быстро наклоняюсь, вынимая из ботинка нож, и вонзаю его ему в ногу. Он поражен: на несколько

секунд его тело застывает и падает на землю.

Вопли раздаются со всех сторон, это самое настоящее безумие: половина

зараженных без оглядки помчалась в лес, пока остальные судорожно бросились искать укрытие.

Отовсюду доносятся выстрелы, и я не могу даже различить, какие из них принадлежат нам, а

какие врагам. Я ныряю за огромный дуб и хватаюсь за него одной рукой, доставая из кобуры

пистолет, но происходящее дальше пугает меня сильнее чего-либо, что я пережила за сегодняшний

день.

Смотрю на только что исчезнувшую в дереве руку, сначала ее немного покалывает, и я

совсем перестаю ее чувствовать. Я одергиваю ее назад, тряся, чтобы убедиться, что она

действительно на месте. Мне необходимо вернуться на поле боя, но я только перевожу взгляд с

дерева на руку, желая проверить это снова. Боюсь, что в этот раз рука не вернется на место, я

исчезну в дереве или что-нибудь затащит меня внутрь. Не знаю. Мне было известно, что Древние

приходят из деревьев, но я всегда была уверена, что этот процесс гораздо сложнее, чем то, что со

мной только что произошло. Значит, если мы можем проникнуть в любое дерево и попасть через

него на Лог, тогда все в порядке. Я могу сказать всем дотронуться до дерева. Но это большой риск.

Я многого не знаю.

Я закрываю глаза, читаю небольшую молитву и отхожу от дерева, держа перед собой оба

пистолета. Происходящее там просто ужасно. К тому времени, как я выхожу из своего укрытия,

оперативники уже заполонили весь лес: они дерутся, стреляют — убивают. Не знаю, сколько нас

осталось, точно не много. Я начинаю с первой увиденной мной группы: двое оперативников

нацеливаются на пожилого мужчину, который не понимает, почему он остался. Я уже собираюсь

стрелять, когда человек подпрыгивает в воздух, видимо, инстинкт самосохранения пробудил в нем

его новые способности Древнего. В следующую секунду оперативники оказываются на земле и

тут же пытаются снова встать на ноги. Мужчина поднимает руку, показывая, что он не нуждается в

моей помощи. Я посылаю ему улыбку, вдруг выстрел попадает ему в голову — кровь

разбрызгивается на стоящих рядом с ним оперативников.

— Нет! — Кричу я, бросаясь к нему, чтобы подхватить, но оперативники уже стоят на

ногах, готовясь на меня напасть. В грудь ударяет злоба, и я, не думая, стреляю им обоим в головы.

Нет времени на душевные терзания, я чувствую, как к горлу подступает чувство вины, и если бы

прямо сейчас не бежало еще пять оперативников, то меня бы стошнило. Но вместо этого я бегу им

навстречу, готовясь сделать что угодно, осталось только остановить слезы. Я ощущаю, что

чувствуют остальные. Меня окружает половина мальчиков и половина девочек, все они из моего

тренировочного класса.

— Вы не должны этого делать, — убеждаю их я. — Я человек, как и вы. Не слушайте, что

они вам говорят. Прислушайтесь ко мне. Вы не обязаны сегодня умирать. Вы можете прямо сейчас

отправиться домой, и никто не узнает.

— Хватит, — останавливает меня мальчик с черными волосами и такими же глазами. — Ты

мне противна. И ты еще называешь себя человеком. Ты ошибка природы. Всем оставаться здесь.

Она моя.

Я качаю головой.

— Я тебя предупреждала.

В следующую секунду я уже набрасываюсь на него, выбивая из рук пистолет и нанося все

новые и новые удары. Я не хочу их убивать, они всего лишь дети. Может, я могу просто… Бах,

бах, бах!

Я всасываю воздух, когда замечаю справа от себя Ло. Как ему удалось выстрелить, я

никогда не узнаю, но мне точно известно, что его лицо в эту секунду будет до конца жизни

всплывать в моей памяти. Шок и вина. Он не убийца. К этому готовили меня и Гретхен, но не его.

