- Может, объяснишь мне, капитан? - потрясая кулаками и брызгая слюной орал благим матом толстяк - почему ты оставил противнику важный опорный пункт? Ключ к обороне на всем участке. Кто разрешил отступить? Как это прикажешь понимать, а? Да я тебя под трибунал...

   Комбат, старательно изображая из себя неподвижную и бессловесную статую, только молча играл желваками, сверху вниз поглядывая на вконец взбешенного "кожаного", да время от времени косился на командира полка.

   До Карасева, наконец, стало доходить о чем собственно идет речь. Полуразрушенная трехэтажка, не то с магазином, не то с каким-то ателье на первом этаже, цоколем выходила на площадь, образуя некоторое подобие бастиона, прекрасно прикрывающего все подходы к этой самой площади.

   Здание немцы захватили еще позавчера, и никакой вины Журавлева и его подчиненных в этом не было. Оборону там держали бойцы другого батальона. Небольшой гарнизон дрался до последнего, никто из защитников живым оттуда не вышел. Самое интересное, что комполка прекрасно все это знает. Знает, но молчит, зараза. Очевидно, решил, что встревать, себе дороже. Видно как на его худой, осунувшейся физиономии выступили бисеринки пота, кривятся и подрагивают губы. Боится.

   Особая "прелесть" ситуации заключалась в том, что тыльная сторона злополучного дома находилась как раз напротив позиции Карасевской второй роты, и именно оттуда их периодически обстреливал немецкий пулеметчик. От нехорошего предчувствия у Андрея противно заныло "под ложечкой".

   Между тем, распекавший комбата начальник соизволил обратить внимание на новое действующее лицо.

   - Кто такой?

   - Командир второй роты, младший лейтенант Карасев.

   - Значит так - смерив хмурым взглядом вытянувшегося по стойке "смирно" Андрея слегка утихомирился толстяк - сегодня, крайний срок завтра, опорный пункт вернуть. Иначе расстреляю к чертовой матери. Ты меня понял, комбат?

   Объявив приговор "кожаный" резко развернулся и вышел, оставив подчиненных на пару размышлять над своей нелегкой долей.

   Некоторое время Журавлев молча, задумчиво дымил самокруткой, наконец, повернулся к продолжавшему стоять у двери Карасеву.

   - В общем, ты все понял, ротный. Да ты присядь.

   - Товарищ капитан - Андрей осторожно опустился на сетчатую железную кровать, единственный предмет мебели на батальонном КП - Это, что же, в полный рост на пулеметы? Да у меня в роте двадцать шесть бойцов, включая меня и санинструктора. Мы даже дойти не успеем, все там и останемся. И кому от этого легче будет?

   - И что ты предлагаешь младшой? - зло ощерился командир батальона - наплевать на приказ? А потом самим к стенке встать, чтобы расстрельной команде удобней целиться было? Я тебе даже людей не могу дать, нету у меня людей. Так что товарищ младший лейтенант, как хочешь, хоть в лепешку расшибись, а приказ выполни.

   - Разрешите выполнять - поднялся Андрей.

   - Иди - не оборачиваясь, бросил Журавлев - да, подожди. Там под кроватью ящик гранат. Все забирай. Это все, что могу.

   Обратно "домой" Карасев возвращался в гордом одиночестве и крайне отвратительном настроении, зато с целым ящиком трофейных "колотушек" на плече. Простреливаемый вражеским снайпером участок обогнул по хорошей дуге, через позиции первой роты. Немного задержался на КП командовавшего ею старшего лейтенанта Ибрагимова. Гостеприимный горец встретил приятеля со всем возможным при его нынешнем положении радушием, угостил пустым кипятком и запеченной в углях сладкой, подмороженной картофелиной. Сочувственно поцокав языком выслушал жалобы на злодейку - судьбу, и бестолковость начальства, но ничего путного присоветовать не смог. Пообещал огневую поддержку всеми оставшимися стволами в случае необходимости и все. В очередной раз Карасеву приходилось рассчитывать только на собственные силы.

   В общем, в родное расположение он вернулся злой как черт и уставший как собака.

