Елизавета Афанасьевна Бецкая, еще не старая сорокатрехлетняя помещица Новгородского уезда Новгородской губернии, тяжко задумавшись, сидела у постели своего единственного сына, родной кровиночки, Петеньки.

"И зачем я так настаивала на его приезде! Вот приехал к матери, а теперь уже третьи сутки лежит в беспамятстве, весь горит, бредит. Вчера специально врача привезла из Новгорода. Посмотрел, послушал. Простуда, говорит, сильнейшая! Будто я сама не видела, что простуда. И малиновым вареньем с чаем поила, и горячим молоком, и песок речной горячий в мешочках к пяткам привязывала! Велел поить морсом клюквенным, обтирать уксусом и ждать кризиса. Петенька-то, искупался во Мсте во время поездки на Пегом до разработок глины и песка в деревеньке Луки, что поставляем на нашу фаянсовую фабрику. Ведь июнь, вода-то в реке холодная. Горный инженер! Все ему интересно. Лучше бы со мной посидел".

Тяжко вздохнув, Елизавета Афанасьевна в который раз протерла сына уксусом, укутала в ватное одеяло и всплакнула.

"В прошлом году Ивана Григорьевича, мужа любимого, похоронила. Неужели и Петеньку за ним следом? Что тогда делать, зачем жить. Пошлю-ка я Прохора в часовенку старинную в Луки, пусть еще свечек поставит за здравие Петеньки. Да побыстрее надо, вроде гроза собирается".

— Варька, позови Прошку!

Стуча сапогами в светелку зашел конюх Прохор – правая рука помещицы после смерти мужа.

— Чего, барыня, надоть-то?

— Прохор, седлай Пегого да поезжай в Луки. Поставь свечки за здравие Петеньки в часовенке. Да поторопись, слышь, гром гремит, гроза собирается. Опять дорога раскиснет, не проедешь. Свечки под иконами в горенке возьми. Семь штук.

— Как велишь, Елизавета Афанасьевна. Все сделаю!

После полуночи гроза разыгралась не на шутку. Дождя не было, но молнии так и сверкали в стороне Лук. Гром почти не смолкал.

Елизавета Афанасьевна, стоя на коленях перед иконой Божьей Матери, молилась за здравие сыночка своего Петеньки, постоянно испуганно вздрагивая от раскатов грома.

Наконец в два часа ночи пошел дождь. Ей почему-то вспомнилось, что в ночь накануне Ивана Купалы совершаются разные чудеса, и Елизавета Афанасьевна с новой силой вознесла свои молитвы Богу.

Под утро, усталая и разбитая, она вернулась в горенку к Петеньке, положила руку ему на лоб и почувствовала, что жар спал. Сын лежал, откинув одеяло. Рубашка, пододеяльник и простыни были мокрыми. Несколько раз перекрестившись, мать, с помощью Варьки, перестелила постель, сменила рубашку, переложила сына, укутала чистым одеялом, села напротив него в кресло. Еще немного – и ее сморил тревожный утренний сон.

Геннадий Алексеевич Соколов вышел на крыльцо своей дачи и, посмотрев на небо, раздираемое молниями, с радостью подумал: "Хорошо, что гроза ночью началась. Иначе весь праздник бы испортила!"

Вчера, 6 июля 2012 года, он отпраздновал свое 66-летие. В гости приехало все его большое семейство: старший сын Александр 43 лет со своей женой Леной и двумя детьми – Катей 11 лет и старшим внуком Сашей, которому 15 лет должно исполниться 7-го августа, и младший сын Алексей 38 лет с женой Настей, младшей дочерью Антониной 3-х лет, старшей дочерью Машей 7 лет, младшим сыном Федором 11-ти лет и старшим сыном Игнатом, которому 10 августа будет 15.

Старший сын, кончив Ленинградский лесотехнический институт, в просторечье "калабаху", работал главным инженером на большом многопрофильном деревообрабатывающем комбинате в Ленинградской области, принадлежащем финнам, и выпускающем многослойную влагостойкую фанеру, большой сортамент изделий из дерева: доски, брус, плинтус и т. п., а также оконные рамы, двери, внутриквартирные лестницы и много чего другого. Он прошел путь от технолога до главного инженера, хорошо разбирался в производстве и был на хорошем счету у хозяев комбината.

