Я не успел закончить, как нас неожиданно оглушила Петра, по собственной инициативе связавшаяся с неизвестной женщиной. Когда «сеанс» закончился, она торжествующе объяснила:

— Говорила я вам, что «3»! Она объяснила, что буква звучит так, будто… Ну, как пчела делает…

— Ладно, — примирительно сказал ей Мишель. — Ты права. А теперь спроси ее, есть там у них море?

— Есть! — через некоторое время (пока мы все сидели, образно говоря, заткнув уши) воскликнула Петра. — Там… две земли… два куска… А вокруг — одно море, а еще там… солнце светит все время, и днем и ночью, и… все вокруг голубое-голубое…

— Ночью солнце? — переспросил Мишель. — Да это сумасшедшая какая-то!..

— Там у них нет ночи… Она показала мне, — перебила его Петра, понимаешь? Показала… Там много-много домов, только не таких, как в Вакнуке, а больших-больших. И еще там такие смешные повозки… без лошадей. И такие штуки в воздухе… с такими… наверху… — она вдруг передала «картинку».

Пораженный, я узнал один из моих детских, давно забытых снов и повторил «картинку» более отчетливо.

— Во-во, точно такая! — обрадовалась Петра.

— Это что-то уж совсем непонятное, — пробормотал Мишель. — Слушай, Дэви, а ты-то, черт возьми, откуда это знаешь?

— Пусть Петра выудит из нее все, что сможет, — прервал я его, — а уж потом мы все как следует обсудим.

Мы опять «зажали уши» и постарались отгородиться от очередного «сеанса». Петра вошла во вкус, и в головах у нас одна за другой взрывались «молнии» и стоял дикий «грохот»…

Ехали мы тем временем медленно, избегая проезжих дорог, продираясь сквозь чащобы. Луки мы держали наготове, не столько опасаясь людей в этой глухомани, сколько из-за боязни наткнуться на какого-нибудь дикого зверя. К счастью, мы повстречали лишь одного, да и тот, почуяв нас, дал деру. Наверно, его испугали громадные лошади…

Летние ночи в здешних местах короткие, и с первыми же лучами солнца мы остановились на небольшой полянке. Расседлывать лошадей мы не стали — не стоило тратить времени и стаскивать тяжелые корзины. Если бы нас схватили врасплох, пришлось бы оставить их тут, а в них была вся наша еда и одежда.

Пока мы ели, я потихоньку расспрашивал Петру о «картинках», которые показывала ей неизвестная подруга. Чем больше она мне рассказывала, тем яснее я узнавал свои детские сны. Все сходилось до мелочей… Было странно и удивительно узнавать, что я не просто мечтал о никогда не существовавшем Городе Древних, а видел место, которое и впрямь есть на Земле. Пусть где-то очень далеко, но есть. Правда, Петра быстро устала, и я решил не мучить ее больше расспросами, а дать им с Розалиндой поспать.

Как только рассвело, я услышал Мишеля.

— Они напали на ваш след, Дэви! Собака нашла того парня, которого застрелила Розалинда… И они увидели следы ваших лошадей… Наш отряд поворачивает на юго-запад, так что не теряй времени — двигай дальше! Где вы сейчас?

Я мог ответить лишь приблизительно, что мы где-то неподалеку от Диких Лесов.

— Давай быстрее! Не теряй времени! — повторил он. — Если будете копаться, они отрежут вас от Дикого Леса, и тогда!..

Он был прав. Я разбудил Розалинду, и минут через десять мы тронулись. Петра дремала на одеялах.

Теперь уже было не до того, чтобы выбирать окольные пути. Мы выехали на первую попавшуюся дорогу, ведущую к югу, и пустили лошадей рысью. Дорога все время петляла, но двигались мы в правильном направлении. Миль десять мы проехали спокойно, безо всяких приключений, пока не столкнулись нос к носу с человеком, скакавшим во весь опор прямо на нас. Увидели мы друг друга одновременно, когда между нами оставалось метров тридцать, не больше.

Он ни секунды не сомневался в том, кто мы такие. Едва увидев нас, он тотчас же потянулся к луку. Прежде чем он успел натянуть тетиву, мы с Розалиндой выстрелили.

