— Тогда мы будем держать эту крепость, на стенах которой мы стоим, — ответил король, — и если даже земля и на самом деле расступится у нас под ногами и небо обрушится на нас, мы все равно не уйдем отсюда.

Король сказал. Но затем он повернулся к трибуну и спросил, что бы тот в этом случае посоветовал.

— Мне кажется, у нас особого выбора нет, — угрюмо ответил Руфин — Нас загнали в эту нору, хотим мы этого или нет, и теперь мы должны сделать все, что только можем сделать в нашем положении. Но раз уж ты спросил меня, король, то вот что я думаю. Во-первых, ты должен сейчас же отдать приказ перекрыть траншеями оба входа в лагерь, утыкав их триболами. Это не только замедлит атаку врага, но и удержит наших воинов от соблазна сделать вылазку.

Во-вторых, ты должен позаботиться, чтобы людей на стенах сменяли через определенное время и чтобы за каждый участок стены отвечало определенное подразделение. Так они не утратят боевого духа и разные отряды не будут мешать друг другу при смене дозорных.

В-третьих, если у нас будет хоть какая-то возможность, мы должны убедить врага в том, что до вечера нас атаковать не стоит. Это рекомендуется делать всегда, когда враг воодушевлен тем, что у него перевес в силах. Затем можешь показать им, как ты жаждешь битвы, поскольку ночь все равно положит сражению конец. Фронтин говорит, что именно такую стратагему применял Югурта против наших войск в Африке, и я не сомневаюсь, что то, что применяли враги Рима, вполне может сгодиться и римлянам против варваров.

Сверх этого я скажу только одно — полагайся на Божью помощь, не медли с приказами и не допускай ни малейшей проволочки в их исполнении, и с Божьей помощью мы победим.

Мэлгон был явно доволен словами трибуна.

— Тогда пусть будет Динайрт лагерем самого бодрого из воинств! — воскликнул он, пожав нам обоим руки, прежде чем повернуться и спуститься с башни.

Как только король покинул стены, орда ивисов издала громкий, страшный боевой клич. Так был он яростен, что в Динайрте не было ни единого копья в стойке, ни единого щита на шесте, ни единого меча на полке, который бы не упал со звоном наземь.

Тогда Кимри, бывшие в крепости, ответили таким же радостным воплем, и их оружие разом встало на места. Вопли двух враждебных воинств подхватили гоблины, духи и призраки, что жили в каждой ложбине и на каждом холме вокруг, им ответили возбужденным криком демоны воздуха в предвкушении кровавого ливня, который скоро пропитает всю землю вокруг крепости.

— Кто это там к нам едет? — спросил стоявший рядом со мной Руфин. Когда эхо криков унеслось к каменистым мысам Острова и затихло там, от войска дикарей отделился отряд всадников и подъехал к нашим воротам. Во главе отряда ехал пожилой воин, седобородый и мрачный с виду.

— Думаю, это Кинуриг, король ивисов, — ответил я.

— Тогда скажи ему, чтобы поостерегся подъезжать слишком близко, — шепнул мне Руфин. — Даже герольд не должен и мельком увидеть, как расположен наш гарнизон.

— Ближе не подъезжай! — крикнул я. — Объяви себя и скажи, чего тебе надо!

Пожилой всадник снял свой шлем с личиной, и я увидел, что это и в самом деле Кинуриг, жестокий владыка ивисов.

— Я Кинрик, сын Кердика, потомок Ведена и король гевиссов! — крикнул седобородый всадник. — И я пришел требовать заложников у Мэлгона, лживо именующего себя Драконом Бриттене! Думаю, тебе хватит ума прислушаться к моим словам, поскольку, как ты видишь, за моей спиной стоит величайшее войско, какое только было в мире. Все племена, что живут у Вест-сэ, прислали свои отряды, все народы, что живут между Фресландом и Меарк-вуду, выставили лес копий! Смотри — у меня заговоренный меч Хунлафинг, который Этла Завоеватель Мира дал Хенгисту в знак власти над Островом Бриттене! Каждый раз, как выходит он из ножен, он убивает и никогда не промахивается, и ни один не исцелился от нанесенной им раны! Откройте ворота и выдайте своего короля, прежде чем пробудится мой гнев!

