(Мр. VIII, 34, 35)

И, подозвав народ вместе с учениками своими, сказал им: тот, кто хочет по мне идти, пусть откажется от самого себя, возьмет крест свой и следует за мной.

Потому что кто хочет свою земную жизнь спасти, тот погубит истинную жизнь, а кто если и погубит земную жизнь из-за меня и истинного блага, тот спасет ее.

(Мр. XII, 18)

И подошли к нему саддукеи; они говорили ему, напротив, что не быть пробуждению жизни, и стали спрашивать его.

Слово воскресение никак не может быть оставлено так, как оно у нас значит: оживление после смерти: по-гречески же оно не значит этого, и не значит этого потому, как понимают это слово саддукеи, и по тому определению, какое дает ему Иисус.

(Мр. XII, 19-24, Лк. XX, 34-36; Мф. XXII, 33; Лк. XX 39, 40)

Они сказали: учитель! Моисей сказал, что если кто умрет и не оставит по себе детей, то пусть брат возьмет за себя жену умершего, чтобы восстановить потомство своему брату.

Было у нас семь братьев. Первый женился — умер и не имел потомства и оставил жену брату.

Так же и второй, и третий, и так до седьмого брата.

После всех умерла жена.

Чья же из семерых она будет жена в восстановлении жизни, когда восстанут к жизни? Все имели ее.

И на ответ сказал им Иисус: путаете. Не понимаете писания и силы Бога.

Люди этой жизни женятся и замуж выходят;

те же, которые сделаются достойными той жизни и восстановления к жизни от смерти, не женятся и замуж не выходят, потому что они и умирать уже не могут, потому что они делаются волей Божией, делаются сынами Бога и сынами восстановления.

И народ удивлялся его учению.

И многие из ученых сказали: учитель, твоя правда.

И не смели более спрашивать его.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Что бы ни разумели саддукеи под восстановлением, которое переводят воскресением и переводят неправильно, так как во многих других местах и здесь άνάστασις значит поднять потомство; что бы они ни разумели, Иисус ясно и точно говорит, что он разумеет того, кто не может уже и умереть.

Жизнь в духе есть единое пробуждение жизни, про которое говорит Иисус. Саддукеи знают и понимают это, но они хотят показать ему противоречивость его учения. Опираясь на букву закона Моисея и на слова Моисея о браке, по смыслу которых он не мог не допускать брак вдовцов, они говорят Иисусу, что воскресение бессмысленно, потому что нельзя представить себе жизни всех воскресших. Они говорят по мысли то же самое, что сказал бы теперешний материалист на учение о воскресении. Частицы материи не могут возвратиться во все тела, потому что одни и те же частицы составляли тела многих. На это возражение материализма, на этот-то самый материалистический довод Иисус отвечает тем, что объясняет, что он разумеет под восстановлением жизни.

Восстановление жизни состоит в том, что жизнь людей сливается с волей Божией, человек становится волей Бога, и потому нельзя говорить о брачных отношениях воли Бога. Для человека духа, воскресшего так, как понимает воскресение Иисус, не может быть вопроса о брачных отношениях. И, объясняя понятие о восстановлении жизни, он говорит:

(Мф. XXII, 31)

О мертвых же, что они пробуждаются, разве не читали слово Бога к вам? Он сказал:

У Матфея сказано о восстановлении мертвых, у Марка и Луки то же понятие о воскресении выражено словом пробуждение от сна, тем самым словом, которым выражено много раз у Иоанна понятие перерождения духом. Обыкновенно место это понимается так, что Иисус спорит о каком-то понятии воскресения, существовавшем у фарисеев. Не входя в исторические исследования, доказывающие то, что такого понятия не было, самая речь, как в начале беседы, так и в этом месте, показывает, что беседа ведется об учении Христа о восстановлении из мертвых, а вовсе не о каком-то нам неизвестном учении фарисеев. И в этом месте Иисус разъясняет свое учение с помощью писания.

(Мф. XXII, 32; Лк.ХХ, 38)

Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова. Бог не есть Бог мертвых, а Бог живых.

Потому что ему все живы.

