Я был рад, когда Меганекрополь скрылся из виду, и мы приблизились к чистому Муахваи. Но тогда ко мне подошел капитан Бовену. Его волосы белели во мраке, но он балансировал с легкостью, усвоенной им в юности, проведенной на стеньгах кораблей. Боюсь, что нам придется высадить тебя раньше, чем планировалось. Из-за этого встречного ветра моторы жрут энергию, а заправиться можно только в С’Антоне.

То есть на севере, в Саннакрусе. Но мы не могли допустить, чтобы Главный босс дознался о нашем присутствии, поскольку предмет моих поисков находился в той стране, которую он называл своей. Мейканская империя лежала в безопасном отдалении, а ее Доны были настроены дружелюбно.

Нельзя дать аккумуляторам корабля садиться. У меня мелькает мятежное сожаление, что я не на машине или реактивном самолете. Но нет, я прекрасно понимаю, что их слишком мало, они слишком дороги, а хуже всего то, что они расходуют уйму горючего и на их производство идет масса металла; они должны быть лишь у армии. Я только рассказываю, какая у меня мелькнула мысль, потому что это поможет тебе сочувственно отнестись к моим жертвам и лишениям.

— Понятно, Реви Бовену. Можно мне посмотреть на карту?

— Конечно, Тома Накамуха. — Сев рядом со мной, он разложил карту у нас на коленях и указал, где мы находимся. — Если ты пойдешь на ист-норд-вест, то достигнешь города Надежды до обеда. Разумеется, твой путь не может быть особенно точным, поскольку у тебя нет ни компаса, ни хронометра. Но ты не отклонишься от курса настолько, чтобы не заметить ветряки, когда они покажутся на горизонте.

Он не сказал, что случится, если он не прав, или я собьюсь с курса. Канюки, а не чайки будут объедать мои кости, а эти птицы летают уж больно далеко от нашего моря.

Но мысль об этих ветряных мельницах и о том, что они могут значить, наполняла меня гневом. Потом, вы же знаете, что Вильяму Гамильтону был моим другом с детства. Мы вместе лазали за кокосовыми орехами, ныряли с маской и аквалангом между кораллами нежных цветов, взбирались на Мауна Лоа, чтобы заглянуть ей в глотку, ходили под парусами на торговом тримаране, который провез нас вокруг всего славного земного шара, а вернувшись на Авайи, пили ром и занимались с тобой и Лили любовью под луной, освещавшей наш остров. И Вильяму раньше меня отправился, чтобы ради всех нас узнать, что скрывается в поселении, которое именует себя Надеждой. Он не вернулся. И мне кажется, уже не вернется.

Поэтому я и вызвался добровольцем, даже бросал жребий, чтобы мне досталось это задание. У Службы были и другие на это место, некоторые из них, возможно, лучше подготовленные, чем я. Но у нас всегда так не хватает рабочей силы, что мне пришлось недолго упрашивать. Когда они там у себя, в Веллантоа, наконец увидят, как нам недостает людей, в то время, как наша работа поважнее любой другой?

Я собрал инструменты, поднялся и повесил стропу на входной люк. Корабль резко накренился. Перекрестные течения рвали нас на куски, как стая хищных рыб — останки кита. Но я этого почти не замечал, в последний раз оглядывая себя.

Могу себя описать: я высокий для мейканца, каковым себя считаю, причем это отнюдь не невозможно, вы и сами бы заметили эту шутку генетики, наградившей половину моих предков носом, как у иннийца, и кожей цвета меди. Язык и манеры: когда я был моряком, то мне часто приходилось бывать в мейканских портах, а поступив на службу, я имел возможность заходить в глубь материка вместе с аборигенами. Кроме того, пустыня, которую редко кто пересекает, образует преграду, отделяющую их от Калифорни. Мои спаньоль и поведение должны сойти. Теперь одежда: рубашка, брюки, форменная куртка, платок вокруг шеи, сомбреро, башмаки — все изношенное и грязное. При себе: свернутая постель, котелок, тощий пакет сухого пайка, кинжал, ножны, висящие сзади на случай, если придется использовать мачете для работы или обороны. Я очень надеялся, что для последнего оно мне не пригодится. Мы учимся пользоваться оружием, кроме того, проходим самые эффективные приемы дзюдо и карате — на тренировках; тем не менее, мысль о том, чтобы вонзить оружие в тело человека, заставляет мои кишки связаться в узел.

