Остальные, кто узнает — пусть катятся к черту. У нее был талант окатывать холодом тех, кто ей не нравился.

А у Скипа-то есть в голове что-то большее, чем двухдневное развлечение, до того как они приступят к работе? Она ему нравилась, он восхищался ее умом, он хотел написать ее портрет…

— Тебе жарко, Ивон? Не хочешь пересесть на теневую сторону? Ты вся покраснела.

От висков и до груди. Нет, мне удобно… обнаженной?

Ну и пусть развлечение. Кому от этого будет плохо? После они смогут решить… Но если они решат расстаться и покончить со своими отношениями тогда, какую боль это принесет, и как долго она продлится?.. А если они пробудут вместе какое-то время, и наконец, он почувствует тягу к странствиям, поцелует ее на прощание и уйдет, насвистывая ту же или какую-либо другую мелодию, как он делал, пока рисовал ее, останется ли она травмированной на всю оставшуюся жизнь, ища опору в лекарствах, и стоит ли это того?

Разве не могу я быть тоже переменчивой? Неужели я всю жизнь должна работать, даже в радости?

Или неужели я не смогу заставить его захотеть остаться, если это станет моим самым заветным желанием?

Поезд доскользил до остановки.

— Уотс Тауерс, — сказал Скип. — Мы на месте.

Они взяли свой багаж и вышли на мерцающий свет. Позади них был публичный парк, ощетинившийся милыми необычными зонтиками павильонов. Их там было, должно быть, двадцать, но ни одного одинакового. Группа веселящейся молодежи была занята друг другом.

Перед ними пальмы выстроились в ряд по главной улице. Она была пешеходной и предназначена для прогулок с детьми в колясках, «тротуары» же — для велосипедистов. Здания, все одно- или двухэтажные, были окружены садами. Стены и зачастую конические крыши сверкали красками. Была дикая путаница в том, для чего они предназначены — жилые дома, некоторые из которых в помещениях, выходящих на улицу, располагали частный бизнес — среди которого были магазинчики, офисы, небольшие производства, рестораны, бары, театры, церковь, мечеть и так далее и тому подобное. Люди прогуливались, смеялись и болтали, сидели на крыльце и пощипывали струны гитар, покупали с тележки разносчика хрустящие кукурузные палочки, стояли перед входами своих магазинчиков и выкрикивали о чудесах, которые они продавали. Дашики, тарбуши и лапласцы встречались не менее редко, чем в ожившей «Национальной Географии», однако у них у всех был новомодный стиль — летящая газовая накидка, покрывающая тело, как крылья бабочки, и Ивон предположила, что скоро весь Западный мир скопирует это.

Теплый воздух с запахом цветов высушил ее плохое настроение. Она захлопала в ладоши:

— Очаровательно!

— Стереотипный Афровилль, — сказал Скип. — Управляется самыми чокнутыми представителями двуногих. Заметь, я не опустил эту часть города. Здесь ты можешь найти уникальные вещицы, особенно ручной работы, и по более честной цене, чем те, которые ты получаешь из доставочного трубопровода. И, кроме того, мы можем тут побродить до ленча.

Ивон беспокоилась, что ее могут узнать, но уверения Скипа звучали убедительно.

— He-а. Сенсация давно изжила себя. Твоего портрета не было на экранах вот уже две или три недели. У девяносто девяти процентов населения — дырявая память, вот почему косвенные доказательства всегда лучше, чем очная ставка. Если только кто-нибудь не разыскивает тебя специально, или же мы случайно наткнемся на того, кто знает тебя лично, а остальные не обратят внимания. Ведь ты была на «Длинной Змее» под вымышленным именем, не так ли?

Она получила удовольствие от прогулки по магазинам и не устояла перед соблазном купить пояс из змеиной кожи. А в Музее Черной Истории добавился морской раздел с тех пор, как она побывала там в последний раз; посмотреть бы викингам эти стоящие рядом модели каноэ бронзового века из Дании и средневековый океанский корабль из Ганы. Ленч откладывался на более позднее время.