Место это, одно из самых значительных по ясности изложения и по единству мысли со всем учением, изложенным в Евангелии Иоанна, пропадает совершенно по грубому пониманию его церковью. Коренная ошибка в том, что предполагается, будто фарисеи верили в воскресение, а саддукеи не верили, и будто вся речь идет о разъяснении этого различия воззрения фарисеев и саддукеев.

Как ни привык к нелепости церковных толкований, всякий раз нельзя вновь не ужасаться над проявлениями этого непонимания. Все место толкуется по отношению к разногласию фарисеев и саддукеев. А что такое фарисеи и саддукеи — никто не знает. В Деян. Ап. есть место (XXIII, 7, 8): Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось. Ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа; а фарисеи признают и то и другое.

И на этом месте, которое вовсе не значит того, что вера в бессмертие составляла особенность фарисейского учения, а означает только то, что фарисеи (какие-то) тогда, так же как и Павел, поверили в воскресение, на этом стихе основывается толкование такое, что речь Иисуса идет не об учении жизни, а что Иисус вдруг становится защитником фарисейского учения. И ясное, глубокое место, несомненно отрицающее и уничтожение в смерти и будущую жизнь, понимается как учение о будущей жизни и об ангелах.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Опять как и на подвох фарисеев и иродиан о подати, на который бы нельзя ничего больше ответить, как да или нет, так и на соблазн саддукеев Иисус отвечает прямо на вопрос и высказывает все свое учение. И мало того, что высказывает все свое учение, — высказывает его, не осуждая никого, обращает вопрос против спрашивающих; они сами видят, что виноваты и достигли совсем противного — того, чего они не хотели. Фарисеи с Иродом думали: ему не вывернуться. Осудит царей и власть, он виноват и перед царями и перед своим учением, осуждая; одобрит покорность власти и — разрушит свое учение. Но он отвечает, не хитря, прямо все, что думает: о том, чтобы отдавать гривну или не отдавать кому-нибудь, я никогда ничего не говорил, как и не хотел судить вас в спорах о наследстве. Вопросы земные решают по земному, но вопрос Божий, это тот, про который один я учу: Божие никому не отдавай, кроме Бога, следовательно и царю, если требование его против Бога. И вопрос обратился против них.

Саддукеи подтрунивают над воскресением и доказывают ему, что воскресение из мертвых — глупость. Он говорит им, что значит восстановление от смерти. Восстановление от смерти есть жизнь в Боге. Для жизни в Боге ничего не значат браки, и понимать восстановление жизни, как пробуждение мертвых не надо; а надо понимать его, как пробуждение жизни истинной в жизни плотской и соединение ее с Богом. Для Бога нет времени, и потому, соединяясь с Богом, человек уходит от времени, следовательно от смерти. Если умерший Авраам соединился с Богом то он и остался с Богом. И если есть Бог, — то есть и Авраам. И если Иисус, как он сказал в беседе Ин. Х, соединился с Богом, то он мог сказать, что прежде, чем был Авраам, он есть. Это — положительная сторона учения, выраженная в этом месте; но есть еще и другая сторона, отрицательная — разрушение соблазна, закваски саддукейской; она тоже выражена в этом месте, и ее опускают, а она-то и уничтожает все те заблуждения, которые основаны на ложно понятом учении Иисуса.

Саддукеи представляют себе возобновление жизни, которое проповедует Иисус, как продолжение во плоти, во времени и пространстве той самой плотской жизни, которую мы знаем.

Это — то самое представление о будущей жизни, которое составилось во всех церковных мистических учениях, и это-то представление есть та самая закваска саддукейская, против которой предостерегал Иисус. Он твердо и ясно отвергает это учение. На учении Христа, после этого места, уже нельзя основывать учение о будущей жизни в теле. Можно верить в такое учение, но нельзя связывать его с учением Иисуса. Во всех учительных местах Иисус, определяя то, что он разумеет под жизнью истинной, говорит о жизни, не зависящей ни от времени, ни от пространства; но здесь он ясно и прямо говорит о том, что нельзя и не должно понимать его учение, как учение о жизни во времени и пространстве. Вопрос саддукеев выражает только в грубой форме то самое, что говорят мистики и церковь, описывая будущую жизнь в царстве небесном.