Но что же сталось с Вильяму?

Может быть, ничего. Возможно, Надежда была совершенно ни при чем. Мы не могли вызвать вооруженные силы, предварительно не удостоверившись. Даже по Закону Жизни, по нашей конвенции с Главным боссом Саннакрусе даже Маврайская Федерация не может вторгнуться на чужие территории, не вызвав кризиса. Не говоря уже об убитых и раненых, ресурсах и энергии. Мы должны убедиться, что расходы будут оправданы — и вот я блуждаю, рассказывая об этом дочке политика, которая провела столько же времени в Нв’Зеланнии, сколько и на Авайях. Я слишком погрузился в свои мысли, пребывая в ожидании.

— Выравняться! — нараспев дал команду Таупо со своего сиденья впереди меня. Корабль с усилием добивался более ровного киля. Очевидно, альтиметр показал, что мы находимся на расстоянии каната от земли.

Реви, стоявший рядом со мной, стиснул мое плечо.

— Да хранит тебя Танароа, Тома, — пробормотал он в шуме ветра. Он перекрестил меня. — Лезус Харисти да защитит тебя от зла.

Вайроа, рассмеявшись, крикнул:

— И не надо защищать его от акулозубого Нана, его в этих дюнах не сыскать. — Он не может обойтись без шутки. Но он смотрел на меня так, словно хотел похлопать по плечу.

Открыв люк, мы выбросили канат, утяжеленный грузом. Когда лебедка перестала крутиться, я окинул корабль прощальным взглядом. Мне долго не видеть веселых батиков и тапа, если я вообще когда-нибудь их увижу. Если Надежда окажется безобидной, мне придется добираться самостоятельно, на мулах, с караванами, от стоянки к стоянке в Сандаго, где находятся наши агенты. Неудобно было бы представиться маврайским шпионом и попросить разрешения воспользоваться передатчиком, чтобы вызвать воздушный транспорт. Это заставит другие народы подозрительно относиться к находящимся среди них иностранцам. (Ты понимаешь, Елена, что это письмо предназначается только тебе.)

— Прощай, — хором сказали мужчины, и, спускаясь по канату, я услышал, как они тянули песню мне на счастье.

Ветер унес ее от меня. Спуск был рискованный, канат у меня в руках извивался как угорь, а мне вовсе не хотелось содрать кожу на ладонях. Но в конце концов я ощутил под ногами землю. Я потянул канат, подавая сигнал, и посмотрел вверх.

С минуту вытянутый силуэт маячил у меня над головой, Штормовое облако рокотало шумом пропеллеров. Затем веревку забрали, и дирижабль стал подниматься. Он скрылся на удивление быстро.

Я огляделся. Пустыни никогда мне не нравились. Но эта была особенная: природная, а не сделанная человеком. Здесь не было угасания жизни, связанного с тем, что ушла вода, истощился плодородный слой, почвы засолились. Этому месту досталось все необходимое геологическое время на то, чтобы превратиться в пустыню.

Такой чистой ночи мне никогда не доводилось видеть, звезды занимали больше места, чем кристальной черноты пространства между ними, а Млечный путь лился потоком. В небесном свете земля лежала бледная, на ней искрились сизым серебром рассеянные там и сям кусты полыни и чернели причудливые силуэты деревьев Джошуа. Я видел холмы в синеве горизонта. Холодный ветер забирался под мои потрепанные одежки, пронизывая до костей, правда, здесь, внизу, он не вопил, а шептал и цеплялся ко всему, что ему попадалось на пути. Издали доносилось завывание койотов. При движении песчаная почва у меня под ногами со скрипом слегка уходила в глубину, она была по-своему живая — как вода.

Такой прозрачной ночи мне никогда не приходилось видеть.

На этой обширной, испещренной буграми и грядами земле, заря вставала как бы притененной. Увидев вдалеке стаю диких снежных баранов, я восхитился могучим величием их рогов. Канюка, занявшая свой пост в сапфировых высотах, была не ужаснее, чем наши обыкновенные чайки, и не менее красивой. Зеленые заросли, выделявшиеся темным пятном на фоне красных и ржаво-коричневых склонов скал, должно быть, состояли из пиньона или можжевельника.