Жаль, что тут не было Эльфина, который ответил бы за Кимри, — я знал, что такие слова взбесили бы его. Все же я слышал, как похвалялись на пиру молодые князья, и потому ответил так, как, думаю, ответил бы Эльфин (Руфин ни слова не понял в этой перебранке):

— Королям и князьям Придайна, что стоят в этой могучей крепости со своими войсками, твои угрозы как кукареканье петуха на навозной куче, — ответил я тем грубым голосом, который кто-то по злобе уподобил крику сойки — Ты подстрекаешь и оскорбляешь нас, поносишь непотребно, но это лишь распаляет наш гнев и злобу. Нищей шайке из-за моря, что стоит у тебя за спиной, Кинуриг, я скажу, что вскоре те, кто еще останется в живых, будут умолять, и просить, и льстить нам! Что же до тебя, наглый хвастун из дальних краев, то здесь есть король, который снимет с тебя голову и наступит на нее ногой!

Кинуриг устремил прямо на меня свой змеиный взгляд, но, прежде чем он успел раскрыть рот, огромный воин из его свиты крикнул громовым голосом:

— А, так это ты, одноглазый обманщик рода людского? Сдается мне, теперь ты сам угодил в ловушку, из которой ты не сможешь выбраться даже со всем своим коварством! Ты не знаешь меня? Думаю, еще не кончится день, как тебе представится случай. Я Беовулъф, сын Эггтеова, владыка гейтов, и мало кто может похвалиться тем, что вышел живым из моих объятий!

Воитель снял свой шлем с личиной и оскалился в усмешке, обнажив медвежьи клыки и взмахнув над головой огромным мечом.

— С этим добрым клинком Нэглингом выследил я злобную хищницу с болот и убил ее в ее же логове. И рукоять это го меча еще уткнется в твою грудину! Я не потомок Водена, как Кинрик, тень чьего меча Хунлафинга лежит на всей этой земле, но сдается мне, что, прежде чем солнце отправится отдыхать в океан, я стану Воденоубийцей! А еще отыщу я князя, что зовет себя Драконом Острова, и не девичьи объятия ждут его на этот раз! Славная битва грядет — мы будем стоять на телах убитых бриттов, на грудах убитых, насытивших собой мечи, восседать, как орлы на скалах. И велика будет наша слава, сгинем ли мы сегодня или завтра! Никто не переживает того дня, который предназначен для того, чтобы обрезать нить его вирда!

Этими словами закончил Беовульф свою боевую похвальбу, раздув грудь так, что его тяжелая кольчуга едва не лопнула, и злорадный хохот прокатился по рядам бесчисленного воинства дикарей, словно глубокий рев океана во время прилива.

— Ты поносишь меня за мой единственный глаз! — насмешливо крикнул я вниз, хотя и был весьма доволен тем, что меня и того храбреца, над кем я издевался, разделяли крутой вал и высокий частокол. — И все же я достаточно хорошо вижу, чтобы понять, что отважный болтун больше побеждает на словах, чем на деле. Как говорится, «за высокомерием обычно идет смерть». Я не воин, я бриттский бард, который говорит от имени великого короля Мэлгона Высокого, сына Кадваллона Ллаухира, правителя Гвинедда и вождя племен Кунедды. Мое ясеневое копье — вдохновение. И вот что я должен тебе сказать: думаю, после этого наши войска поговорят друг с другом оружием поострее языка — пока скалы стоят на берегу, пока текут реки, пока солнце поднимается по сверкающей дуге своего пути, пока меняется луна, пока земля прочно стоит на своих опорах, мы не уйдем отсюда!

Великан, называвший себя владыкой геатов, зарычал в бороду при этих словах, и, признаюсь, я очень надеялся, что мне не придется в этот день изведать его объятий. Казалось, он собирается ответить, но король Кинуриг взмахнул копьем над головой и сказал то, что было у него в мыслях:

— Море гневается, океан бушует. Вскоре волны в ярости набросятся на скалы, и тогда посмотрим, насколько крепко они стоят. Копьеносцы ангель-кинн и вы, отважные воины из-за Вест-сэ, посмотрите вверх — ворон, черный и мрачный, чертит круги! Оглянитесь — серый бродяга болот не прячет рун побоища! Высоко поднимите Белого Дракона, тууф наследников Этлы, Разорителя Мира! Идите за отважным пожирателем пчел, храбрым сыном Эггтеова, убийцей Гренделя и его родительницы, на стены и ворвитесь в крепость! Я же ныне хочу совершить блот, чтобы боги даровали нам обещанную победу. Но прежде я призываю Скрытого и посвящаю ему врага как кровавую жертву, чтобы топтал он их копытами своего восьминогого скакуна!