— Ты в порядке?

— Благодаря тебе уже намного лучше, — Я ей улыбаюсь, надеясь, что она знает, как много

для меня значит то, что прошлой ночью она не убежала без оглядки. Я думала, что ей будет

немного неловко находиться рядом с Джексоном, но она ведет себя более чем нормально. Я бы

сказала, что это из-за нашей дружбы, но в действительности, все дело в ее способностях

Оперативника. Она способна прятать эмоции лучше всех, кого я знаю. Я только надеюсь, что она

не скрывает свои чувства от меня. Уверена, я бы заметила. Кроме того, если бы она даже была

расстроена или напугана, она бы никогда не подвергла меня риску, рассказав кому-нибудь мой

секрет.

Следующий час проходит быстрее, чем первый. Мы переходим от пистолетов к ружьям, к

снайперским винтовкам и остальным типам оружия. К нам подходит Теренс, когда мы

принимаемся за последний стол.

— Остальные коробки содержат новое, экспериментальное оружие. Это секретная

информация. Если хоть кто-нибудь проболтается… что ж, вы можете представить, что случится.

Первая группа, — произносит он.

Мы подходим к столам и вынимаем серебряные ружья, похожие на винтовки, только они

меньше и определенно легче. Я взвешиваю в руках оружие, проверяя его на вес, и возвращаюсь на

свою позицию. Несмотря на легкость, это ружье должно быть мощным. Урок старика Ньютона я

усвоила уже давно — у каждого действия есть равносильное противодействие. Как бы сильно

оружие не выстрелило, я все равно почувствую отдачу, и я не хочу поставить себя в неловкое

положение, закричав или, еще хуже, упав назад.

Я жду, пока кто-нибудь выстрелит первым. Стреляет Джексон: на экране возникает пятно, а

затем вспышка. Комната застывает в тишине. Любой вид оружия быстро запускает снаряд, но это

что-то совершенно иное. Перед нами лазерное ружье, которому вообще не нужны патроны. Оно

стреляет с нереальной скоростью, в том, что оно создано для атаки Древних, нет никаких

сомнений.

Я ставлю ноги на ширину плеч и сгибаю колени. Палец обвивает курок и БАМ! Из-за

отдачи я делаю шаг назад, и со страхом смотрю на ружье. Мои руки трясутся от потрясения.

Остальные тоже чувствуют это и, точно так же как и я, не сводят глаз со своего оружия. Джексон

продолжает стрелять. Он выглядит решительным и раздраженным. Он поражает цели одну за

другой, затем резко опускает руку с ружьем. Он забрасывает оружие обратно в коробку и

возвращается обратно в строй. Теренс подходит к Джексону и что-то ему говорит, после чего

парень выходит из зала.

Я возвращаюсь на позицию и стреляю снова и снова, пока не попадаю во все цели. К тому

времени, как я заканчиваю, кончики пальцев кажутся наэлектризованными. После того, как я

возвращаю оружие на место, ко мне подходит Теренс.

— Прекрасная работа, Александр. Отец гордился бы тобой. Можешь возвращаться в школу.

Полагаю, то же самое он сказал и Джексону. Я выхожу из спортзала и вижу Джексона,

прислонившегося к стене.

— Ты знаешь, что они делают, не так ли? — спрашивает он.

— Да, — Отвечаю я.

Парламент знает, что Древние атакуют. Преждевременная подготовка может означать

только то, что они собираются быть готовы. В этом зале всем ребятам лет по семнадцать, прямо

как мне, и нас собираются отправить на войну. Солдаты. Вот кто мы.

— Я устала, — говорю я, прислоняясь к стене рядом с ним.

— У нас есть несколько часов до твоей тренировки с Сибил, — произносит Джексон. —

Хочешь прогулять занятия? Все равно осталось лишь два урока.

Уже через десять минут мы едем на электроне в сторону Торгового района, единственной

части Сидии, где товар можно купить сразу, вместо того, чтобы заказывать на дом. Это очень

старый и необычный район, и мои лучшие детские воспоминания связаны именно с этим местом.