Нам никогда еще не приходилось стрелять с такой высоты, и обе наши стрелы просвистели у него над головой. Его стрела задела голову одной из наших лошадей. Во второй раз я снова промахнулся, но Розалинда угодила его лошади прямо в грудь. Та взвилась на дыбы, едва не сбросив седока, повернулась и с громким ржаньем понеслась от нас прочь. Я выстрелил им вслед и угодил лошади в ляжку. Она резко дернулась в сторону, всадник вылетел из седла прямо на дорогу. Лошадь, освободившись от седока, помчалась в чащу.

Мы проехали мимо валявшегося на дороге человека даже не поглядев в его сторону. Он проворно отполз от дороги, когда громадные копыта поравнялись с ним, и последнее, что я видел, как он сидел на земле, ощупывая ушибленную голову и грудь. Самое поганое во всем случившемся было то, что теперь впереди нас летела, сломя голову, раненая и загнанная лошадь.

Через несколько миль лес неожиданно кончился, и мы выехали на какое-то засеянное поле. Примерно с милю, если не больше, мы ехали по этому полю, пока снова не замелькали по бокам деревья. Почти вся земля вокруг была занята под огороженные пастбища. За изгородями паслись овцы, но людей не было видно. На одном из полей мы увидели молодые всходы. По видимому, они походили на овес, но такой странный, что будь это поле у нас в Вакнуке, оно давно уже было бы выжжено. Это могло означать только одно: по-видимому, мы уже были в Диких Местах, где на подобные отклонения смотрят сквозь пальцы.

Дорога, по которой мы ехали, спускалась вниз с откоса к небольшой ферме, более чистенькой и аккуратной, чем несколько разбросанных там и сям крыш и изгородей. Во дворе фермы мы увидели четырех женщин и несколько мужчин, окруживших взмыленную гнедую лошадь. Мы сразу поняли, что это была за лошадь: из ляжки у нее торчала стрела, и все собравшиеся вокруг нее оживленно размахивали руками. Мы двинулись прямо на них, пока они еще не успели сообразить в чем дело, и схватиться за луки. Они были так увлечены лошадью, что увидели нас, когда мы уже были совсем рядом. Один из них повернул голову в нашу сторону, что-то сказал остальным, и все, как по команде, уставились на нас. Наверно, они никогда не видели таких громадных лошадей, потому что долго стояли в немом изумлении. Первой среагировала раненая мной гнедая кобыла: она захрипела, встала на дыбы и попятилась. Нам не было нужды стрелять: все мгновенно исчезли за изгородями и дверьми домов, и мы беспрепятственно пересекли двор.

Дорога сворачивала налево, но Розалинда правила напрямик к ближайшему лесу. То и дело раздавался треск и хруст разрушаемых нами маленьких построек, но мы ехали напролом, оставляя позади развороченные доски и щепки от изгородей. У самого леса я оглянулся: все жители поселка высыпали во двор и, размахивая руками, шумно галдели, глядя нам вслед.

Через три или четыре мили мы выехали на открытую равнину. Такое я видел впервые… Вся равнина была покрыта кустами, зарослями травы и папоротника. Но все эти растения были огромны, с широченными листьями. Трава достигала необычайных размеров: кое — где ее острые концы раскачивались в метрах трех от земли. Некоторое время мы продирались сквозь эти странные заросли все дальше на юго-запад, пока не добрались до следующего леса. Деревья тут тоже были громадные, и среди них легко было затеряться. Вскоре мы нашли поляну с более или менее обычной травой и решили хоть чуть-чуть отдохнуть.

Я слез с лошади, Розалинда расстелила одеяла, и мы немного поели. Все было тихо, как вдруг Петра безо всякого предупреждения опять начала «сеанс», так что я от неожиданности прикусил язык. Розалинда зажмурилась и прижала ко лбу ладонь.

— Ради всего святого!.. Детка!..

— Ой, я забыла! — сконфуженно спохватилась Петра.

Она посидела еще минуты две, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь, и объявила:

— Она хочет поговорить с кем-нибудь из вас. Она говорит, чтобы вы все сосредоточились, а она попробует вас достать.

— Хорошо, родная, только ты уж, пожалуйста, помолчи, — сказала Розалинда, — а то мы все оглохнем.