подруга ей нужна больше, чем гувернантка, и я намеревалась разрушить обычные барьеры формальности, которые возникали между учителем и учеником.

Убедившись, что мы неплохо ладим, миссис Пендавс удалилась. Вид Клариссы меня беспокоил: под глазами появились темные круги, а лицо казалось при солнечном свете еще бледнее, чем при вчерашнем тусклом освещении лестницы.

— Ты плохо спала ночью? — спросила я. Мысль, что маленький ребенок может не спать, не давала мне покоя.