Я, Гретхен и Ло постоянно гуляли по этому району, выпрашивая у продавцов конфеты, игрушки и

прочие радости жизни.

Джексон берет меня за руку, когда мы выходим из электрона, и я тут же расслабляюсь.

Благодаря нему, я чувствую себя сильной, чувствую, что я не просто дочка главнокомандующего

Александра. Жить в тени отца — не просто. Что бы я ни делала, я никогда не буду в этом

достаточно хороша. Меня никогда не будут рассматривать как отдельную от отца личность,

способную самостоятельно добиться успеха. Все, что я буду делать оставшуюся часть жизни —

это оценивать и сравнивать с тем, как бы это сделал мой отец.

Мы доходим до окраины района, и вдруг лицо Джексона бледнеет. Он заталкивает меня в

пекарню Декадент — мою любимую — прямо, когда президент Картье и ее окружение проходят

мимо нас. Джексон опирается о кирпичную стенку, постепенно сползая на землю.

— Ты в порядке?

— Да, почему нет?

— О, я не знаю. Только что прошла твоя мама. Она не сказала привет, не спросила, как

прошел твой день, и даже не посмотрела в твою сторону. Вполне нормально из-за этого

расстраиваться и переживать.

— Почему я должен переживать? — Он вскакивает на ноги. — Она от меня избавилась,

бросила. И как мне это понимать? То, что исходит от семьи Картье, определенно не называется

любовью.

Он ударяет стену, выбивая кирпич, затем поднимает его и швыряет в переулок.

— Эй. — Я тяну его за рукав так, что ему приходится посмотреть на меня. — Возможно,

она хотела бы тебя узнать. Возможно, ее заставили не видеться и не разговаривать с тобой.

Возможно, это не было ее решением. Ты не знаешь наверняка, бросила ли она тебя. Ты не знаешь

наверняка, что она тебя не любит.

— Как бы то ни было, это не важно. В любом случае, мне не позволено с ней видеться.

— Кто это сказал?

— Люди, которые управляют моей жизнью, вот кто, — говорит он, теребя волосы. — Давай

поговорим о чем-нибудь другом.

— У меня есть идея получше, — произношу я. — Давай пройдемся по магазинам и наберем

множество десертов и конфет. Хочешь?

Спустя несколько минут, мы уже идем по улице по направлению к парку, держа в руках

мороженое в вафельном рожке. Конечно, в нем нет ничего настоящего. Но хоть оно и полностью

синтетическое, по вкусу его ничем не отличить от настоящего. Я ела его несметное количество раз.

А все потому, что моя мама — сладкоежка. Джексон так быстро прогладывает свою порцию, что

мне остается только предположить, что до этого момента он ни разу не пробовал мороженое. Я

хочу его спросить, но понимаю, что будет не вежливо обратить внимание на то, что снова может

его огорчить. Ло определенно ел мороженное, как синтетическое, так и настоящее. У него есть

возможность попробовать все это и у него есть мама. Должно быть, для Джексона это тяжело,

признает он это или нет.

В парке растут деревья, настоящие деревья с оранжевыми, красными и желтыми листьями.

Люблю осень. Люблю, как мир меняет цвета, словно в сказке.

— Это ничто по сравнению с Лог. Ты должна ее увидеть.

— На что это похоже?

— Она полна жизни и красок круглый год. Думаю, тебе бы понравилось.

— Расскажи мне о ней.

Джексон вытягивается на скамейке, его лицо погружается мысли.

— Нас меньше, чем землян. У нас такая же система обучения, как и у вас, и даже такая же

рабочая система, только лоджиане могут выбирать свою будущую профессию. Нас не заставляют

так, как это делают здесь.

Я инстинктивно хочу с этим поспорить. Нас не принуждают. Наше рабочее место

определяют наши способности и запросы общества, но я знаю, что это не мои слова, а отца,

засевшие глубоко во мне. Я продолжаю молчать, желая узнать, действительно ли мы такие плохие,

какими нас видит Джексон, или же их вид обработал его так же, как наш обработал меня.

— Большинство, — продолжает Джексон, — занимается сельским хозяйством. В