- Понятно - нахмурился командир батальона - значит так, товарищи командиры, если нам удастся продержаться до вечера, можно будет считать, что батальон свою задачу выполнил. По темноте попробуем оторваться от немцев и отойти к переправе, ну а пока задача одна, держаться. Все поняли? Давайте к бойцам, не ровен час опять полезут. Да комбат, ты задержись ненадолго.

   Выбравшись из штабного окопа, Андрей некоторое время шел, молча, придавленный навалившимся грузом ответственности, переваривая свой внезапный карьерный взлет. Затем, словно опомнившись, обернулся к шагающему следом Матафонову.

   - Дима, наших много осталось?

   - Нет, командир. Целые только я, Кирилюк, Поповских и Ежов. Еще раненых пятеро. Пехотный комбат приказал их к переправе увозить. Вот - ефрейтор протянул планшетку взводного - все, что от лейтенанта осталось. Прямое попадание мины. Самого в клочья, а она вот целехонькая, только ремень как ножом срезало.

   Карасев взял планшетку, рукавом стер серую пыль с новенькой, даже не поцарапанной коричневой кожи. Внутри кроме топокарты лежало несколько листов чистой бумаги, цветные карандаши, тоненькая пачка писем и три фотографии. На одной из них был изображен Золотухин. Лихо заломленная фуражка, эмалевые кубари в петлицах новенькой гимнастерки, нарочито серьезное лицо, строго сдвинутые брови, эдакий суровый вояка, только бесшабашные мальчишеские глаза ломали старательно культивируемый образ. С другого снимка, в объектив фотоаппарата смотрело целое семейство, немолодая, но все еще красивая и статная женщина, высокий пышноусый мужчина в костюме и двое пареньков подростков лет четырнадцати-пятнадцати. В том, что слева без труда угадывался сам лейтенант, только лет на семь моложе. На третьем снимке мило улыбалась красавица блондинка. Ее лицо показалось знакомым. Кажется какая-то актриса довоенного советского кино. Вот только фамилию никак не мог вспомнить не то Светлова, не то Серова.

   Андрей отправил Матафонова, разыскать и привести уцелевших бойцов своего взвода, аккуратно сложил письма и фотографии обратно в командирскую сумку и в нерешительности застыл. Где именно находится его новое подразделение, он просто забыл уточнить. Возвращаться обратно на НП и переспрашивать, значит выставить себя в самом идиотском виде перед новым начальством. Хорош ротный, получил назначение и даже не удосужился уточнить куда именно. Плюнув с досады, развернулся и зашагал туда, где в прошлый раз видел пулеметчиков, уж они-то наверняка знают.

   - Эй, сержант - раздался за спиной знакомый голос с акцентом.

   Карасев обернулся перед ним стоял Ибрагимов.

   - Трофеем обзавелся? - кавказец указал на планшетку, которую Андрей держал в руках.

   - Это взводного. Убили его.

   - Понятно. Извини, плохо подумал - сдержано кивнул головой командир первой роты и протянул руку - Исмаил.

   - Андрей - он ответил на неожиданно крепкое рукопожатие.

   - Ты к своей роте? Пойдем. Нам по пути. Это на правом фланге.

   Казавшиеся пустыми окопы постепенно стали оживать, заполняться бойцами. И хотя тела погибших никто и не думал убирать, и то и дело, попадаясь на глаза, они слишком живо напоминали о еще недавно орудовавшей здесь смерти, те которым на сей раз удалось избежать встречи с ней привычно и буднично продолжали делать свое дело. Одни деловито возился с оружием. Другие углубляли и расширяли разрушенные траншеи, Третьи и вовсе неторопливо перекусывали, мусоля твердый как деревяшка, кусок солдатского сухаря или споро орудуя ложками, опустошая одну на двоих, а то и троих консервную банку. Наиболее шустрые, уже успели сползать за бруствер и пошарить в ранцах убитых фашистов. И теперь, счастливчики, разжившиеся трофейными полевыми рационами, устраивали себе и своим приятелям настоящий пир, ловя на себе завистливые взгляды менее удачливых. На разбитых позициях противотанкистов расположился импровизированный лазарет. Несколько бойцов, в основном нестроевиков или легкораненых под руководством женщины санинструктора прилаживали импровизированные носилки и волокуши к уцелевшим артиллерийским лошадям и грузили на них своих более "тяжелых" товарищей. Таких оказалось не меньше трех десятков. Кто-то метался в бреду, оглашая воздух криками, возможно, еще продолжая сражаться. Другие лишь тихо стонали или вовсе сидели или лежали молча, глядя перед собой отрешенным взглядом. Те, кто, несмотря на раны, еще мог держать в руках оружие, чувствовал в себе силы драться оставались на оставшейся неприступной высотке, а остальным предстояло отправиться в Большенабатовский и переправившись через Дон эвакуироваться в тыл.

