Джон Уиндем (1903–1969) по праву принадлежит к числу классиков не только английской, но и мировой фантастики.

Однако сказать, вслед за справочниками, что он родился в 1903 году не совсем справедливо: в 1903 году появился на свет Джон Бейнон Гаррис, а Джон Уиндем родился в 1951 году, когда под этим именем вышел роман «День триффидов», который сразу сделал имя автора знаменитым.

Свое раннее детство Джон провел в небольшом английском городке Эджбастоне, а в восемь лет вместе с родителями переселился в Бирмингем. В дальнейшем он менял место жительства, как и школы первой ступени, где учился самостоятельно и довольно часто, пока не закончил образование в 1923 году в Бидейлзе.

Юность Джона — это склонность не только у «перемене мест», но и к перемене профессий. Он трудится на ферме, служит клерком в суде, занимается рекламой, словом, набирается жизненного опыта и в двадцать два года полагает, что ему уже есть что сказать читателю. Правда, признание приходит не сразу. В 30-е годы он выступает в самых разных жанрах — от юмористических рассказов до детективов и приключенческих сериалов («Засекреченные люди», «Зайцем на Марс») и под самыми разными псевдонимами. Печатаются они главным образом в США, а когда в предвоенные годы начинают выходить фантастические журналы и в Англии, почитатели автора появляются и в его родной стране.

Война оторвала писателя от пишущей машинки. Сначала он находится на государственной службе, потом служит в армии и только после демобилизации снова берется за перо. После войны изменился не только Джон Гаррис, но изменилась и фантастика — и писатель, не отставая от времени, пробует себя во всех разновидностях этого жанра. Однако как бы и о чем бы он не писал, какие бы открытия и изобретения не лежали в основе его произведений, писатель старается неизменно отыскать их прямые и косвенные социальные последствия, чаще всего непредвиденные.

Как уже упоминалось, в 1951 году увидел свет роман «День триффидов», который сразу же поставил автора в один ряд с крупнейшими писателями-фантастами и обошел весь мир (в том числе и на экранах). За ним последовали романы «Кракен пробуждается» (1953), роман-предупреждение «Хризалиды» (1955), «Мидвичские кукушки» (1957), посвященный увеличению продолжительности жизни роман «История с лишайником» (1960). Во множестве печатаются рассказы и повести, ставшие в последствии хрестоматийными («Хроноклазм», «Видеорама Паоли»), выходят сборники «Зернышки времени», «Скитальцы во времени» и др.

Следует отметить два момента, характерные для всего творчества Джона Уиндема. Во-первых, его приверженность к земным проблемам, почти неизменно действие в произведениях писателя происходит на Земле. «… Чем занимать свой ум вопросом о будущем аборигенов Урана, заинтересуемся лучше, что может случиться с нами, нашими друзьями, всем, что нас окружает», — призывает он. И во-вторых, увлечение писателя биологией, в частности, этологией — наукой о поведении животных, и особенно так называемых ’ «общественных насекомых», сообщества которых образуют «сверхорганизм». Это прослеживается во многих вещах, но особенно наглядно в романе «Паутина», опубликованном уже после смерти писателя.

Уиндем любил повторять одно из наиболее удачных определений фантастики: «Это такая штука, которая предвидит развитие техники и вызываемые этим последствия; предвидит нарушения в обычном порядке вещей в природе и обществе, которые на момент написания произведения еще не происходили». И его творчество вполне соответствует такому определению, причем, каким бы фантастичными не были его герои и их поступки, сами они и место их действия выписаны на удивление наглядно, тщательно и реалистично.

В настоящий сборник включены самые популярные произведения Джона Уиндема «День триффидов» и «Хризалиды», а также роман «Паутина», повесть «Ступай к муравью…» и рассказы, не выходившие прежде на русском языке.

Еще в очень раннем детстве мне иногда снился Город. В этом не было ничего странного, если бы не одно обстоятельство: сны эти стали посещать меня задолго до того, как я узнал, что это, собственно, значит — Город. Тем не менее, видения эти упрямо повторялись. Я видел ослепительное солнце над голубым заливом, улицы, здания, набережную, огромные лодки у пристани… Наяву мне никогда не доводилось видеть ни моря, ни лодок.

Дома во сне были совершенно не похожи на те, которые окружали меня в жизни. Улицы тоже поражали необычностью: странные на вид экипажи двигались сами по себе, без лошадей. Иногда в небе мелькали какие-то огромные блестящие предметы, и почему-то я твердо знал, что это не птицы.

Обычно это удивительное место представало передо мной, залитое светом — там был день. Но иногда — очень редко — там была ночь, и тогда какие-то яркие огни освещали берег. Некоторые из них напоминали молнии, пронизывающие небо.

Это было удивительное, ни на что не похожее зрелище. Однажды, когда я был еще настолько мал, чтобы понять, что совершаю оплошность, я спросил свою старшую сестру Мэри, где может находиться это необыкновенное место.

Выслушав меня, Мэри отрицательно мотнула головой и сказала, что такого места нигде нет. Во всяком случае, в наше время. Быть может, сказала она, мне снилось то, что было очень давно, много-много лет назад. Сны вообще забавная штука, для них ведь нет никаких границ, и то, что я видел, могло быть миром Древних — тем самым чудесным миром, в котором жили Древние до того, как на них обрушилась Кара.

Объяснив мне все это, Мэри очень внимательно на меня посмотрела, и лицо ее приняло озабоченное выражение. Тихо, но очень настойчиво она предупредила, чтобы я ни под каким видом никогда и никому не говорил об этих удивительных снах. Насколько она знает, никого больше не посещают такие причудливые видения, ни во сне, ни наяву, поэтому ни в коем случае не следует упоминать о них при посторонних.

Это был хороший совет, и, к моему великому счастью, я ему последовал. У всех наших соседей было весьма острое чутье на все, хоть сколько-нибудь необычное. Даже на то, что я был левша, они смотрели косо. Так вот и вышло, что я долго-долго никому не рассказывал о своих странных снах. Я даже почти забыл о них: чем старше я становился, тем реже мне удавалось во сне видеть свой Город.

Но совет старшей сестры сделал свое дело. Если бы не он, я наверняка сболтнул бы кому-нибудь не только об этих снах, но и о нашем необыкновенном общении с моей кузиной Розалиндой. А это уж, без сомнения, кончилось бы страшной бедой для нас обоих. (В том случае, конечно, если бы нам поверили). Хотя в то время мы с Розалиндой не придавали нашим «разговорам», как мы это называли, никакого значения, мы все-таки держали их в тайне. Впрочем, я, кажется, забежал вперед. О своих, так называемых «разговорах» с Розалиндой, я расскажу позже.

Несмотря на мои странные сны и тайну, связывавшую меня с Розалиндой, я совсем не чувствовал себя не похожим на других. Я был нормальным мальчишкой, как и все мои сверстники, и воспринимал действительность, окружавшую меня, как единственно нормальную и единственно возможную форму жизни.