- К чему вы-то вмешиваетесь? Не ваше вовсе это дело, - обрезала она его.

- Я вам сказал за Ивана Владимировича, как член общества.

- Что же у председателя своего голоса что ли нет? - расхохотался Вывих, приехавший вместе со Щепетович. - Это прелестно.

- Я с господином Городовым согласен! - поспешил заявить Величковский.

- А какое вы имеете право, - наступал на него Вывих, - требовать от актрисы того, к чему она не обязана. Я видел контракт Ларисы Алексеевны. Она должна играть только три раза в неделю, а вы в четвертый требуете - это незаконно. Я завтра же напишу, какие у вас распоряжения, - требуете того, на что не имеете никакого права. Вы бы прочли контракт-то.

- Merci, merci m-r Вывих, что вы за меня вступились, а то меня здесь притесняют и ролей хороших не дают. Только и играй все без щелчка.

- Так ведь я не виноват, Лариса Алексеевна, что вы публике не нравитесь! - рассеянно ответил Иван Владимирович.

- Что? Вы вздумали еще меня оскорблять? - напустилась на него Щепетович. - Вот вас Вывих продернет за это в газетах. Продернет.

- И продерну… - подтвердил Марк Иванович.

К ним подошли вновь прибывшие Петров-Курский и Бабочкин.

Увидав первого, Вывих быстро отошел.

- Здравствуйте, господа, я заехал узнать, будет у нас завтра репетиция или же не состоится, как и нынешняя. Потрудитесь мне сказать, Иван Владимирович, я тороплюсь в гости, - первый заговорил Курский.

- Я, право, еще и сам не знаю, какая завтра пьеса пойдет. Вы не уезжайте - нужны здесь.

- Какое мне дело, что я нужен. Я не нанимался торчать у вас целый день в театре.

- Поедем, брат, нас там ждут, там поросенок заливной на закуску приготовлен, - торопил его Бабочкин.

- Да погодите, господа, надо еще нам решить, какую пьесу поставить, - удерживал их Иван Владимирович.

- Что нам решать, нам какое дело? Я вам говорил - составьте комитет. Тогда мы сами и будем решать, а вы не хотели. Теперь сами и возитесь, - отвечал Сергей Сергеевич.

- Вот вздумалось еще - комитет! Поедем лучше! - ужаснулся Михаил Васильевич.

- Что же я сделаю, если Лариса Алексеевна играть не хочет, погодите уезжать, - умолял Величковский.

- Этакая неурядица. Как распоряжаются! - воскликнул Курский.

- Так я что ли виноват? Всегда меня винят, - жалобно протестовал Иван Владимирович.

- Чтобы вас не винили, составьте комитет. Дело пойдет лучше. Курский правду говорит. Они хотят этого и дайте им… - посоветовал Городов.

- Право уж, и не знаю! - снова развел руками Величковский. - Здравствуйте, Анфиса Львовна, - обратился он к только что приехавшей Дудкиной, здоровавшейся во всеми. - Скоро ли приедет Надежда Александровна? Надо сказать ей, что на завтра пьеса не состоится - надо переменить.

- Как переменить? - вспылила Дудкина. - А я для нее платье сшила. Зачем же меня в расходы ввели? Я играть не буду, пока не обновлю платья. А Надежда Александровна не совсем здорова и едва ли сегодня приедет.

- Так что же это, господа! - воскликнул в отчаянии Величковский. - Тот "не хочу", другой "не хочу". Я не знаю, что мне и делать.

- Кто же виноват, если вы распоряжаться не умеете. То и делать, что мы хотим. Составьте комитет, и все пойдет как по маслу, - заявил Сергей Сергеевич.

- К чему нововведения? Зачем еще? - проворчал Бабочкин.

- Конечно, комитет нужно непременно, - поддержал Курского Городов.

- Вот комитет - это другое дело. Мы все будем довольны! - решила Щепетович.

- Ах ты Господи! Ну, делайте, как хотите, лишь бы дело шло, - махнул рукой Иван Владимирович.

- Так комитет… Комитет… Отлично! - раздались возгласы.

- Моими распоряжениями не довольны, теперь распоряжайтесь сами, только порешите, Бога ради, на чем-нибудь. Я не знаю, какую пьесу ставить! - сквозь слезы проговорил Величковский.

