Голос Скоупса зазвучал мяте, и он еще некоторое время молчал.

— Пусть кто-нибудь скажет мне, если я не прав.

Его слова были встречены новым тягостным безмолвием.

— Проклятье! — рявкнул он. — Мы не просто так ввели жесткие правила безопасности на пятом уровне. Вы работаете с самым опасным на свете патогенным организмом. Весь мир зависит от того, что вы тут делаете. А вы чуть не совершили роковую ошибку.

— Мне очень жаль, — выпалил Вандервэгон. — Я действовал не подумав. В тот момент у меня была только одна мысль: а ведь это мог быть я.

— Филлсон! — резко позвал глава корпорации.

Смотритель подошел к экрану; он нервно сжимал и разжимал руки, отвислая нижняя губа была влажной.

— Ты не сумел как следует закрыть клетку и причинил тем самым громадный ущерб. Кроме того, ты не позаботился о том, чтобы у животных, находящихся в карантине, были подстрижены когти, хотя на этот счет имеется очень четкая инструкция. Разумеется, ты уволен. Далее, я дал указание нашим адвокатам подать на тебя гражданский иск. Если Брендон-Смит умрет, ее смерть будет на твоей совести. В общем, твое непростительное легкомыслие будет преследовать тебя в юридическом, материальном и моральном смысле до конца твоей жизни. Мистер Марр, позаботьтесь о том, чтобы Филлсона немедленно выпроводили с территории комплекса и доставили в Игл, откуда он будет сам добираться домой.

Майк Марр, ухмыляясь, отлепился от стены и направился к смотрителю.

— Мистер Скоупс… Брент… пожалуйста… — начал Филлсон, когда охранник грубо схватил его за руку и потащил к двери.

— Сюзанна?

Де Вака продолжала хранить молчание.

Директор «Джин-Дайн» покачал головой.

— Я не хочу вас увольнять, но, если вы не в состоянии увидеть, что совершили ошибку, мне придется. Это слишком опасно. На кону стояло больше одной жизни. Вы понимаете?

Сюзанна опустила голову.

— Да, я понимаю, — сказала она наконец.

Скоупс повернулся к Вандервэгону.

— Я знаю, что тобой и Сюзанной двигали самые лучшие человеческие чувства. Но вы должны быть более дисциплинированны, когда имеете дело с таким опасным вирусом, как этот. Помнишь слова: «Если же правый глаз оскорбляет тебя, вырви его». Ты не можешь позволить подобным эмоциям, пусть и вызванным самыми лучшими намерениями, победить здравый смысл. Вы ученые. Последствия данного инцидента, если они будут, скажутся на твоем бонусе при завершении контракта.

— Да, сэр, — сказал Вандервэгон.

— В вашем случае, Сюзанна, то же самое. Вы оба находитесь на испытательном сроке в течение следующих шести недель.

Она кивнула.

— Ги Карсон?

— Да, — ответил тот.

— Я не могу найти слов, чтобы выразить, как меня огорчило то, что твой эксперимент провалился.

Карсон промолчал.

— Но я доволен твоим поведением сегодня утром. Ты мог присоединиться к тем, кто попытался освободить Брендон-Смит, но не сделал этого. Ты сохранил здравый смысл и холодную голову.

Карсон продолжал молчать. Он поступил так, как считал правильным. Но злобное оскорбление де Ваки, когда она назвала его убийцей, сильно его задело. Каким-то образом то, что Скоупс похвалил его вот так, при всех, заставило его почувствовать себя неловко.

Владелец «Джин-Дайн» вздохнул и обратился ко всем собравшимся:

— Розалинда Брендон-Смит и Роджер Черны получают самую лучшую медицинскую помощь, какая только бывает, их костюмы снова герметизированы, и они отдыхают со всеми удобствами. Они должны оставаться в изоляторе девяносто шесть часов. Вы знаете правила и причины, по которым они установлены. Пятый уровень будет закрыт для всех, кроме охраны и медицинского персонала, до тех пор, пока не минует кризис. Есть вопросы?

Все молчали.

— А если анализы на Х-грипп будут положительными? — начал кто-то.

На лице Скоупса промелькнуло страдание.

— Я не хочу рассматривать такую возможность, — сказал он, и экран потемнел вслед за коротким хлопком статического электричества.

— Поспи немного, Ги. Ты здесь больше ничего не можешь сделать.

Сингер, измученный, с ввалившимися глазами, сидел в одном из кресел на колесиках на станции технического контроля, не сводя глаз с ряда черно-белых видеоэкранов. За последние тридцать шесть часов Карсон возвращался сюда несколько раз, смотрел на изображения на экранах, словно рассчитывал, что одной силы его желания хватит, чтобы двух человек освободили из изолятора. Сейчас он взял свой ноутбук, неохотно попрощался с директором и вышел из приглушенного голубого света станции в пустой коридор административного здания. Спать он не мог и не стал протестовать, когда ноги сами принесли его в одну из лабораторий, расположенных за внутренним периметром на поверхности земли.

Он сел за длинный стол в пустом кабинете и принялся снова и снова размышлять о своем неудавшемся эксперименте. Ему недавно сказали, что сбежавший шимпанзе оказался инфицирован Х-гриппом. Карсон постоянно думал о том, что, если бы он добился успеха, все было бы иначе. И что хуже того, добродушные, отеческие письма Скоупса перестали приходить. Он всех подвел.

И все же прививка должна была сработать. Он не мог найти ни малейшей ошибки в своих действиях. А предварительные тесты показали, что вирус изменялся именно так, как хотел Карсон.

Он включил компьютер и начал перечислять возможные варианты:

В конечном итоге все сводилось к одному и тому же: снова провести проклятый опыт. Но он знал, что получит те же результаты, потому что он не мог внести никаких изменений в процедуру. Карсон устало вывел на экран записи Барта и начал просматривать разделы, посвященные составлению генетической карты вируса. Работа была сделана превосходно, и Карсон не видел, где Барт мог совершить ошибку, но считал, что стоит проверить еще раз. Возможно, ему удастся создать с нуля новую карту всей вирусной плазмиды,^[37] хотя он понимал, что этот процесс займет по меньшей мере два месяца. Он подумал о том, чтобы провести еще шестьдесят дней в гриппозном отсеке. И о Брендон-Смит, которая в этот самый момент находилась где-то в изоляторе, в самых глубинах лаборатории. Вновь увидел кровь на оцарапанном боку, выражение недоверия и ужаса, появившееся у нее на лице. Он вспомнил, как стоял и смотрел, а охранники уводили ее.

Он работал перед большим венецианским окном с видом на пустыню. Только это и служило ему утешением. Время от времени он смотрел на улицу, наблюдая за тем, как солнце сияет золотом на желтом песке.

— Ги… — услышал он у себя за спиной голос.

Де Вака.

Он повернулся и обнаружил, что она стоит в дверях, в джинсах и футболке, через руку перекинут лабораторный халат.

— Помощь нужна? — спросила она.

— Нет, — ответил он.

— Послушай, — начала она, — извини меня за то, что я сказала в гриппозном отсеке.

Он молча отвернулся. Разговоры с этой женщиной всегда заканчивались плохо.

Он услышал шорох — она подошла ближе.

— Я хочу извиниться, — настаивала она.

Ученый вздохнул.

— Извинения приняты.

— Не верю, — сказала она. — Ты все равно сердишься.

Ги повернулся к ней.

— Дело не в словах, произнесенных в гриппозном отсеке. Ты придираешься ко всему, что я говорю.