Бригг несся вдоль рва длинными прыжками и молился только о том, чтобы Люси не выскочила на дальний от него берег. Подобные случаи уже похоронили надежды нескольких владельцев, которым приходилось долго бежать вокруг рва, чтобы вернуть на трассу своих глупых чемпионов. Одни в слабой надежде все же бросали своих скакунов обратно, другие, понимающе похлопывая пучеглазых неудачников по спине, убирали их в карманы и коробочки до следующей гонки или выпускали в подлесок. Третьи с ненавистью и отвращением отбрасывали лягушек прочь, а один капрал с размаху швырнул свою несостоявшуюся победительницу прямо в светлый лик полной луны.
К тридцатифутовой отметке на дистанции осталось только восемь из двух десятков стартовавших участниц. Люси соревновалась за первое место с крупной лягушкой, которая неслась с такой скоростью, словно, в случае победы, ей была обещана свобода. Бригг к этому времени давно замолчал, ибо сбившееся дыхание не позволяло ему ни кричать во все горло, ни даже шептать. Огромный вол-скакун принадлежал лысеющему младшему капралу, который несся, как лось, по противоположной стороне канавы и подбадривал своего фаворита, выкрикивая ругательства с сочным ливерпульским акцентом. На пупырчатой спинке его лягушки белели череп и две скрещенные кости.
Третьим шел крошечный лягушонок с крестом на спине, чем-то напоминавший недокормленного рыцаря-крестоносца. Несмотря на свой тщедушный вид, он стойко держался в нескольких дюймах позади двух лидеров, меряя канаву судорожными прыжками. Принадлежал он капралу медицинской службы, который за две минуты до старта тайком впрыснул своему коню кофеин.
Развязка приближалась. С каждым прыжком Люси увеличивала отрыв от Мертвой Головы примерно на полморды. Используя полюбившуюся ей технику настильного прыжка, она, как заяц, с силой отталкивалась от земли и летела вперед, а не вверх, как большинство лягушек, сберегая силы и выигрывая в расстоянии. Большой вол, напротив, отдыхал после каждого приземления; переведя дух, он снова распрямлял похожие на стальные пружины ноги и взлетал вверх по крутой параболе, совершая прыжок мощный и дальний, но все же не мог сравняться с Люси, которая неслась вперед аккуратными, хорошо рассчитанными скачками.
У второго поворота она, однако, неожиданно села и, раскорячившись в грязи, громко квакнула, причем в ее голосе Бриггу почудился намек на удовлетворение после удачно проделанной работы. В отчаянии он закрыл лицо руками. Кричать Бригг не мог – вместо крика из горла его вырывалось лишь громкое шипение, похожее на свист сжатого воздуха.
– Пожалуйста!… – выдавил он наконец. – Пожалуйста, Люси! Ради Бога, лягушечка!…
Люси не отреагировала. Мертвая Голова прыгала уже далеко впереди; напрягая все свои силенки, мимо пронесся получивший допинг лягушонок с крестом. Остальные претенденты тоже подтянулись, а самые резвые уже начали обходить Люси.
Бригг уже готов был расстаться с надеждой, когда Люси, отдышавшись, внезапно прыгнула вперед. Почти в тот же самый миг лягушонок с крестом на спине плюхнулся в грязь, дернул лапкой и умер. Пока Бригг с замиранием сердца следил, как Люси набирает скорость, фаворит ливерпульца неожиданно остановился за два фута до финиша и разразился длинной любовной песней.
Его владелец неистовствовал на краю канавы, бранясь на чем свет стоит, заклиная и упрашивая своего скакуна закончить гонку, но тот смотрел прямо перед собой влажными черными глазами и никак не реагировал.
Люси неслась к финишу с азартом боевого коня. Ее прыжки были легкими и радостными, и взмокший от счастья Бригг едва за ней поспевал. Он не кричал, и только издавал горлом какие-то нечленораздельные звуки, когда поскальзывался на влажной земле и едва не падал. Его фаворитка уже миновала дохлого лягушонка и опередила всех конкурентов, которые обошли ее во время отдыха. Но нагнав лидера, на спине которого красовалась устрашающая эмблема, Люси вдруг остановилась снова. Обе лягушки сидели почти вровень, в восьми дюймах одна от другой, и внимательно смотрели куда-то вдаль – точь-в-точь, как две старушки, пришедшие на фильм о любви.
Ливерпулец поглядел на Бригга с противоположной стороны рва, и на лице его появилась неуверенная торжествующая улыбка. Не зная, что еще придумать, Бригг с размаха бросился на колени и зашипел сквозь стиснутые зубы, искренне надеясь, что этот звук напомнит Люси шипение змеи.
Обе гонщицы не шевелились; возможно, они тайно переговаривались о чем-то друг с другом. Отставший пелетон нагонял; первой неслась уродливого вида бородавчатая лягушка с красным пятном на спине, вплотную за ней мчались еще две.
Лягушка с черепом вдруг прыгнула вперед на три дюйма, а ее хозяин подскочил от радости чуть не до небес. Люси оценивающе посмотрела сопернице вслед, подобралась, прыгнула на четыре дюйма, потом еще на три и… еще одним великолепным прыжком первой пересекла финишную черту.
Бригг приплясывал на месте и топал ногами от восторга. Со счастливым смехом он наклонился, выудил Люси из канавы и, держа перед собой в ладонях, ласково приговаривал:
– Ах ты моя красавица, ах ты моя умница!…
Краем глаза он видел, как ливерпулец пытается раздавить своего опального фаворита каблуком, однако «череп» вдруг задвигался гораздо проворнее, чем за все время гонок. Капрал сделал еще одну попытку и снова промахнулся, а его опальный любимец мячиком поскакал прочь.
Бригг забрал свои двести долларов, а потом отнес Люси подальше от склада, поцеловал во влажную гуттаперчевую головку и выпустил в лужицу под кустом.
На следующий день он написал рапорт с просьбой об отпуске.