— Ло, — Кричу я, подбегая к нему, потому что он выглядит так, будто в любую секунду

рухнет на землю.

Ло поворачивает голову, и слабость исчезает с его лица, а на ее место приходит

решительность.

— Я в порядке. Они приближаются. — он указывает на четырех оперативников.

— Я поняла. Найди Гретхен, — командую я, не сводя глаз с военных, заставляя себя

сосредоточиться не на том, кто они, а что они сделают, если я их не остановлю. Я накланяюсь и

достаю лазерный пистолет, взятый из папиного сейфа в нашем домашнем спортзале. Они

замечают его. Некоторые, возможно, даже узнают, мы работали с ним на первом занятии. Мальчик

и девочка замирают: помню, эти двое ужасно стреляют.

— Уходите, — советую им я, и они убегают, оставляя двух товарищей. Раньше я бы назвала

их трусами, но тогда я слишком много не знала и не понимала, например, что война — это нечто

намного большее, чем просто кураж. Важно не только следовать военным приказам, но и

понимать, что правильно, а что нет.

Когда остальные двое уже стоят всего в трех ярдах от меня, я предупреждаю их снова:

— Не надо этого делать.

Но первый уже достал пистолет, а вторая тянется к кобуре, и я стреляю, попадая обоим в

грудь. Их лица бледнеют, рты распахиваются от ужаса, а тела падают на усыпанную листьями

землю.

Я выдыхаю, еще не до конца поняв, что произошло. Оборачиваюсь, чтобы изучить

ситуацию, но вижу между деревьями на железной крыше концлагеря то, чего достаточно, чтобы я

с криком понеслась через лес. Пятеро зараженных и Гретхен стоят на коленях перед четырьмя

оперативниками, а в нескольких шагах от них военные связали Ло, пытающегося убедить их

остановиться. Они не убьют его, не могут, он их следующий президент. Я слышу выстрел —

первый инфицированный падает на металл, его кровь растекается по серебряной поверхности. Я

ускоряюсь, но кто-то меня останавливает.

— Шшш, — шепчет Сибил. — Надо подкрасться к ним сзади.

— Нет, — шепчу я в ответ. — У меня есть лазерное оружие. Я попаду в них с окраины леса.

— Ты можешь попасть в одного, но не во всех сразу.

Знаю, она права, но кто-нибудь может умереть, пока мы здесь разговариваем.

— Хорошо, что вы предлагаете?

Я смотрю ей за спину в лес, и мои глаза расширяются, когда из-за деревьев появляются два,

четыре, десять зараженных. Мы справились лучше, чем я думала, к тому же, некоторым удалось

сбежать, так что это того стоило.

Они подходят ближе, чтобы услышать Сибил.

— Ты будешь стоять на окраине леса, а мы разделимся и будем стоять по обе стороны от

них. Ари, выстрели в оперативника, держащего Ло, тогда они отвлекутся, а затем появимся мы, и

заключенные останутся без охраны.

Я уже собираюсь сказать ей, что надо распределить между собой оперативников, когда из

меня вырывается кашель. Я хватаюсь за грудь, пытаясь его остановить. О, нет.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает она.

— Да, все нормально.

Мне не хватает духу сказать ей, что у меня заканчивается действие сыворотки, и если мы не

начнем действовать, то я, возможно, вообще не смогу пошевелиться и сделать даже один

единственный выстрел. Я указываю на членов нашей группы, назначая каждому цель, и затем

киваю Сибил.

— Я пойду справа, ты — слева.

Мы разделяемся, легко шагая по опавшим листьям. Я иду направо, не сводя взгляд со спин

оперативников. Один из них начинает кричать на пленных, вынуждая их сдать того, кто проник на

базу. Он кричит снова и снова. Полагаю, они догадались, что это не мог сделать посторонний. Мои

глаза встречаются с Сибил, она кивает — я стреляю в оперативника, держащего Ло. Он падает

назад, и мы тут же выбегаем из леса, стреляют со всех сторон. Гретхен встает, достает из ботинка

раскладной нож и вонзает его в грудь стоящего напротив нее оперативника. Она подбегает к Ло,

отвязывает его от дерева, и они оба присоединяются к битве. Оперативников становится все