   - Зиночка - окликнул медика Ибрагимов - уходишь от нас да?

   - Журавлев приказал раненых в тыл доставить - женщина обернулась, убрала тыльной стороной руки спадающую на глаза челку - мы только туда и сразу обратно вернемся.

   - Сержант, подойди - раненый возле которого суетилась сейчас санинструктор, оказался подполковник Лоскутов. Туго перемотанное бинтом худое тело тяжело, неровно вздрагивало при каждом судорожном вздохе.

   - Счастливчик ты как я посмотрю - интендант скривился в жутком подобии улыбки, закашлялся и на белом полотне стягивающей грудь повязки ярче проступили алые пятна - далеко пойдешь. Если сегодняшний день переживешь, конечно. А я вот отвоевался.

   - Товарищ полковник вам нельзя разговаривать - бросилась к раненому медичка. Теперь она показалась Карасеву намного моложе. Скорее всего, ей не было и тридцати, возможно и вовсе была его одногодком. Окопная грязь и усталость старили ее лицо лет на двадцать.

   Лоскутов лишь устало махнул рукой и опустился на импровизированную волокушу.

   Так и не сообразив, что ответить Андрей потихоньку отошел в сторону, разыскивая среди эвакуируемых своих бойцов. Он лишь успел сказать им несколько ободряющих слов, и отойдя встал рядом с Ибрагимовым, провожая взглядом небольшой караван.

   - Плохо - бросив взгляд на безоблачную высоту неба, негромко, так, чтобы слышал только лейтенант, заметил Карасев - если самолеты налетят, дойти до переправы они просто не успеют. Перестреляют как цыплят в голой степи.

   - Если не уйдут и высотку не удержим, все равно погибнут - также негромко заметил Исмаил - А если даже и удержим, с ними оторваться нам труднее будет. Так хоть немножко шанс есть.

   Некоторое время командиры смотрели, как тонкая цепочка людей и груженых носилками животных уходит за гребень холма, затем, пожелав друг другу удачи, разошлись по своим подразделениям.

   Как и говорил Ибрагимов, вторая рота занимала окопы на правом фланге позиции. Андрей, конечно, ожидал, что численность бойцов вверенного ему подразделения будет, мягко говоря, далека от штатной, но действительность превзошла самые худшие его ожидания, ввергнув в уныние свежеиспеченного ротного. Нет, он конечно предполагал что все будет плохо, но чтобы все было настолько плохо... . Оборону на рубеже протяженностью никак не меньше восьмисот метров держало тридцать шесть красноармейцев, да и из тех почти треть щеголяла свежими, и не очень, бинтами. Из средств усиления имелся лишь один чудом уцелевший расчет бронебойщиков и пара ручных пулеметов. На фоне всего этого "богатства", приведенные Матафоновым, трое НКВДшников Карасевского взвода и пара "дядек" постарше очевидно из тех, что накануне прибыли в Большенабатовку вместе с подполковником Лоскутовым, оказались солидным подкреплением. Все, больше рассчитывать было не на что.

   Хотя как выяснилось позже, Андрей недооценил заботливость своего нового начальства. Он уже успел, обойдя траншеи, перезнакомится с вверенным личным составом, и начать располагаться в узком окопчике ротного НП, как прибежавший посыльный передал приказ немедленно явится пред светлы очи старшего лейтенанта. Недовольно чертыхнувшись и помянув недобрым словом командирское непостоянство, вынуждающее его натаптывать лишние километры, Карасев взвалил контроль за личным составом и обстановкой на неширокие плечи Матафонова, а сам направился обратно на батальонный КП, где его искать он теперь знал совершенно точно. Благо противник пока вел себя довольно тихо, толи зализывал раны, толи готовил новые пакости.