   В крохотную, не простреливаемую прихожую одной из квартир второго этажа собрались, командиры взводов, из которых едва ли можно было теперь набрать полноценные отделения, старшие пулеметных расчетов и снайпер.

   Карасев окинул взглядом небритые, перепачканные грязью и копотью физиономии товарищей. Шестеро, те - кто пережил бой на высоте за Доном, уцелел огненном аду Сталинграда. Из взвода бойцов 10-й дивизии НКВД в июле месяце прибывшего для охраны переправы в Большенабатовке, помимо него самого в строю осталось двое: получивший звание младшего сержанта Матафонов и назначенный штатным снайпером - Васильев.

   Сама Сталинградская дивизия НКВД, оказавшаяся единственной организованной силой, в конце лета 42-го года вставшей на пути рвущихся к Волге фашистов практически перестала существовать. Ее полки, погибая, выполнили свой долг, страшной ценой, затормозив стремительное движение 6-й армии и дав советскому командованию возможность сосредоточить силы необходимые для обороны города. Остатки ее бойцов и командиров растворились среди защищающих город стрелковых частей. Вот так и Андрей с горсткой его товарищей уцелевших в июле на перепаханном свинцом и сталью клочке Донской степи влились в отступающий батальон старшего лейтенанта Журавлева. Временно. Но, как гласит солдатская мудрость: "человек предполагает, а командир располагает". Нет у нас ничего более постоянного, чем временное.

   Водоворот событий, закрутивший сержанта Карасева в июле 42-го, так и нес, не давая остановиться. А потом, помотал, пожевал, да и выплюнул его на Сталинградские улицы уже младшим лейтенантом. Как ни странно, несмотря на творящуюся вокруг катавасию командование не забыло заслуг Журавлева и его бойцов. Сам комбат получил капитана, Ибрагимов - старшего лейтенанта, ну а Андрею, по кубарю в каждую петлицу, вместо треугольников. Не дело, мол, сержантам ротами командовать.

   Пришло представление и на командира третьей роты Петренко, вот только не дождался он повышения, сложил голову в одном из боев на подступах к Волге. Батальон же вошел в состав 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Вот так нежданно-негаданно и в гвардию попали.

   С тех пор в роте личный состав менялся быстрее, чем командир успевал с ним познакомиться. Вроде прислали пополнение, смотришь, на следующий день из десятков, единицы остаются. Три дня назад прислали шестьдесят человек, два полнокровных взвода, с командирами. Младшие лейтенанты, молодые пацаны, только после училища, друг на друга похожие как близнецы братья. А теперь, нет тех лейтенантов, и бойцов из того пополнения едва ли трое выжило. Так, что по здешним меркам двадцать шесть человек в роте, это совсем неплохо. У соседей в 118-м полку, 37-й гвардейской стрелковой дивизии, за один только день 11 ноября и вовсе из двухсот штыков, в строю шестеро осталось.

   - Вот так-то, братцы, хочешь, не хочешь, приказ выполнять надо - подытожил Карасев, закончив с доведением новой вводной до личного состава.

   Некоторое время, бойцы лишь молча переглядывались. Наступившую тишину нарушил худощавый, седоусый Вешин - командир второго взвода.

   - Вот оно значится, как смертушку принимать будем.

   - Погоди Василич помирать - перебил товарища Матафонов - командир, чего делать то будем?

   - Приказ выполнять - коротко бросил Андрей, и досадуя на излишнюю резкость, пояснил - а вот как выполнять, над этим думать будем. Много думать. Геройски погибнуть дело не хитрое. Он невесело усмехнулся: "Тихо. Чапай, думать будет". Легко сказать, а вот как на самом деле выкрутится из создавшейся ситуации. И приказ выполнить, и бойцов не положить. Некоторое время занятый своими мыслями невидяще смотрел на лохматящуюся остатками обоев стену перед собой. Взгляд рассеяно скользнул по ящику с гранатами под ногами, немецкую каску в углу. Скользнул, зацепился. А что, это идея. Рискованно, конечно, но все-таки, это шанс.

   - Дима.

   - Да командир - встрепенулся, задремавший было сержант.