Они перекусили в другом районе, преимущественно жилом. Они были единственными белыми. Ресторан был крошечный в зарешеченном дворике, окруженном зарослями бугенвилля, с шуршащим бамбуком, с журчащим фонтаном, который лился из поднятого хобота каменного слона. Молодой человек сидел, скрестив ноги, и производил невероятно фальшивые рулады на своем тамтаме.

— Делу — время, потехе — час, — сказал Скип. — Вот что он хочет выразить.

Красивая официантка не удивила Ивон. В Афровилле всегда обслуживали люди. Но тогда Скип привстал и закричал:

— Эй, привет, Кларис! Помнишь меня?

— Эй, Скип, мальчик! — Они обнялись. И почему-то у Ивон создалось впечатление, что хотя они оба были совсем не против, они никогда не были любовниками.

Может быть, я так думаю, потому что прочла, что в Афровилле больший процент пар, которые женаты официально, и в среднем браки длятся дольше, чем в Орто и у любых других западных народов. Или же мне просто хочется так думать.

— Я думал, что ты еще в Австралии, Кларис.

— Была там. Но ты отсутствовал гораздо дольше, чем думаешь. Хочешь, обменяемся впечатлениями?

— Конечно. — Скип представил их друг другу, слегка поморщившись, представляя «Иоланду Коэн». Ивон вспомнила, как он заметил: «Как правило, бродяги не лгут друг другу. Я лучше вовсе не скажу ничего своему товарищу, ведь то, что я говорю, он принимает на слово». Пока готовилась еда и после того, как Кларис принесла ее, она присела к ним, выпила кофе и присоединилась к их разговору.

Ивон почти что пожалела, что была слишком занята тем, что отдавала должное еде, которая была превосходна, особенно брюссельская капуста с ветчиной. Кроме всего прочего, подумала она, я слишком задумчива. Кларис не была женщиной, которая подходила бы Скипу; ее корни крепко держали ее в Афровилле. Но она путешествовала и не только в удобном первом классе — на старой кляче, велосипеде, мотоцикле, автомобиле, грузовике, автобусом, поездом, лесосплавом, когда ей удавалось, на лошадях, верблюдах, а один раз даже на зебре — с Юкона до Шикотана, из Копенгагена в Кейптаун. Ее австралийское турне проходило с полулюбительской театральной труппой, которая больше играла в провинции, чем в городах. Между увеселительными поездками она работала тут и изучала химию в университете.

— Намеревалась устроиться на работу на опреснительном заводе, — она засмеялась. — Оказалось, что они предпочитают нанимать тех, кто не берет подобных отпусков, как я. Не важно. У нас в городе все время развивается промышленность. А может быть, пойду на преподавательскую работу.

В ее отсутствие Скип сказал задумчиво:

— Здесь формируется будущее, или я ошибаюсь. Мы не берем курс на век скоростей и стали. Он уже позади. Но все равно, мы используем его потенциал. Древние египтяне научились-таки трюкам, которые и сейчас не мешает знать, но мы же больше не строим пирамид, правда?

Ивон подумала об опасениях Алмейды, но отбросила от себя эту мысль, встала и сказала:

— Она вселила в меня надежду, что ты прав. Извини меня за некоторую неловкость. Где тут комната для дам?

В дамской комнате автомат предлагал средства «Перед месячными», двадцать пять — за один новый доллар. Ивон заколебалась. Потом: А почему бы и нет? Меня это не скомпрометирует, ему совершенно необязательно знать, что у меня они есть, они просто дадут мне право выбора. Ее монетка со звоном проскочила в щель. Она затолкала упаковку в кошелек на поясе и умылась, чтобы охладить лицо.

Кларис предложила новичкам закончить день в близлежащем парке аттракционов. Что они и сделали. Ивон была немного расстроена голографическими «живыми картинами» в пластиковом балаганчике с надписью «Мир наших дедов», меньше — изображениями хиппи, демонстрантов, маршей мира, мятежников, полицейских в полном боевом вооружении и деканов колледжей, профессоров, читающих лекции, орущих ораторов и всего остального в этом разделе, чем смешками и гоготом большинства пришедших сюда подростков.

Молодость жестока. Неужели и Скип?