Его жена Лена работала на соседнем заводе, выпускающем спички, начальником химической лаборатории. Подчиненных у нее было всего два лаборанта, так что "практическую химию" освоила в совершенстве.

Младший сын Алексей закончил Первый медицинский институт в Санкт-Петербурге и работал хирургом в областной больнице города N-ска, недалеко от Санкт-Петербурга. Даже защитил кандидатскую диссертацию в НИИ уха, горла, носа. Еще будучи студентом, он крестился. Работая в больнице, часто ходил в церковь Покрова Богородицы, был замечен, сначала возведен в сан дьякона, а потом рукоположен в иереи. Заочно закончил Санкт-Петербургскую духовную академию и, одновременно с работой в больнице, служил вторым священником в той же церкви.

Его жена Настя закончила филологический факультет N-ского университета, владела английским и французским языками и работала в местной туристической фирме. Еще учась в университете, закончила норвежскую экономическую школу "Норманн скул", филиал которой был открыт в их университете по обмену, и получила диплом экономиста.

Сам Геннадий Алексеевич окончил Ленинградский политехнический институт по специальности "механик" и проработал сорок лет на одном из оборонных заводов, уйдя на пенсию три года назад с должности главного механика, в которой он находился более двадцати пяти последних лет.

Его супруга Надежда Михайловна, училась вместе с ним, только на экономическом факультете, и проработала на том же заводе заместителем главного бухгалтера почти тридцать пять лет. Сразу, как ей исполнилось 55 лет, ушла на пенсию, и, в основном, занималась домом, внучками и внуками.

Дача Геннадия Алексеевича располагалась на реке Мсте в тридцати километрах от N-ска.

Начал он ею заниматься еще в 1989 году, когда через своих знакомых, договорился в местном лесхозе, уже "дышащем на ладан", о выделении ему 16 соток лесхозовской земли. Потом купил в том же лесхозе сруб полностью "раскулаченной" кузницы, перевез его на участок и там установил, заменив нижние сгнившие бревна сруба. В этой "времянке" прожил почти десять лет, пока занимался строительством своей дачи.

В те годы, когда стало возможно частное строительство, очень многие начали строить дачи за городом, да не все смогли их закончить: у кого-то кончились деньги, кого-то застрелили в "лихие девяностые", кто-то потерял к строительству интерес. Геннадий Алексеевич преодолел все препятствия и теперь имел кирпичную дачу с железобетонными перекрытиями, 11 на 11 метров снаружи, с цокольным этажом высотой 2,5 метра, в котором были расположены его мастерская 3 на 6 метров с отдельным выходом наружу, прикрываемым утепленной железной дверью, и "спортзал" 10 на 6 метров с установленным там столом для настольного тенниса. Этот "спортзал" легко трансформировался в тир, оснащенный двумя пневматическими винтовками и воздушным пистолетом. Он был тем магнитом, которым дед заманивал к себе старших внуков.

На первом этаже дачи располагалась неотапливаемая "светелка" с входом из прихожей. Из прихожей шла дверь в "зимнюю" отапливаемую часть дачи с 8-метровой кухней, 25-метровой гостиной и 12-метровой спальней, между которыми располагалась большая дровяная печь. Со стороны гостиной к печи был пристроен камин. В части, выходящей на кухню, где у печи располагалась варочная поверхность, последняя была закрыта железными дверками и кирпичным сводом, что позволяло намного ускорить приготовление пищи и долго сохранять ее горячей. Сверху свода было удобно сушить грибы, ягоды и фрукты. Внизу печи располагалась большая духовка. В стенах печи, выходящих в спальную и гостиную, проходили многоярусные дымоходы, позволяющие хорошо прогревать эти помещения.

Из прихожей шли две лестницы: одна на цокольный этаж, вторая – наверх в мансарду.