Решено было спектакль на завтра отменить и вечером созвать комитет.

Все разъехались довольные.

На другой день, к восьми часам вечера в одну из зал "общества поощрения искусств" собрались все актеры и актрисы и открывали первое заседание комитета, в руки которого, как нам известно, Величковский передал свою власть.

Не было только Крюковской.

- Ну, слава Богу, дождались наконец-то. Сами гораздо лучше справимся, - начал Петров-Курский. - Садитесь, господа!

Все уселись за стол, покрытый зеленым сукном.

- Мы такую пьесу поставим, что прелесть! Вот что я думаю: поставим мы первый раз "Расточителя", - продолжал он.

- Сбору не даст! - отрезал Бабочкин.

- Конечно, два с полтиной будет. Вы лучше поставьте "Каширскую старину", - вмешалась Щепетович.

- В самом деле, поставьте, я отлично Марьицу сыграю! - вставила Дудкина.

- Это моя роль. Какая же вы Марьица? - накинулась на нее Лариса Алексеевна.

- Вы хотите все роли только себе забрать! - огрызнулась Анфиса Львовна.

- Неправда, не потому, но вы для драмы устарели.

- Как я устарела? Я, по крайней мере, опытная актриса, а вам только кокоток играть. Разве вы на что-нибудь другое годитесь?

- Что? - вскочила с места Щепетович. - Да что же это такое, господа? Меня оскорбляют, а вы молчите, - обратилась она ко всем.

- Перестаньте, барыни! - вступился Бабочкин и даже встал. - Садитесь, Лариса Алексеевна. Ну, садитесь же!

Она села.

Бабочкин тоже сел.

- Я вас помирю. Не надо совсем "Каширскую старину". Другое что-нибудь выберем. Не ссорьтесь только. По моему мнению, "Гамлета" надо поставить.

- Ты только все для себя хлопочешь, чтобы тебе поорать где было! - усмехнулся Курский.

- Я, брат, артист старой школы, люблю пьесы, где не только поиграть, а создать роль надо, а вы, нынешние, - не артисты, а ремесленники, - возразил ему Михаил Васильевич.

- Гамлет, конечно, и сбор даст. Я Офелию буду играть - согласилась Щепетович.

- Ну, а я играть в этой пьесе не буду, - вскочил Сергей Сергеевич.

- Так ведь тогда некому играть будет, так как и вчера у дяди, - наивно заметила оторопевшая Marie. - Как же быть? Вы, господа, пожалуйста, сладьтесь между собой.

- Ставьте для меня "Расточителя", - уселся снова Курский, - тогда я стану играть, а иначе брошу вас и уеду в провинцию. Вот и все тут. Посмотрим, как вы без меня обойдетесь.

- Нельзя же все только для вас одного ставить, а нам вам подыгрывать. Мы тоже не будем, - отвечала ему Лариса Алексеевна.

- И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, - вскочила Анфиса Львовна, затем села повернувшись спиной к столу.

- Вы, Анфиса Львовна, играйте или не играйте - это как угодно, а задом к столу и ко всем садиться невежливо, - басом заметил ей Бабочкин.

- Как вы смеете мне делать замечания! Вы невежа! Я всегда умела себя держать и в большом мужском обществе, и все меня находили деликатной и великолепной. А вы меня учить - не оборачиваясь, сказала Дудкина.

- Да как же, когда вы нам спину показываете. Разве это вежливо?

- А что вы мне прикажете, лицом к вам перевертываться? - повернулась она на стуле. - Скажите, какие претензии!

- Лицом, не лицом, но все же. Так как же, господа, с пьесой? Надо что-нибудь ставить. Вот разве подождать Надежду Александровну - она приедет, так ее спросим.

- Почему это мы должны спрашиваться у госпожи Крюковской, - обиделась Лариса Алексеевна. - Скажите, пожалуйста, какое начальство. Я желаю сама решать.

- Да она мне сказала, что если мы составим комитет, то она ходить не будет, а тем более вмешиваться в дела. Говорит, что это одна кукольная комедия, - выпалила Дудкина.

- Как вы смеете позволять себе передавать нам, - сцепилась с ней снова Лариса Алексеевна, - что госпожа Крюковская нас куклами считает. Это дерзость.

- Ничуть не дерзость, - заметил Бабочкин, - потому что по-старому лучше было.